- Жабы! Жабы! Жабы! Жабы! Жаб! - скандируют они и пьют, пьют, пьют, пьют.

Позавтракав и поработав весь день, мы встречаемся с туалетными жабами существами которые живут в туалетных пеньках и выходят наружу только под звуки какофонии Жопа-гоблинской музыки.

Из моего пенька раздается жабье кваканье. Жаба Отто тоже квакает. Я впиваюсь пальцами в сырую древесину и держусь так крепко будто от этого зависит моя жизнь.

Шлёп! В мою прямую кишку скользнул язык. Он намного длиннее гоблинского пальца язык жабы извивается внутри меня и обшаривает мои внутренности. Когда сидишь на диете из одной только детской кожи внутри тебя мало что остаётся поэтому туалетной жабе нечем поживиться, и она берет один из твоих жизненно важных органов. Боль, которую я испытываю каждый вечер бывает разной в зависимости от того, что на этот раз язык жабы решит вытащить из моего тела. Сегодня я испытываю самую ужасную боль. Мои внутренности горят будто в меня вонзили тысячи острых ножей.

Я кричу. По щекам стекают слёзы оставляя на грязном от пепла лице светлые полосы. Жопа-гоблины не обращают на наш плач внимание во время ужина.

Главное, чтобы мы покорно садились на пеньки и позволяли туалетным жабам делать свое дело. Мои ягодицы распухли. Жабий язык растягивать мой задний проход так широко чтобы в него пролез большой орган из моего тела. Из моего разорванного ануса течёт кровь в вперемешку с калом. Я пытаюсь сконцентрироваться на том, чтобы удержаться на пеньке. Именно в такие моменты детей часто всасывает внутрь пенька и тогда их больше никто некогда не видит.

Вот и всё первая часть окончена. Туалетная жаба оставляет в покое мой зад, и прыгает мне на колени. Туалетные жабы всегда немного тают. Такое ощущение будто они сделаны из шоколада. Но на самом деле они сделаны не из шоколада, они сделаны из дерьма, обычного дерьма.

Жаба вращает языком протягивая мне красный пульсирующий комок, который она вытащила из моего тела. До этого момента мы никогда не знаем, что именно мы будем есть на ужин. сегодня мне досталось моё сердце.

- Жрите! Жрите! Жрите! - Скандируют Жопа-гоблины, наслаждаясь праздником детского горя.

Я смотрю на Отто похоже ему досталась почка.

- Все хорошо, - Говорю ему я, - Вчера я тоже ел почку. Они, кстати, вкуснее чем всё остальное.

Он смотрит на меня. Тёмное лицо, серые глаза, он мертв внутри. Сломлен. Он разворачивает жабий язык, берёт свою почку, подносит ко рту и откусывает кусочек.

Я беру в руки своё сердце, но взглянув на Отто замираю. Он улыбается впервые с того момента как Жопа-гоблины похитили нас из Детляндии.

- Жрите! ЖРИТЕ! ЖРИТЕ!

Он выплёвывает камушек. Жаба спрыгивает с его колен и скользнув между ног исчезает в пеньке. Я не знал, что у него камни в почках. Может быть, именно поэтому он был такой грустный. Надеюсь, что теперь ему станет легче.

Жаба, которая сидит у меня на коленях трижды бьёт меня по лицу размазывая по нему желчь. Я вытираю губы тыльной стороной левой руки, но жаба бьёт меня снова. Туалетная жаба хочет, чтобы на моих губах оставалось медна кислая жидкость пока я ем. Надо бы побыстрее покончить с этим. К счастью, сердце у меня маленькое. Я откусываю сразу половину и жую, жую, жую, чувствую, как к горлу подступает рвота. Продолжаю жевать. Глотаю. Проклятая жаба возвращается домой. От боли я слабею. Разом проглатываю остататки.

Жопа-гоблины обходят туалет чтобы убедится, что все жабы вернулись на свои места, а все дети съели свой ужин.

Девочка, сидящая в нескольких пеньках от Отто, держит в руках окровавленный комок. Я не могу разглядеть что это за орган. Но знаю, что этот загадочный орган предназначен ей на ужин. Наверное, она новенькая. У новичков всегда бывают трудности с поеданием собственных внутренностей.

Я хвастаюсь за пенек и надеюсь, что девочка все же съест это. У неё ещё есть время. Жопа-гоблин, который обходит наш ряд двигается медленно и похоже пьян в стельку.

“Давай же перестань плакать и возьми себе в руки" хочу я крикнуть ей, но я не из тех, кто готов пожертвовать собой ради посторонних. Здесь не место для проявления героизма.

Жопа-гоблин подходит к девочке и издаёт громкий крик. Такой что бы все вокруг и дети, и остальные Жопа-гоблины замолчали и посмотрели на него. Крик Жопа-гоблина похож на звук трубы. Я и сам когда-то играл кожаном тромбоне. Если Жопа-гоблин кричит значит грядёт сучье смерто-убийство. Похоже девочка ничего не понимает. Она запихивает мясо в рот. Её щёки раздулись. Гоблин чешет задницу и бьёт девочку по голове. Мясо из её рта разлетается по всему туалету забрызгав лицо сидящему рядом мальчику. Девочка хрипит и замолкает. Жопа-гоблин издаёт третий крик. Его рот расширяется пока его челюсти не выворачиваются на изнанку обнажая ряды гнилых зубов.

- Сучье Смерто-убийство! Сучье Смерто-убийство! Сучье Смерто-убийство! - Скандируют Жопа-гоблины.

Гоблин хватает девочку за горло. Её лицо синеет. По её подбородку стекает рвота. Гоблин хватает её обеими руками и переворачивает её вниз головой. Затем запихивает её себе в задницу.

Он покачивается из стороны в сторону и размахивает когтями. Из его рта выходит пар и запах тухлых яиц. Жопа-гоблины прекращают кричать. Сейчас произойдет самое главное.

Из задницы гоблина вываливается свастика, слепленная из того, что ещё недавно было девочкой. Свастика катится по туалету подпрыгивая и разбрызгивая вокруг себя дерьмо. Жопа-гоблин бросается в след за свастикой. Повернув голову, я наблюдаю за погоней. Вокруг свастики из девочки смыкаются зубы и перемалывают её в фарш. Голова Жопа-гоблина принимает первоначальный вид. Ужин окончен.

Пока мы расходимся по баракам Жопа-гоблины почти не обращают на нас внимания. На вирника я не единственный кто мечтает воспользоваться их пьянством. Но страх перечёркивает все. Вечером они гораздо более склонны к СС.

За каждым баракам наблюдает всего один гоблин, пересчитав всех детей. Он выключает свет закрывает двери и идёт на ночное дежурство пить сидр вместе с остальными, проверяя нас каждый час.

Мы с Отто залезаем на свою койку. Каждая мышца в моём теле болит. Сегодня я заставлю себя отдохнуть. Во всем Освенциме со мной разговаривает только Отто, а ещё Френни. Теперь так или иначе они оба не в состоянии со мной поговорить. Один погрузился в кататонию, другая ушла спать в другое место. Свет гаснет. Я уже начинаю засыпать как вдруг кто-то щиплет меня за ногу.

- Отто, - шепчу я.

- Это я номер 999.

- Что такое?

- Мне страшно.

- Мне тоже страшно, - отвечаю я. Думаю неужели он меня только за этим разбудил? Может быть, стоит вытянуть из него что-нибудь ещё.

- Скоро нас разделят, - говорит он.

- Ты не можешь этого знать, - Отвечаю я.

- Мне это приснилось, - Отто отворачивает голову от меня.

Мы держимся друг от друга на максимальном расстояние на сколько это позволяют наши сросшиеся тела. Я гажу в штаны от досады и начинаю плакать. Мне не разу не чего не снилось в Освенциме.

Глава 5

Между мной и Отто там куда вовремя переклички встаёт номер 1000 лежит мертвый крысокан. Мясо паразита начало разлагаться и превратилось в липкую темно коричневую дрянь, которая прилипла к нашей коже. Я пытаюсь отскрести гниль между своими костями ногтями, но у меня не получается. Крысоканы настоящие ночные часовые если ты уснёшь хоть на часок они залезут к тебе в кровать, прижмутся к тебе и умрут.

Отто просыпается от утреней сирены. Он резко бьёт Крысокана оставив на нашей кожи кровоподтёк.

- Зачем ты это сделал? - Говорю я.

- Попрощайся с номером 1000, - Отвечает он.

Мы слезаем с койки и по лестнице поднимаемся на верх туда, где ветер кружит черные снежинки свастики. С очередной утреней жертвой начинается очередной кровавый день.

***

Мы скидываем штаны и наклоняемся над яблочной платформой. Я слежу за Отто и гадаю в серьез ли он считает, что сегодняшним яблоком выберут номер 1000. Отто замечает, что я не спускаю с него глаз и скалит зубы. Номер 1000 втискивается, между нами. Я зажмуриваюсь пытаюсь ни о чем не думать. И просто жду своей очереди, когда очередной острый коготь выцарапает очередную свастику на моей ягодице. Знакомый палец знакомые ощущение.