Резкий грохот, раздавшийся над головой, выхватил Эмму из дремоты. Она подскочила и уставилась на валяющуюся на полу кружку и растекающуюся коричневую жидкость. Подняла глаза. Вовик – дырявые руки – уронил на пол кружку горячего кофе. Теперь стоит, пялит на Эмму глаза и шмыгает носом.
Это ужас, а не ребенок, просто ужас какой-то… И почему заболела именно Эмма, а не этот бледный недоросток с всклоченными волосами? Кому он вообще тут нужен? Кто бы о нем переживал?
– Что, не можешь держать кружку в руках? – зло прошипела Эмма и сама удивилась своему голосу.
Тихий шепот ее буквально наливался яростью. Злой, горячей, сумасшедшей. Вот сейчас бы дать этому мальку как следует… «Буду резать, буду бить…»
Эмма закрыла глаза. Легла на постель. Вот, вот оно – начинается. Превращение в животное. Сначала хочется кого-то прибить, а после желание воплощается в жизнь. Так, что ли? И Крендель чувствовал то же самое? Что там Колька читал с планшета? Вирус вызывает нервное истощение и как следствие – сильное раздражение и гнев. Точно, как у нее, все один в один.
Раздражение и гнев. Это то, что она давно испытывала. Только не могла понять, что с ней. А оказывается, вот что. Значит, надо не поддаваться этим чувствам. Бороться с ними. Бороться изо всех сил. Вовик – всего лишь маленький мальчик. Такой же, как Соня. Соня тоже роняла кружки, разливала какао, опрокидывала тюбики с краской и даже как-то разлила сок прямо на тапочки Эммы. Ну и что? Это обычная детская неловкость. Все дети такие. И у Вовика наверняка есть старший брат или сестра, которые помнят о нем и жалеют его. Если только эти старшие брат и сестра не сожжены в крематории Моага. Если только…
Ну конечно! Вот почему Моаг убивает детей! Вот он, ключ к загадке! Моаг знает о болезни, потому и убивает всех. Чтобы не превратились в диких зверей.
Но у Моага ничего не вышло. Дети все равно выжили, и все равно превращаются… Потому что нет выхода… нет выхода…
«Буду резать, буду бить… выбирай, кому водить…»
Страшная слабость охватила Эмму. Она отвернулась к стене и уже не прислушивалась к тому, как Колька ругал Вовика. Пусть делают, что хотят. А она будет спать… ей очень хочется уснуть и увидеть во сне лона. Услышать его теплый, ласковый голос, его шутки. Позавтракать вместе с ним на кухне… Есть хочется, очень хочется… Чего-нибудь жирного и сытного.
– «Тошнота, слабость и сонливость. Вот то, что я испытываю уже второй день…»
Колькин голос доносился издалека, точно сквозь плотную штору. Или сквозь окно. Эмма улавливала некоторые фразы, и они запечатлевались в ее голове, точно строчки из Илюхиной песни. Тошноту и она испытывает. Тошнота, слабость. Все сходится, все точно. Сколько ей еще осталось времени?
Времени вообще было мало. Очень мало. Всего пятнадцать лет жизни. А ведь несколько дней назад она думала, что начинается самая лучшая пора. Начинается работа на взрослом уровне. Новые обязанности, новая ответственность. Ей только не хотелось расставаться с Соней, и она очень переживала по этому поводу. Переживала и нервничала. Заходила в Сонину спальню по ночам, слушала, как тихо дышит сестра, и думала о том, что не скоро они встретятся снова.
– «Большая часть команды поражена вирусом. Изменения происходят очень быстро, буквально за семь дней…»
Да, теперь все изменилось. На самом деле все оказалось не таким… Не таким, как думала Эмма. Хотя взрослые ведь есть на станции, просто они выглядят немного по-другому. Выглядят как звери. А Третий уровень заняли роботы. И никого не пускают. Вся власть у роботов, так? Или у тех, кто задает программы роботам?
В этом сложно разобраться, а у Эммы сейчас слишком болит голова. Но разгадка близка. Еще немного – и они будут точно знать, что же случилось на станции.
– «Вирус постоянно меняется. Приспосабливается к новым условиям и не спешит губить организм хозяина. Это невероятно устойчивый и невероятно агрессивный штамм вируса». – Колькин голос казался глухим и далеким.
Зачем он все это читает? И так ясно, что вирус вызывает агрессию. Иначе почему дети нападают друг на друга? Все они поражены страшным вирусом, но ведь можно бороться. Не сдаваться так просто, не пускать в себя агрессию и злость. Можно бороться и остаться человеком…
Мысли путались. Эмма то засыпала, то вновь выныривала из омута дремоты. И тогда она различала голоса Кольки и Вовика, слышала звуки шагов, скрип передвигаемых кресел. Даже шум воды в раковине. Но глаз не открывала, яркий свет резал зрачки и усиливал головную боль. Вызывал новый приступ тошноты, а Эмма чувствовала, что у нее совсем не осталось сил и она не добежит до туалета.
– Она умрет? – донесся голос Вовика.
– Не болтай ерунды, – это уже Коля отчитывает малька. – Мы что-нибудь сейчас придумаем. Я найду информацию, ведь профессор этот не умер, остался живым и, судя по всему, благополучно убрался со станции…
О чем они говорят? Какой профессор?
– «Я остался один среди животных. Их заперли на Нижнем уровне. Двери закрыты, спуститься вниз я не могу. Меня караулят внизу десятки опасных тварей. Это все, что осталось от команды. У меня нет сведений – остался ли кто-то в живых или нет».
Но Эмма не одна и никогда не была одна! О ней всегда заботился лон, с ней была Соня. А последние несколько дней с ней рядом были дети подземелья. Коля и Федор помогали, оберегали. Жизнь спасли Эмме. И даже Таис немного помогала, когда пыталась убедить Эмму, что Третий уровень необитаем.
В этом-то и все дело. Ей помогали, ее поддерживали. Прочная связь с людьми была у Эммы. Всегда была. И в самом начале этой связи стоял лон. Ведь началось все с его доброты.
Эмма снова заснула. Последнее, что она помнила, это фраза, которую произнес Коля. То ли прочитал с планшета, то ли еще что.
– «Таблетки мне помогают. Они сильно замедлили течение болезни. Но процесс перерождения все равно идет вперед. Медленно, но верно. Мне необходимо выбраться со станции».
3
– Эмма, слышишь меня? Открой глаза! Эмма, ну открой же глаза!
Ее трясли за плечи. Сильно трясли. С трудом разлепив веки, Эмма прищурилась от яркого света и тут же опустила ресницы.
– Слышу, – пробормотала, удивляясь, что двигать языком очень тяжело. Оказывается, для того, чтобы говорить, тоже нужны силы.
– Давай-ка, выпей это. Эмма, открой рот.
Что сделать? Эмма послушно открыла рот и почувствовала на языке холодную, плоскую таблетку. Гладкую и безвкусную.
– Это просто вода, Эмма. Выпей воды. Запей таблетку. Давай, Эм, у тебя должно получиться…
Вода. В кружке просто вода. Холодная и неприятная. Сделав пару глотков, Эмма откинулась на рюкзак и пробормотала:
– Отстань… пожалуйста…
– Вот видишь, Вовик, никакой она не зверь. Не нападает и не дерется… а ты выступал – не буди, а то нападет… Болван ты. Иди лучше кружку после себя сполосни.
О чем это Колька говорит? Эмма попыталась сообразить, но не смогла. Сон снова затянул в себя, темный, бессюжетный. Спать, спать… просто спать и ни о чем не думать. Если бы еще не было так холодно…
Кажется, последнюю фразу Эмма проговорила вслух, потому что Колька тут же переспросил:
– Холодно? Тебе холодно? Сейчас что-то придумаем.
Эмму чем-то накрыли. Она не могла посмотреть чем, но благодарно улыбнулась. И заснула.
4
Колька сидел, наклонившись над самым столом. Брови сведены, лицо хмурое. У него абсолютно черные волосы. Или все-таки темно-русые? Худое лицо, высокие скулы. Его, кажется, называли на базе Колючим. За что? За ежик волос?
Эмма совсем недавно обрабатывала рану на плече, которую Колючий получил из-за нее. Не побоялся роботов.
– Твое плечо зажило? – собственный голос показался Эмме хриплым и глухим.
Колька поднял голову, улыбнулся. Так ясно, так радостно, что Эмма заулыбалась в ответ.
– Ну наконец, – проговорил он, – как ты? Ты спала больше десяти часов. Мы же дыхание твое слушали и пульс мерили. Как ты? Встать сможешь?
