Литмир - Электронная Библиотека

Ну да ладно. Как выразилась моя новая знакомая, которая дала мне приют, «умерла мамаша, так умерла». Самое интересное, что дурак видит дурака издалека, и с этой девкой скорешилась тётка, которая приставала ко мне со страшной силой последние лет семь, и у них произошёл разговор слепого с глухим. Не совсем ясно, как они нашли друг друга, но, видимо, это судьба. Она всегда сводит тех, кто похож один на другого, как брат-близнец…

И вот уже больше месяца я живу не одна. Физически это пошло мне на пользу – я больше не лежу в лёжку в постели, мы гуляем – здесь есть пруд с уточками, куда местные жители любят ходить. И мы почти каждый день тоже туда ходим, сидим там на скамеечке и отдыхаем. Впрочем, сказать, что мы сильно устаём, будет неправильно. Хозяйка квартиры приводит её в относительный порядок, стирает бельё, я в основном готовлю еду – я люблю это делать. Ещё мы ходим на местный рынок, который намного беднее того, который был у нас в посёлке. Впрочем, я мечтаю похудеть, но пока не получается…

Но морально мне не очень хорошо, потому что за много лет, прошедших со смерти Ляли, я привыкла быть одна. И несмотря на то, что женщина, пригласившая меня, очень хороший человек, я мечтаю побыстрее остаться в одиночестве. Я стала «букой» – мне никто не нужен. Да я и сама себе уже не нужна, хоть у меня сохранились все человеческие интересы и инстинкты. Например, мы зашли в какой-то магазинчик за очками – они у меня вечно ломаются. И я купила там прелестную маленькую сумочку – мне надоело вечно таскать всё в карманах, это очень неудобно. Ещё я углядела там множество шмоток, которые мне очень понравились – я всё ещё остаюсь женщиной, несмотря на страшное количество лет, которое мне стукнуло. И я не купила их не только потому, что у меня нет денег. Просто я подумала о том, что может наступить момент, когда мне придётся отсюда уезжать, и я уже в который раз не смогу тащить с собой всё это барахло…

Сначала мне на новом месте не снилось ничего. Но потом постепенно мои странные сны стали ко мне возвращаться. Вот сегодня приснилась Ляля. Ей было очень плохо, и я понимала, что в этом есть и моя вина. Чувство вины преследует меня очень часто и по разным поводам. А вот Наталья Николаевна – мой психоаналитик – считает, что это абсолютно неправильно. Наверное, она права, но я ничего не могу с собой поделать – я всегда чувствую себя виноватой и перед людьми, и даже перед животными.

Повторюсь еще раз: мои предки носили в себе меня – девочку Женю Ливанову, родившуюся ровно в середине двадцатого века в отдалённой русской стороне, которой предсказывал большое будущее сам Ломоносов. Во времена моего детства там затевались какие-то грандиозные стройки, осуществлялись всякие небывалые свершения. Я помню, как показывали по телевизору, который тогда только-только начал входить в обиход, как перекрывают бурную своенравную реку: к ней подъезжали огромные грузовики и кидали вниз с крутого берега огромные камни. А вот для чего это делалось, я уже запамятовала… Это вообще было время, когда люди верили в невозможное – чего стОит заявление нашего тогдашнего лидера о том, что «через двадцать лет советский народ будет жить при коммунизме!»

Наивные тогда были люди… Поднимали целину, строили какой-то там никому не нужный БАМ. В общем, что называется, горели трудовым энтузиазмом. А во что это выродилось в итоге? Даже писАть об этом противно.

Мой прадедушка был священником, у них в роду все шли либо в священники, либо в артисты. И он мог пойти в артисты – красив был необыкновенно, и не какой-то там слюнявой красотой дамского угодника, нет, на старинной фотографии, которой уже больше ста лет, у него суровое мужское лицо, обрамлённое блоковскими кудрями. Женщины на него вешались пачками, отчего сильно страдала моя прабабушка, которая родила ему десять детей, ведь про аборты и всякие там способы предохранения тогда и слыхом не слыхали.

Когда он окончил семинарию, ему дали приход на Алтае. И там, в селе Чарыш, родилась моя бабушка. Я так много слышала от неё про эти места! И даже запомнила всякие непонятные слова – например, «заимка». Я толком до сих пор не знаю, что она из себя представляет, но в моём детском понимании это было что-то, спрятанное в глубине лесов, какое-то очень надёжное место, куда убежала вся семья моего прадедушки в революцию. Их собирались убить гнавшиеся за ними красноармейцы, но, к счастью, не догнали, иначе некому было бы писАть эти строки…

Потом из интернета я узнала, что принадлежу к довольно знаменитой семье – у прадедушки были в родственниках известные церковные иерархи, но большевики не пощадили никого, они все тогда погибли мученической смертью, которой в итоге не избежал и сам прадедушка. В нашей семье не было мужского начала – одно бабье царство: прабабушка, бабушка, мама с тётей и я. Так что воспитание я получила, наверное, очень неправильное, с этаким перекосом в сторону феминизации. Мужчины меня не интересовали совсем. Я, будучи подростком, в возрасте, когда просыпаются первые чувства, не дружила с мальчиками, и уж тем более, не влюблялась и не целовалась… А потом и замуж меня не тянуло, как всех прочих девок, которые спят и видят мужичка рядом – любого, хоть самого завалященького, лишь бы брюками тряс…

А я была девочкой серьёзной. Больше всего на свете я любила читать книжки и всё своё время проводила за чтением. Вот тогда, в детстве, я, наверное, и нахваталась всяких ненужных знаний, которые всю мою жизнь сбивали меня с толку. А ещё я уже тогда пыталась описывать всё, что происходит вокруг. Я вставала рано утром и шла в маленький двор, обсаженный акациями. Мне было очень даже уютно – взрослые спали, и никто мне не мешал. И я садилась на скамеечку и строчила, строчила… Уже в детстве я поняла, что нет в жизни бОльшего наслаждения, чем создавать – нет, даже не так! – воссоздавать на бумаге всё, что сидит у тебя внутри и настойчиво просит выхода на поверхность этого мира.

Ну а так со мной всё было обычно, как у всех детей. В положенное время я пошла в школу, где училась лучше всех. Учителя предрекали, что я закончу её с золотой медалью, но в старших классах я задурила – пропускала уроки, учиться стала кое-как, дерзила взрослым. И золотая медаль накрылась медным тазиком.

Ещё я пропиликала семь лет на скрипочке – музыкальную школу я закончила под большим нажимом бабушки, которая была так называемым «интеллигентным человеком» и считала, что ребёнка надо пичкать всякими «благородными» предметами. Теперь-то я не только на неё не сержусь, а очень даже ей благодарна. Наверное, сама я, обладая совершенно безразмерной ленью, не стала бы себя насиловать и вникать во все эти сложные материи. И осталась бы вахлачка вахлачкой. А так я имею полное право сказать, что я тоже принадлежу к последним представителям русской интеллигенции, которые в наше дебильное время вымерли, как мамонты, за полной своей невостребованностью у народных масс…

Кроме чтения, я ещё многим увлекалась – например, когда дядя подарил мне старенький ФЭД (была такая известная марка фотоаппарата), я стала ко всем приставать, чтобы они мне позировали. Я почему-то любила фотографировать именно людей, а не пейзажи. Денег в семье не хватало (семья была большая, а жили практически только на одну бабушкину пенсию), но я добилась того, чтобы мне купили фотоувеличитель и все прочие нужные причандалы, и сама печатала фотки. Это тоже не так уж обычно для маленького ребёнка. Наверное, оттуда идёт моя любовь ко всяческой электронике – если меня что-то сильно заинтересовывает, я без труда осваиваю это сама, как правило, «методом тыка». Помню, как сидела в глухой деревне, притащив на себе из Москвы огромную спутниковую тарелку. Прибить-то мне её прибили, но вот настраивать пришлось исключительно самой. Очень стимулирует, когда знаешь, что помочь некому…

Да, мои предки были обычные честные русские люди. Они не хватали звёзд с неба – просто честно трудились и разделяли все напасти и беды, которые сваливались на нашу страну. Революция испортила им жизнь, мужская часть семьи погибла, выжили только стойкие женщины, которые, как известно, имеют гораздо бОльшую сопротивляемость, чем мужчины. Бабушка, несмотря на катаклизмы, стала даже довольно большим начальником – это при том, что её из-за «неправильного» классового происхождения никуда не пускали. Но она была – без преувеличения скажу – необыкновенным человеком. Я бы лично при её обстоятельствах жизни просто опустила бы руки или сделала бы петельку и ушла бы из этого несправедливого мира. А она боролась до последнего. Правда, эта борьба не прошла ей даром – конец её был просто ужасен: рак в последней стадии, здесь она тоже пыталась бороться изо всех сил и умерла только тогда, когда жить было уже нечему, не осталось ни одного не затронутого раком органа, только крепкое сердце всё билось и билось…

4
{"b":"768956","o":1}