Она выпалила это зло, с вызовом, гордо вскинув голову, но Бен вдруг с удивлением понял, что она едва сдерживает слезы. Его гнев тут же схлынул.

— Достаточно, — выдохнул он тихо, почти шепотом.

— Отлично. Так вот. Я тебя хочу. Х-О-Ч-У. И… у меня тоже… все серьезно. И… — Она вдруг всхлипнула. — Если вы прямо сейчас меня не поцелуете, мессир, то вы… вы… не просто козлище, а… козлище галактических масштабов! Верховный козел!

— Иди сюда.

Он просто притянул ее к себе, и она без слов рухнула ему в руки. Уткнулась в него, обхватила обеими руками, когда Бен стиснул ее, прижал так крепко, как только мог. Теплую, дрожащую, мягкую… Любимую, единственную Рей.

— Козлище, — невнятно повторила она, снова всхлипнув куда-то ему в шею, — козлище галактическое, монстр, змея подколодная…

Дрожащими руками, сам уже чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, — оттого, что наконец это было, что это происходило с ними, то, что было невозможно, неисполнимо, немыслимо, — он провел ей по спине, забрался пальцами под волосы. Придерживая ее голову, заставил поднять к нему лицо.

— Козлище, — упрямо повторила Рей, глядя ему в глаза и уже подаваясь навстречу.

По щекам у нее текли слезы, и губы тоже были соленые от слез, когда он наконец раскрыл их своими губами. Жадно и жарко, так, как всегда мечтал, как видел в постыдных снах, и она ответила — тут же, так же, принимая его со стоном.

— Коз…лщ…ммм…

— Ты… прекратишь ругаться? — выдохнул он ей в губы, когда наконец смог вынырнуть из поцелуя.

— Нет! Потому что ты…

Чуть улыбнувшись, Бен поцеловал ее снова, не дав договорить.

Все вдруг стало так просто. Просто и легко. Всего лишь отдаться потоку, всего лишь перестать бороться, и все происходит само собой… Как будто они знали друг друга тысячу лет, как будто все это происходило миллионы раз, — так просто, так естественно, только так, как и должно было быть.

Ни слова больше ни говоря, он сделал то, что так мучительно сейчас хотелось им обоим — поднял ее, перекинул через плечо и ринулся к лестнице.

— Надо же! Я уж думала, верховный козел никогда… — начала было Рей, но он перехватил ее поудобнее, так резко крутанувшись у поворота на второй этаж, что она взвизгнула и запнулась.

— Я смотрю, Рене, ты утратил всякое почтение к старшим. — Бен даже не чувствовал под ногами ступеньки, взлетая вверх по лестнице. — Не боишься, что за «козлище» я пропишу тебе… епитимью? Прямо по попе?

— Да не пропишете, мессир козлище, потому что вы только обещаете и обещаете, а на деле…

— Я говорил, что ты допросишься?

Он выскочил на второй этаж, где находились комнаты для постояльцев, и лихорадочно соображал, куда теперь идти. Ванная, где он принимал душ, была справа, в незапертом номере… Туда!

— Да вы много чего говорили, мессир, — тут же парировала Рей, все так же вися вниз головой у него на плече, как ни в чем не бывало. — Вы вообще только говорите, но ни хрена не делаете! Хотя фантазируете, как выяснилось, всякое… Любопытное, знаете.

Он вспыхнул и покраснел до ушей, радуясь, что она не видит его лица.

— Да неужели? — Ему все же удалось ответить легко. — А еще я кое-чего не говорил. Что тебе очень хотелось услышать, да? Например, что ты моя хорошая девочка… Потому что… Ну как я могу назвать хорошей девочку, которая ведет себя как очень, очень плохая, ммм?

Он распахнул дверь в номер, и, остановившись посреди комнаты, с намеком потеребил пальцами подол ее короткого халата, который топорщился почти у самого его лица. Потом чуть приподнял, скользнул под него ладонью, провел по нежной коже ее бедра…

Она ахнула так, что новая волна жара хлынула ему в и без того мучительно пульсирующий от желания пах.

— Подвязку… с бантиком ищете, мессир? — выдохнула Рей, явно изо всех сил пытаясь справиться с собой и не сдаваться первой в этом небольшом поединке. — В монастыре забыл, каюсь.

— Если тебе в чем и стоит покаяться, Рене, — Бен снял ее со своего плеча и, осторожно перехватив, поставил на ноги, не выпуская из объятий и глядя на нее сверху вниз, — так это в ревности к лошади!

— Козлище! — фыркнула она, залившись краской, но продолжая упрямо смотреть ему в глаза.

Он любовался ею. Растрепанной, взлохмаченной, с пылающими щеками, такой желанной, такой невозможно дорогой, драгоценной, единственной. Хотелось одновременно и смотреть на нее бесконечно, и зацеловать ее до потери дыхания, и уже быть с ней, быть в ней, немедленно, сейчас…

— Ай-ай-ай, — медленно протянул он, покачав головой. — Как не стыдно. И еще хочет, чтоб ее называли хорошей… Красавицей, — он облизнул губы, наслаждаясь тем, как Рей завороженно уставилась на его рот; наслаждаясь каждым мгновением этого сладкого предвкушения, этой опьяняющей взаимной игрой, с каким-то странным болезненным удовольствием откладывая то, что нужно было сейчас больше всего — и ему, и ей. — Лапушкой… Моей девочкой…

Она мучительно сглотнула, на мгновение прикусив губу.

— Мне… нужен учитель. — От ее хриплого голоса, неожиданно прозвучавшего так низко и томно, в нем как будто взорвалась сверхновая. — Чтобы стать хорошей… Вы можете меня… перевоспитать, мессир?

Воздух вдруг стал раскаленным и таким густым, что невозможно было вдохнуть. Что-то темное было в ее глазах и мгновенно отозвалось в нем, и хмельное чувство власти — власти, которую она сейчас ему отдавала добровольно и с наслаждением, — накрыло его с такой силой, что зазвенело в ушах. Она этого хотела. Как и он. Хотела тоже. Она…

Невидимым мощным потоком как будто сносило последние преграды между ними — осталось только жаркое, глубокое принятие и отчаянное возбуждение. Невыносимое. Растущее с каждой секундой. Как будто они отражались друг в друге, как в поставленных друг против друга зеркалах, бесконечно множа взаимные желания. Подхватывая их и вспыхивая, разгораясь все сильнее и сильнее…

Он сам не понял, как сел на кровать. Не отрывая взгляда от Рей, выразительно похлопал себя по колену. С притворным вздохом, кокетливо на него взглянув, она расправила короткий подол и, наклонившись, улеглась.

Как в его фантазиях. Как в постыдном видении, которое он однажды представлял, чтобы…

— Я готова… к епитимье, — шепнула Рей смиренным тоном. — И… кстати…

Бен провел ладонью по ее бедру, медленно приподнимая подол. И она сказала это ровно в тот момент, когда он и сам понял.

— …белье я тоже забыла.

Он тяжело сглотнул. На миг у него перехватило дыхание — она… она все это время сидела вот так, в одном легком халате, под которым ничего не было, и вот сейчас…

— Вы так и будете просто разглядывать, мессир, или все-таки… Ах-х!

Шлепок получился несильным, но звонким, и от этого звука и ее приглушенного стона у Бена просто все поплыло перед глазами.

— А ты так и будешь дерзить мессиру, — он сам не узнавал свой голос, столько в нем звучало власти и какой-то темной силы, — или все-таки станешь вести себя как хорошая девочка, мм?

Он шлепнул ее снова, и она снова ахнула и чуть прогнулась в спине, подставляясь его руке.

— Я… стану, мессир, да… я… буду! Ах! — Она опять дернулась от звонкого шлепка. — Хорошей! — И еще раз. — Девочкой!

После последнего раза она вскрикнула, с силой сдвинув ноги, и Бен увидел что внутренняя сторона ее бедра вся мокрая. Капля влаги стекала по нежной коже, и он подхватил ее пальцем. А потом… поднес палец к губам и, не удержавшись от искушения, слизнул.

Черт. Черт, черт, черт! Это было уже слишком. Он уже просто больше не мог. Ее вкус, ее возбуждение, то, как она стонала, как елозила по его ноющему паху… он же сейчас…

— Бен, я сейчас… я… — Рей снова дернулась у него на коленях, всхлипывая, ерзала и сильно сжимала бедра. — Я не могу… я…. так…

Больше ни слова ни говоря, он развернул ее, подхватил ее на руки. Пояс с пушистыми помпонами развязался от одного движения его дрожащих пальцев, халат розовой лужицей соскользнул с кровати.

Рей сама перевернулась на живот, пока он выпутывался из штанин и стаскивал с себя футболку, а потом, изогнувшись, притянула его на себя. Сунула его ладонь себе под живот — Бен упал на нее сверху, прижался грудью к ее спине, неловко опираясь одной рукой на кровать, стараясь удержать свой вес.