Тоска чередовалась у нее с приступами раздражения. Она не понимала! Она же просто взяла то, что хотела, как всю жизнь привыкла брать! Просто получила наконец долгожданное удовлетворение, просто воспользовалась случаем. Он же просто неотесанный мужлан! Дикарь! Которого она так ловко соблазнила и… Да, он превзошел все ее ожидания, он оказался неутомимым любовником, но разве дело было только в этом? Почему она чувствовала себя так, будто не только отдалась ему телом, но и навеки отдала свое сердце?

***

Кайло вернулся к своим с богатой добычей. Палпатиния сама помогла ему выбрать самое ценное. И почему-то не стала смеяться, когда он — поддавшись странному порыву, не имевшему никакого отношения к жажде наживы, — захватил с собой и ее золотой жезл. Он лично его переплавил и сделал себе шейную гривну и оплечье, которые носил не снимая. Наверняка металл был заговоренным, потому что воспоминания о римских… усладах преследовали его неотступно. Он попытался было объяснить германским женщинам, чего ему не хватает, но был встречен, скажем так, с непониманием. Дело было не только в том, что они не умели и не знали, как делать все то, что делала его погубительница, но и в том, что только она, эта проклятая римлянка, отдавалась этому делу с таким наслаждением. Только она неподдельно его желала и приходила в восторг оттого, что он желал ее не меньше. Взаимное удовольствие — вот чего хотел отныне Кайло с Рейна и вот чего он не мог получить. Женщины просто не понимали его желаний! Впрочем, не только желаний… Они не понимали и его самого. Он изменился, он стал другим — римлянка вошла не только в его тело, но и в душу, и в конце концов он понял: ему нужна лишь она единственная и больше никто. А значит, вконец измучившемуся гордому сыну Рейна оставалось только одно — завоевать Рим. Вместе с прекрасной Палпатинией.

О том, что произошло потом, лучше меня расскажет греческий историк Дофедльдис Митакос.

… Предводитель германцев, подобный богу Аресу, или, как его называют римляне, Марсу, первым ворвался во дворец и низложил императора путем разрубания напополам — к вящему ужасу и облегчению всех присутствовавших. Ведь жестокость и развращенность старого Палпатина были таковы, что по сравнению с ним и Нерон, и Калигула, и Тиберий казались невинными младенцами. Воздев меч, Кайло с Рейна провозгласил себя правителем Италии. И тут… О, мои любезные читатели, тут произошло поистине удивительное событие! В тронном зале появилась внучка императора — прекрасная Палпатиния Рей. О! Если Кайло был Марсом, то она… была самой богиней Ромой, защитницей и покровительницей Рима, сильной и прекрасной. Решительно, словно нисколько не испугавшись открывшегося ей кровавого зрелища, Палпатиния обратилась к завоевателю с трогательной просьбой пощадить жителей города и остановить разрушения. До глубины души пораженный красотой и достоинством римской девы, словно молнией Зевса, или, как его еще называют, Юпитера, грозный германец протянул ей руку и объявил, что хочет взять ее в жены. Все застыли, ожидая ответа Палпатинии. Но вот прекрасная дева зарделась, кивнула и приняла его предложение… О, спасительница отечества! О зерцало всех женщин! О жемчужина добродетели! Не зря ее прозвали mater patriae, иначе говоря, мать отечества. Именно под ее чутким и нежным наставничеством наш король и стал вторым Октавианом Августом, мудрым, просвещенным и щедрым правителем, который принес в Италию долгожданный мир и при котором расцвели искусства и науки, особенно история! И это неудивительно. Ведь, как мне удалось доподлинно узнать, мать его величества была из древнего рода Органиев-Набериев, к которому принадлежала сама Наберия Падме.

Дальше следует длинный панегирик и три эпиталамы, но я не буду их цитировать, чтобы не утомлять своих слушателей. Скажу лишь, что о встрече Кайло Рейнского и Палпатинии Рей писал еще и Боккаччо в своем труде “О знаменитых женщинах”. Во многом следуя Митакосу, он, тем не менее, утверждает, будто могучий германец, едва услышав ответ прекрасной римлянки, отдал приказ прекратить грабить город, перекинул свою нареченную через плечо и унес в ее покои.

– Я думаю, авторитету Боккаччо можно доверять, – сказала Кира.

И все с ней согласились.