Мы жили в детском городе, но вдруг оказались заключёнными в лагеря. Хотя этого не могло произойти в мгновенно ока. Они массово похищали детей прямо из наших домов, когда об этом стало известно никто не захотел покидать свои убежища.

Солнце садилось.

Я помню, как однажды, уже после того, как начались похищения, долго не ложился спать, потому что хотел посмотреть на похитителей. В ту самую ночь Жопа-гоблины пришли за нами.

Два провонявших скунсом Жопа-гоблина трахали нас в задницы по очереди и кончали на лица при этом они велели не реветь. Они посадили нас в вагон, забитый оттраханными детьми.

В темноте я кричал.

- Кто вы?! Зачем вы трахнули меня в задницу!

- Это Жопа-гоблины, - Ответил кто-то, - Они живут в месте под названием Освенцим и любят трахать в задницы мертвых детей...

Когда поезд прибыл в Освенцим и его двери распахнулись мы с Отто вышли наружу. Солнце уже стояло высоко, зеленоватые солнечные лучи коснулись нашей кожи. Но от этого стало только холоднее. Повалил снег.

В Освенциме есть одно не гласное правило. Никогда не разговаривать о Детляндии. На сколько я знаю никто не запрещал нам это, но мы предпочитаем молчать, это помогает нам справится с ужасом. Ужас затуманивает память, но иногда что-то всё же поднимается из глубин темноты.

Я лижу на вершине холма, положив щёку на ладонь мёртвой девочки и смотрю в её мертвые глаза и спрашиваю её, что они хотят с нами сделать? Я раньше задавался этим вопросом, но теперь я знаю ответ.

Я прикасаюсь к губам девочки они застыли в обнадёживающей улыбки. В Детляндии дети всегда умирали с улыбкой на губах. Я сажусь и стряхиваю с себя гниль. Наверное, я мог бы сбежать, лучшего шанса у меня наверняка уже не будет. Я могу сделать в шоколадных пирожных подкоп и выбраться из Освенцима.

Если мне не удастся сбежать сейчас, то я в месте с Отто снова окажусь под скальпелем. Мой брат, который до недавнего времени всегда был рядом и Френни, наши с ней разговоры значили для меня очень много.

Когда со мной не разговаривал никто даже Отто, только эти двое поддерживали во мне волю к жизни. Если я брошу их здесь, я потеряю часть себя. Я бы этого никогда не сделал, но все же я должен.

Квак! Квак! Квак!

Со всех сторон холм окружили туалетные жабы. Они скакали на верх.

Я развернулся в поисках спуска с холма, но они преградили все тропинки, они прыгают все ближе и ближе вытягивая свои фекальные языки, приглашая меня на смертельную вечеринку на своем жабьем наречие.

Жабы превращаются в единую жидкую массу. Теперь вершина холма уже не кажется такой высокой я хватаюсь за мошонку и велосипед и думаю: А так ли больно умирать? Я имею в виду сам процесс.

Когда жабы достигают вершины холма я испытываю жгучую боль в мошонки. Под их громогласное кваканья внутри меня растёт велосипед, повторяя все действия в обратном направлении я держу его руками пока мешочек из плоти не лопается. Скрепя зубами от боли я сажусь на велосипед и как сумасшедший жму на педали. Я направляюсь к петлям, потому что они мне кажутся единственной возможностью выйти отсюда живым.

Мы с жабами вот, вот столкнёмся в лоб, лоб я тяну за руль и переднее колесо приподымается над землёй, чтобы не упасть я наклоняюсь и опускаю голову. Языки туалетных жаб пролетают у меня над головой из-за выброса адреналина я не понимаю, как одолел оставшуюся часть обратной дороги.

Глава 13

Когда я выхожу из подземного лабиринта дверь ведущая на велосипедную фабрику ещё заперта. Я поворачиваю ручку свастику и толкаю дверь. Уверен, что она не подастся, но прежде, чем я успеваю повернутся, за моей спиной раздается гудок Жопа-гоблина: Tуууу!!!

- Что ты здесь делаешь пидорас?

- Ничего.

- Ничего говоришь, пидорас? - Гоблин ковыляет ко мне стряхивая со своего члена сперму в виде свастики.

- Меня направили работать на велосипедную фабрику.

Гоблин показывает за дверь за моей спиной и гудит ещё раз: Туууу!!!

- Пиздежь! Пиздёжь! Пиздёжь! В твоём направление сказано, что ты пришел через эту дверь.

Я отрицательно мотаю головой. На столе возле поста надзирателя лежит пистолет. Гоблин его не видит, и как я его не заметил раньше? Пистолеты здесь редкость. Я чуть не забыл о их существовании.

- Ты эксперимент 999? - Спрашивает Жопа-гоблин.

Я киваю и делаю шаг к столу. Кладу руки на стол, пытаюсь это сделать более непринуждённо насколько позволяют это мне мои нервы. Жопа-гоблин кричит не двигаться, я хватаю пистолет и стреляю

Бах!

Мимо.

Стреляю ещё.

Бах!

Мимо.

Закрываю глаза и продолжаю стрелять бах, бах, бах пистолет щелкает. Жопа-гоблин, стоящий в двух метров от меня, переходит в режим СС я прячусь к двери поднимая руки и растопыриваю когти будто бы если гоблин увидит, что я супер-мутант он сохранит мне жизнь.

Он бьёт меня по лбу членом, я увариваюсь, он замахивается ещё раз, я уклоняюсь весело влево, но его когти цепляют мою грудную клетку. Я сворачиваюсь в комок и прижимаю голову к коленям он бьёт меня ногой по лицу. Я сворачиваюсь ещё сильней. Дверь в игрушечный сектор распахивается заходит Белый Ангел.

- Что здесь происходит? - Спрашивает он.

- Заключённый зашёл в запретный отсек, - Говорит Сучий Смерто-убиватель и снова пинает меня.

Белый Ангел летит через всю комнату и бьёт гоблина в челюсть. На пол сыплются зубы, он толкает гоблина на пол и тот падает на колени.

- Не смей вмешиваться в мои эксперименты! - Говорит Белый Ангел, - Это последние предупреждение!

Сучий Смерто-убиватель отпускает голову.

- Пойдем, калека, - Произносит Белый Ангел. Он хватает меня за локти, поднимает на ноги и говорит: - Тебе ждёт наука.

Глава 14

- Ты знаешь почему я оставил тебя в живых? - Спрашивает Белый Ангел.

Я прикован к стулу и смотрю на бледное лицо гоблина, который двоится у меня в глазах. На стенах висят кривые зеркала искажающее наши отражения в зеркале на потолке отражается свастика, нарисованная на полу. Зеркало искажает её, превращая в причудливые формы звезды.

- Ты помнишь времена, когда Освенцимом правил Адольф?

- Он исчез вскоре после того, как мы, то есть я здесь оказался.

- Что ты помнишь о его правлении?

- В Освенциме есть правило, дети должны слушать, но их самих не должно быть слышно. Я не привык отвечать на вопросы.

- Отвечай. Дети умирают здесь, как и раньше. Я же в свою очередь хочу зделать Освенцим самым счастливым местом на земле.

- Тогда перестаньте нас убивать и не заставляйте нас работать!

- Ты больше не будишь работать номер 999. Вот почему я распорядился чтобы на фабрике не кого не было когда ты придешь туда. Я хотел посмотреть, что ты станешь делать и куда ты пойдешь. Большинство Жопа-гоблинов хотят твоей смерти, они баяца тебе ребенок. Им страшно наблюдать за тем, как ты становишься одним из них, при этом не теряя прелести детства.

- Одним из них. Но я не Жопа-гоблин.

Белый Ангел не замечает или делает вид что не заметил учитывая, что близнецы чаще проявляют выдающиеся физические способности.

- Я хотел лишь получить доказательства того, что ты представляешь ценность в качестве тестового объекта.

- Я не монстр!

- Пока ещё нет. А вот твой брат оказался в совершенно в ином положение от части благодаря твоему поведению. Надзиратель настоял, что кто-то из вас должен быть наказан за непослушание. Возмездия во имя науки и есть величайшее возмездия. В этом вопросе мы с Адольфом имели разногласия. Я уверен, что он был, бы рад узнать, что я наказал твоего брата в место тебе виновника. Если бы, конечно, Адольф был с нами. Но, к сожалению, его идеи всегда шли задом на перед. - Белый Ангел маниакально смеётся, - Привести паука гоблина!

Дверь на против нас отворяется, два Жопа-гоблина затаскивают в комнату отвратительное существо, закованное в цепи под висячим замком.