Я спросил, как он собирается убить Нежить, если в неё стреляли, а она не сдохла. Ярослав ответил, что эта мистическая плесень хорошо горит, вспыхивает как тополиный пух. Может быть, эта тварь тоже боится огня?

***

Я не знаю, почему решил помочь Ярославу. Наверное, на меня повлияла его решимость. Он не боялся рискнуть собой ради других. Такое вдохновляет.

План был прост: прийти в подъезд днём, когда Нежить спит, выбить стекло, залить всё бензином и бросить горящий факел. Мы собирались устроить поджёг, а дальше пусть пожарные делают свою работу.

Когда мы ехали, я поверить не мог, что согласился на это…

Мы снова вошли в тот дом. В подъезде было темно и сыро. У Ярослава была пластиковая канистра и молоток, у меня – палка на конце обмотанная тряпкой, смоченной бензином. Моей задачей было поджечь в нужный момент и кинуть.

Ярослав несколько раз плеснул из канистры на дверь, достал молоток, приблизился к окну. Я поджёг факел, надеялся, что всё пройдёт быстро. Надеялся, что мы просто сделаем это и убежим. Но эта Нежить и днём оказалась не бессильна.

Ярослав ударил в стекло, оно осыпалось. Парень опрокинул канистру, бензин полился внутрь.

Я услышал пронзительный крик, потом увидел лицо. Нежить! Чёрные провалы вместо глаз, дыра вместо рта и металлические зубы, словно, вращались, когда она вопила.

Ужасная тварь высунулась из окна и попыталась схватить меня за горло. Я взмахнул факелом, и она отдёрнула руку. Ярослав не успел отскочить, Нежить схватила его за воротник и потащила его к себе.

Мой внутренний голос кричал: «Беги! Убегай! Спасайся!». И я был готов к этому, но Ярослав скомандовал:

– Кидай!

И я бросил факел в эту Нежить, не боясь, что спалю ещё и своего товарища. Чёрные занавески вспыхнули, дверь вспыхнула и ужасная тётка полыхала голубым пламенем.

Она отпустила Ярослава и он упал. Нежить визжала от боли.

– Вставай! Уходим! – кричал я.

В окошке сквозь треск пламени, послышался писк нескольких голосов. Я посмотрел и увидел, как оттуда выпрыгивают мелкие твари!

Я плохо их разглядел, весь подъезд был в дыму, от жара пламени слезились глаза, но, кажется, они были похожи на человеческих детей, только руки и ноги у них были длинные и тощие, как паучьи лапы. Они ползали как жуки, даже по стенам.

– Бежим! – я помог Ярославу встать, и мы убежали, сели в машину, тронулись. Позади нас полыхал подъезд малосемейки.

– Видел их? – откашлявшись, спросил парень. – Это её выводок! Её дети!

Я спросил, сгорела ли сама Нежить. Ярослав ответил, что не знает…

***

Позже я узнал, что в том доме выгорел весь этаж, потому что пожарные долго не приезжали на вызов. Нам не прилетело за этот поджёг. Похоже, теперь поиск тех, кто его устроил, стал наименьшей проблемой.

От помещения консьержа, где обитала Нежить, ничего не осталось, а в доме начал твориться полный хаос. Люли пропадали и по ночам, и средь бела дня. Уцелевшие рассказывали про жутких детишек, что могли ползать по стенам и потолкам.

Это были дети Нежити. Говорят, их было четверо. Они поселились в разных частях дома: в шахте лифта, в подвале, на чердаке. Чёрная пыльца теперь стала появляться в подъезде и в коридорах. Все выжившие разбежались из того дома.

Малосемейка стала заброшенной и люди даже перестали заходить во двор этого дома. Отпрыски Нежити по ночам стали выбираться из подъезда, и похищать людей.

Им даже удавалось обманом заманивать их во двор, притворяясь обычными потерявшимися детьми. А потом твари нападали кучей и уносили человека в дом в одну из «затемнённых» комнат.

Всё это рассказал мне Ярослав. Теперь мы видимся иногда.

– Значит, мы сделали только хуже, – я был расстроен этими новостями. – Мы разворошили осиное гнездо, и теперь эти твари пустились во всю прыть.

Ярослав со мной не согласился:

– Нет, мы выволокли на свет эту нечисть, теперь все будут знать, что это не просто детские пугалки. Теперь все будут знать, как они опасны. За них возьмутся. Вот увидишь, за них возьмутся! А люди заражённые плесенью, наконец, смогут упокоиться.

Я не разделяю его оптимизма, но надеюсь, что он прав. Посмотрим, что будет дальше.

Чем бы я ни занимался – интерес рано или поздно угасает, а потом и полностью теряется. Такой уж я человек. И мне стало ясно, почему некоторые экстремалы свои и без того нетривиальные занятия превращают в настоящий цирк. Слышали про сноубордистов, которые спускаются на доске с гор в чём мать родила? Вот-вот! Всё ради новых впечатлений, ради новых историй.

Рад за тех, кто нашёл себя в своих занятиях и могут заниматься одним и тем же бесконечно с искренним интересом. Увы, я не из таких. Я как те голые сноубордисты – вечно жажду новых ощущений.

Нет, я не спускаюсь с горнолыжного спуска без трусов. Да и в трусах тоже. Несколько лет я изучал заброшенные места и подземелья. Это называется деггерством. Может, слышали.

Поначалу всё казалось таким интересным, таким увлекательным. Друзья приглашали меня изучить какое-нибудь подземелье и я, как говорится, был за любой кипиш. Но потом мне стало скучно.

Ну заброшенная шахта, ну старое бомбоубежище, ну каменный грот. И что? Приключения каждый раз одинаковые, всё предсказуемо, никакого ощущения опасности…

Я слышал историю, как один парень со своим другом забрались в катакомбы под старым домом, и на них напало какое-то кровожадное существо. Друг того парня погиб, а выжившему пришлось спрятаться в комнате за железной решёткой. И якобы, чтобы его самого не сцапали, он несколько дней разрубал тело своего друга на куски, и скармливал их подземному обитателю, а потом ещё и палец себе отрубил, чтобы хоть что-то дать голодному чудовищу.

Я не верил в это! Знал, что заброшенные, отдалённые места просто пусты. Туда даже бомжи не забираются. Что им там делать?

Поэтому я отважился на свой поступок, не ожидая никого встретить. Я поспорил с друзьями, что пройду насквозь тридцатикилометровую штольню в горе, с одной только свечкой в руках.

Я всё рассчитал: поход через длиннющий тоннель должен был занять часов десять. Свечка в стеклянной банке горит дольше. У меня не было с собой ничего про запас, ничего для подстраховки, кроме зажигалки, если вдруг свеча погаснет.

В начале пути мне даже показалось, что я придумал себе слишком лёгкое испытание: зашёл с одного конца, а с другого вышел. Штольня прямая, заблудиться негде. Что тут сложного? Единственная трудность – маленький язычок пламени освещает пространство лишь на пару метров вперёд. Из-за этого дорога была непредсказуемой. Нужно было сохранять бдительность и смотреть под ноги, чтобы не споткнуться ни обо что. К этому я тоже быстро привык и ожидал лёгкой дороги.

Но потом случилось то, что почему-то не казалось очевидным, пока не произошло. В мою банку попала вода.

В штольне было сыро, в некоторых местах капало с потолка. Раз – и я оказался в полной темноте. К тому времени я уже прошёл более десяти километров, и вдруг такое.

Я вытряс воду из банки, продул её хорошенько и попытался снова зажечь фитилёк. Это оказалось не так просто, как я думал. Свеча уже глубоко оплавилась. Надо было изловчиться, просунуть руку в горлышко. Я ставил банку и горизонтально, и чуть ли не вверх дном – ничего не получалось. Парафин капал и обжигал пальцы, а фитилёк не загорался.

Банка выскользнула из мокрых рук. У меня замерло сердце, но я её поймал. Радостно прижал банку к груди. Если бы она упала, то разбилась бы о каменный пол. Мой единственный источник света!

И тут меня снова прошибло: а где зажигалка?! Я её выронил пока ловил банку!

– Ничего, ничего, она должна быть где-то здесь, – успокаивал я себя.

Осторожно поставив банку к ногам, я стал ощупывать пол вокруг. Там были глубокие трещины, куда было невозможно просунуть руку. Если зажигалка провалилась в одну из них – это конец! Я остался без света. Без связи, посреди тридцатикилометрового тоннеля.