========== Часть 1 ==========
Собираясь на юбилей лучшего друга, я и предположить не мог, чем обернётся тот вечер.
Торжества проходили в огромном, шикарном, но мрачном особняке на окраине города. Все, кого знал Роберт Уотерсон, обязаны были прийти — юбилей с его очередной (второй, кажется) «вечной избранницей» не должен был обойти стороной ни знакомых, ни газетчиков, которые наверняка намеревались написать об этом событии громкие, но пустые колонки в своих, принадлежащих Герберту Уотерсону, газетах.
Я пристально смотрел на празднующих мужа и жену, на зал, заполненный друзьями да родственничками, и не мог успокоиться — кроме рвотных позывов от напыщенности мероприятия (несвойственной самому Робу, так что кое-кто в милом платьице наверняка приложил к этому свою дамскую ручку), меня не покидало ощущение, что что-то было не так: то ли старый Ларри — дворецкий, которому наверняка было больше двух сотен лет — решил надеть новый фрак, то ли какое-то из лиц, пришедших на пирушку, казалось мне не только незнакомым, но и странным. Спихнув всё на паранойю, я старался развлечься самым естественным для такого вечера способом — выпивкой и пустой болтовнёй.
Но прежде, чем я успел прикончить первый бокал вина и найти подходящую компанию, раздался женский крик. Или, скорее, леденящий душу вопль неподдельного ужаса.
— Там труп! О, боже мой!.. Настоящий мертвец! — верещала какая-то дамочка в другом конце зала, но за головами собравшихся ее было не видно.
Хаотично бегущая толпа смяла мои раздумья вместе со мной — подхваченный потоком, я медленно понёсся к месту убийства и, заодно, ответу на свой вопрос: «А чей же труп?» — на полу лежал Герберт Уотерсон — отец уже не такого счастливого жениха.
«Ни единого следа крови, никаких признаков сопротивления, — профессиональное мышление невзначай включилось в моей голове, — лежит себе, перекинувшись на живот, но…» — обратной стороной ладони я дотронулся до открытого участка на теле — да, он был холодный — прошло больше двадцати минут. Всё подозрительно походило как на естественную смерть, так и на убийство: человек, так удачно откинувший ноги прямо у уборной, за пустым столом, стоявшем в уголке, даже не зацепил при падении скатерть, на которую даже я ненароком сумел наступить дважды — пока толпа находилась в панике, я находился в смятении…
За столом, где лежал покойный ныне Герберт, было мало места, поэтому я тактично отошел в сторонку, позволив его сыну подойти поближе, и стал наблюдать. Роберт выглядел бледным, но лицо его застыло в каменной маске, едва ли отражая эмоции. Впрочем, он никогда не был особо эмоциональным человеком, а в те моменты наверняка пребывал в глубоком шоке.
— Отец… — прошептал он, склонившись над трупом, и чуть дрожащей рукой попытался нащупать на его шее пульс. — Кто-нибудь… кто-нибудь, вызовите скорую!
Встревоженный гул толпы на несколько мгновений стих, но тут же возобновился с удвоенной силой. Жена Роберта медленно присела рядом и положила ладонь ему на плечо.
Пожалуй, нет ничего проще, чем отличить бывшего полицейского, отставного детектива или силовика — слаб на эмоции, немного прагматичен и очень циничен к окружающему миру, но главное — это голос: сильный, громкий, звонкий, даже если в повседневности хриплый — у каждого была такая ситуация, когда один крик служил самым опасным, психологическим для неуверенного преступника оружием, так что вряд ли в полиции нашёлся бы тот, кто не умел кричать.
— Стоять! — эхо пронеслось у потолков с лепниной и исчезло в приоткрытом окне. — Соберите всех, кого можете, в центральном зале — не дайте никому покинуть особняк!
Очень часто маленькая деталь меняет положение дел — небольшая бабочка, если следовать всем известной теории, может порушить бесконечный порядок маленькой планеты и привести к освобождению чистой энтропии, если наступить на неё ногой, не заметив у земли. В тот момент когда Роб развернул тело, я и заметил роковую деталь картины — руки: сердечный приступ приводит к ослабеванию мышц и сонливости; инсульт — к онемению и вялости; ладони же Герберта были сжаты крепче, чем стальной клапан. Однако даже через него — по мизинцу правой руки — смогла сбежать небольшая красная струйка. «Кровь, — сразу решил я. — От чего? На большом пальце левой стриженый ноготь, значит и везде — тоже. Если бы он сжимал пустую руку… Бокал! Конечно же бокал, но…» — и именно следующая мысль навела меня на след:
— Это убийство! — вскричал я и оттолкнул всех от трупа — вокруг стола не было ни единого осколка.
— Джейсон… — обернулся ко мне Роб, поднявшись, и на его скупом на эмоции лице все отчетливее проступал гнев. — Ты хочешь сказать, что моего отца убили? Кто этот подонок?!
— Успокойся, приятель, — осадил я его, жестом попросив отойти от трупа. — Я выясню, кто это сделал, но мне нужно время. Если хочешь помочь — сделай так, чтобы мне не мешали работать.
Скоро должна была приехать полиция, но первые минуты всегда были самыми ценными. Если убийца всё ещё был в здании — он имел все шансы выдать себя, особенно если попытался бы скрыть улики.
Но почему убийца решил спрятать бокал? Казалось бы, зачем вообще скрывать осколки — разбитый бокал возле трупа выглядел бы не более подозрительно, чем, собственно, труп. Может, убийца не хотел, чтобы содержимое бокала попало на экспертизу к криминалистам? Чушь! Если это был яд, они все равно узнают, какой именно, исследовав желудок бедолаги.
Значит, хотел спрятать отпечатки пальцев, оставшиеся, когда убийца лично вручил бокал своей жертве голыми руками? Это больше походило на правду. Старик немало повидал в своей жизни и не стал бы пить с каким-то мутным типом в перчатках, но, в таком случае, куда делись осколки? Не могли же они раствориться в воздухе!
Возможно, в сжатом кулаке или в порезах на коже что-то осталось, но выяснять то предстояло не мне. Трогать труп, не будучи при исполнении, я не имел права — за такое легко можно было попасть под подозрение своих же бывших коллег. Пришлось подумать, куда убийца мог спрятать остальное — не в мусорку же он их выкинул? Но пока я думал, со стороны кухни раздался крик:
— Помогите, ему плохо!
Развернувшись на шум, я увидел на полу дворецкого, схватившегося за сердце. Еще одно отравление? Или же старика просто хватил инфаркт на нервной почве? А, быть может, кое-кто был недостаточно аккуратен с перепачканными ядом осколками?.. Нужно было разобраться, и я быстрым шагом направился к нему…
Крепко сжатые руки, вздутые вены, широко открытые глаза. Старик застыл на полу в столь неестественной позе, что на мгновение показался мне совершенно бесчеловечным манекеном — упал так же, как и стоял.
— Простите, — из его рта едва-едва выходили слова, — простите, я…
Разумеется, Ларри мог извиняться за многое, сделанное в жизни, — за плохо подобранный к галстуку фрак, за пересоленную форель или случайно испорченную годовщину свадьбы — грехи накапливаются с возрастом, а сбавляются лишь после смерти, но в тот конкретный момент я мог подумать лишь на одно:
— Осколки! Где они?!
— Какие осколки? — вскричала Лилли Уотерсон. — Он умирает!
— Заткнись!
— Не говори так с моей женой. Мой отец только что умер на моей годовщине, а ты, вспомнив прошлую работу через вечное похмелье, начал орать, что это убийство. Ты позоришь его! Позоришь меня! Ты не имеешь!..
В тот момент мой товарищ подошёл достаточно близко, чтобы я влепил ему хорошую, но недостаточно быструю затрещину — стоило мне обернуться к дворецкому, как я узрел, что последние его слова пролетают мимо меня, заглушённые криком. Тихие, чрезвычайно важные, но столь мимолётные слова в столь же скоротечные и безвозвратно утерянные секунды. Всё, что я видел — направление, в котором смотрел старик, и его поднятую, уже очень вялую и открытую ладонь.
Медлить было нельзя. Кинув обзорный взгляд на гостей, я тут же мысленно прочертил линию направления и всех, кто хоть немного попадал на неё: Роберт и Лилли Уотерсоны — счастливая парочка, Аарон Пинкман — соучредитель и партнёр умершего Герберта по его бизнесу; Ольга Бенито — любовница Аарона, основной соперник Роберта на предстоящих выборах. Дальше я разглядеть не мог, а, значит, не мог и Ларри. «Потрясающая компашка, — съязвил тогда я. — Просто потрясающая».
