Спустя еще пару дней девушка предложила научить Машеньку и Танюшу читать. Сама Арина была неграмотной, и лишь Матвей, который учился в Екатеринбурге лет пятнадцать тому назад, знал правописание и читал местные ведомости, которые доставлялись раз в месяц в село курьерами вместе с почтой. В этот раз Арина смутилась и заметила, что ей неудобно обременять этим барышню. Однако однажды вечером, когда Варя обратилась с этой просьбой к Матвею Гавриловичу, он как-то странно изучающе посмотрел на девушку, а затем, пожав плечами, бросил:

– Если у вас есть охота, учите.

На том и порешили. Перо, чернила и бумагу для письма Твердышев принес с завода. Учить же детей читать Варя стала по двум газетам, а также по старой библии, которая некогда принадлежала матери Матвея. Дед Анисий, который жил в доме Твердышевых из милости, косо поглядывал на эти занятия и лишь ворчал, что в деревне грамота ни к чему. К Вареньке девочки всегда относились с почтением. Во время занятий внимательно слушали и старались верно вывести на листе бумаги все показанные буквы.

Спустя пару недель день Вари проходил так: утром она вставала около семи и помогала Арине готовить утреннюю трапезу. Твердышев завтракал рано и уже в седьмом часу был на заводе. После Арина, которая вставала засветло, занималась скотиной: двумя коровами, лошадью, парой свиней и целым выводком кур. А в это время Варя с Машенькой мыли посуду. После Варя и девочками садились заниматься чтением или вышиванием, а Арина уходила на весь день в ткацкую мастерскую. Твердышевы были ее совладельцами наравне с купцом Балакиревым. Ближе к полудню Варя готовила обед, затем немного отдыхала или ходила в церковь. Дед Анисий чем мог помогал девушке: колол дрова, приносил тяжелые ведра с водой с колодца, растапливал печь. В остальное же время он тихо дремал на стареньком стуле, привалившись дряхлой спиной к теплой печи. Вечером все домочадцы собирались за большим столом за вечерней трапезой, а затем, около десяти, разбредались по своим спальням.

Старшей дочери Твердышевых, Маше, было десять лет. Со светлыми волосами, озорной улыбкой и худенькими плечами, она была хорошей помощницей матери по хозяйству. Младшей, Танюше, шел шестой год, и она очень походила на отца: густыми темными волосами, зеленью глаз и энергичностью. Она была непоседливым, шумным, добрым ребенком. Обычно при матери Таня часто шалила, но, если в доме находился отец, девочка была тише воды и в основном не показывалась ему на глаза. Варя видела, что она побаивается Твердышева, хотя Матвей Гаврилович не был строг с детьми. Мало того, он часто качал на коленях девочек или приносил им лакомства в виде засахаренных петушков или пряников.

Это весьма удивляло Варю, ей думалось, что такой властный, строгий мужчина с непреклонным характером не может быть ласковым. Однако однажды за вечерней трапезой за столом, на замечание Арины о том, что не стоит покупать столько сладостей девочкам, он как-то по-доброму оскалился и ответил жене:

– Вот парня родишь, тогда и баловать его не буду.

– А чем же мальчик хуже? – не удержалась Варя от вопроса.

– Парней надо держать в кулаке, чтоб всяких безобразий не чинили, да потом, в старости, меня не опозорили, – объяснил хозяин дома. – А девки, они подарки и ласку любят, оттого и послушные делаются, вот как мои дочурки.

Это заявление Твердышева Варя восприняла молчаливо, про себя решив, что Твердышев, скорее всего, неправ. Ведь отец баловал не только ее, но и Николая. И не разделял свою любовь по полу ребенка.

Иногда по вечерам, когда Твердышев задерживался на заводе допоздна, а дед Анисий храпел в дальней маленькой комнатушке, женщины, накормив детей и уложив их спать на теплую печку, при лучине просиживали часы за рукоделием и разговаривали. Арина часто тайком рассказывала Варе неприятные слухи о притеснении казаков со стороны властей. И что казаки, проживающие на реке Яик, очень недовольны и грозятся собрать войско для похода на Петербург. Иногда Арина рассказывала, как тяжело приходится рабочим на заводе, и что Твердышев держит людей в строгости и спуску не дает. Требует, чтобы все трудились на совесть, и даже иногда бывает слишком строг, не брезгуя телесными наказаниями.

Эти разговоры задевали Вареньку за живое. Наивная девушка искренне жалела заводских людей, которые сильно нуждались и жили впроголодь. Несколько раз она вместе с Твердышевой навещала семьи бедняков, где было по дюжине детей, и все выглядели голодными. При Матвее Арина боялась заводить такие разговоры и втайне от мужа помогала бедным деньгами или съестными припасами. Варя, не понимая, отчего Арина скрывает свои визиты к беднякам от мужа, один раз спросила:

– А разве Матвей Гаврилович против милостыни?

– Отчего же против? На постройки всякие общественные он и сам жертвует. А заводским редко. Говорит, чтобы завод был на плаву, надо экономить и работать больше.

Чем больше Варя слышала подобные фразы от Арины, тем более неприятен ей становился Твердышев. Он казался ей суровым непробиваемым управляющим, которому все человеческие слезы и печали безразличны. Однако, как и Арина, все свои недовольства девушка держала при себе, ибо даже она опасалась крутого вспыльчивого нрава Матвея Гавриловича. Один лишь тяжелый пронизывающий взгляд его темно-зеленых глаз наводил Варю на неприятные мысли о том, что этот человек ценит только свое мнение и, естественно, не будет слушать чужое. Твердышева она старалась избегать и встречалась с ним лишь за вечерней трапезой.

По вечерам, около восьми, когда хозяин дома возвращался с завода, все домочадцы сразу притихали. Дети становились незаметными, а Арина пыталась угодить мужу. Матвею было тридцать лет. Высокий и широкий в плечах, он имел крепкое телосложение и твердую поступь. Темно-русые волосы его и густая короткая борода подчеркивали красоту сурового широкоскулого лица и цепкого зеленого взора. Он постоянно ходил в одной и той же одежде: черных штанах, кожаных, утепленных мехом сапогах, темной рубахе простого покроя и черном кафтане-сибирке. Поверх одежды надевал короткий тулуп и меховую соболью шапку.

Оттого, что Твердышев постоянно ездил верхом на своем гнедом рысаке, плеть треххвостка была привычна в его руке. Весь мрачный вид его наводил Варю на неприятные мысли о том, что Твердышев – жесткий, упрямый и властный мужчина. С женой он обращался вежливо, но холодновато, с детьми – то повелительно, то на удивление нежно, к ней же он относился настороженно и немного отстраненно. Он мало говорил с девушкой и редко смотрел в ее сторону. Правда, иногда Варенька ловила на себе его тяжелый оценивающий взгляд, и отчего-то ей становилось не по себе. В эти моменты Варе казалось, что Твердышев будто изучает ее. Но стоило ей поймать его настойчивый взгляд на своем лице, Матвей Гаврилович очень медленно, словно нехотя отводил взор в сторону, и Варя вздыхала свободно.

За весь месяц, проведенный в его доме, Твердышев перебросился с ней лишь парой фраз, которые касались в основном дальнейших намерений девушки и времени ее пребывания в их краях. Варя отвечала, что хочет помочь брату и облегчить его жизнь на рудниках, потому останется здесь, пока Олсуфьев будет нуждаться в ней. Слыша ее ответ, Твердышев недовольно поджимал губы и молчал, лишь однажды заметил, что, когда вьюга утихнет, свозит ее на рудники по просьбе Арины.

Весь месяц стояли трескучие морозы. Но уже в конце апреля солнце стало припекать сильнее, потеплело, и дороги сделались вполне приемлемыми для езды. В тот воскресный день двадцать пятого апреля, Твердышевы, вернувшись из церкви, обедали всем семейством в столовой. В какой-то момент Матвей Гаврилович произнес:

– Завтра в два часа пополудни я поеду на Андреевские рудники по делам. Если желаете, Варвара Дмитриевна, могу взять вас с собой.

Варя едва не поперхнулась щами и, тут же улыбнувшись Твердышеву, который как-то странно пронзительно смотрел ей в глаза, сказала: