– Кто это был? – спросил Тибо. – Мужчина со столиком на колесах и огромной связкой ключей – как его зовут?

– Манфред. Его зовут Манфред. Он камергер, твой камергер.

– Мой камергер? Ха. Можно подумать, я король…

Эма бросила Блезу полный отчаяния взгляд, но у него глаза светились надеждой. Лосося он пока не подсек, но тот, похоже, заглотил наживку. Пока Эма наполняла тарелку Тибо, Блез продолжал медленно, громко и четко говорить:

– Сейчас вы поедите, сир. Вы поедите и восстановите силы.

Эма положила Тибо его любимые креветки в лимонном желе, но он только поморщился:

– Кофе. Хочу крепкого кофе. Очень крепкого.

– Тибо, не на голодный желудок.

– Кофе. У меня мозги всмятку.

– Но желудок…

– КОФЕ, Я СКАЗАЛ!

Эма налила ему кофе. Он выпил его залпом. Знакомый, привычный вкус разлился во рту, согрел горло. Тибо довольно облизал губы.

– Еще.

– Теперь поешьте, сир, – настойчиво попросил Блез, опасаясь воздействия кофеина на и без того натянутые нервы.

Тибо согласился на пару ложек взбитых сливок, потом на круассан, раскрошив его на восточный ковер, потом пожевал грушу, но согнулся от сильной колики. Постепенно он вошел во вкус, проглотил два яйца всмятку, три булочки, куриное крылышко, миску овощного салата и те самые креветки в лимонном желе. Блез восхищался его аппетитом: он и сам любил поесть, но сдался бы уже после салата.

– Думаю, пока достаточно, – остановила мужа Эма, когда он начал приглядываться к яблочному пирогу.

– Да. Я устал.

– Тогда я оставляю вас, сир, отдыхайте, – сказал Блез.

– Ну нет. Вы останетесь. Я уже говорил. Вы должны мне кое-что объяснить.

– Хорошо, хорошо, сир. Очень, очень хорошо, – похвалил его Блез.

Кратковременная память работает – прекрасный знак.

– Объясните мне наконец толком, что же случилось с господином де Френелем.

Тибо задал вопрос и очень смутился. Он никак не мог понять, как же так: господин де Френель умер и господин де Френель с ним сейчас разговаривает? Два человека, одна фамилия. Так недолго и умом тронуться.

– Френель… Вас самого разве не Френель зовут? Но вы при этом не мертвы… Или вы умерли? Где мы тогда?

– Нет, сир. Я жив. Меня зовут Блез де Френель. А усопшего звали Клеман.

– Клеман…

– Клеман де Френель, сир.

– Так, значит, умер Клеман де Френель, – прилежно повторил Тибо. – Но как? Как именно он умер?

Блез занял прежнее место. Теперь главное – не торопиться.

– Клеман был в своем кабинете один, сир. В башне начался пожар. Он задохнулся.

– Когда?

– Позавчера, сир.

– Позавчера! Как так? Вы не могли мне сказать об этом раньше?!

– Э… Нет, сир. Нет. Я не мог сказать вам раньше.

– И почему же? А? Почему? – Тибо подался вперед и схватил Блеза за ворот.

– Тибо… – Эма колебалась. – Ты был… Ты был в другом месте. Не помнишь?

– Чего не помню?

– Вас не было здесь, сир. Вас не было во дворце, – уточнил Блез.

– Не было во дворце? А где я был? Где?

Ни Блез, ни Эма не решались ответить. Разгневанный Тибо, сидевший на самом краешке кресла, уже приготовился вытрясти из Блеза душу.

– Договаривайте уже, раз начали!

Эма встревожилась, но Блез увидел в этой вспышке гнева добрый знак. Рассудок короля высвобождался рывками, как часто и бывает. Однако успех был пока еще шатким, а ответ на его вопрос – взрывоопасным. Новое потрясение может утянуть его обратно на дно, а Блез не собирался упускать такую огромную рыбу.

– Вы ничего не помните, сир? – спросил он спокойно, ни на что не рассчитывая.

Тибо наконец отпустил его воротник.

– Нет! Что, по-вашему, я должен помнить, в конце-то концов?

– Вы ничего никому не должны, ваше величество, – заверил его Блез, поправляя воротник. – Я просто стараюсь вам помочь, вот и все.

Тибо резко поднялся, оперся о первое, что попалось под руку, потом попытался пройтись взад-вперед по комнате. Еще один добрый знак. Он с трудом проковылял несколько шагов, но сил не хватало, и, не дойдя до письменного стола, он вынужден был упасть в кресло на львиных лапах.

– Отдыхайте, ваше величество. Я вернусь позже, – предложил Блез, но Тибо пригвоздил его взглядом к креслу. – Хорошо, я останусь. Мне остаться, сир? Остаюсь.

– Вы останетесь, еще как останетесь! Вы останетесь, пока не расскажете мне, где я был, пока Клеман горел в своем кабинете!

Определенно, очень буйный лосось.

– Тибо, – заговорила Эма, – может, ты помнишь, как мы были в Большом Шале?

– Большое Шале… Что-то знакомое… Там еще было странно, да? Гололед? Был гололед?

– Был гололед, да. И очень красиво. Все сверкало, будто хрустальное.

– Сверкало… Что-то вспоминаю.

Он вздрогнул.

– Тебе холодно?

– Немного. Совсем чуть-чуть. – Он поднял воротник несуществующего пальто. – Там на ветке сидел воробей. Прятал голову под крыло. Как будто… совсем один.

Голос Тибо стал невнятнее. Он мутно глядел в одну точку над плечом Блеза.

– Воробей, да, абсолютно верно, сир, – неестественно громко повторил Блез. – А вы помните, где вы были, когда увидели воробья?

– На опушке? На опушке. С Овидом. Верхом.

Тибо с ясностью проживал заново те минуты, когда пробирался через подлесок. Он слышал грузную поступь рабочих лошадей, видел пастухов, сообщивших о гибели овец, их большие деревянные башмаки, тяжелые накидки, шерстяные береты. Что-то его тревожило, но что? Куда они едут? Голые стволы, ободранная кора. Воробей. Он снова вздрогнул. Инстинктивно, как и тогда, он поднес руку к медальону с портретом Эмы.

Но медальона на шее не было. Он стал дергать завязки сорочки.

– Сир?

Шнурок порвался.

– Медальон!

– Какой медальон, сир?

– Вы что, издеваетесь? Я никогда его не снимаю.

Отвечая, Тибо смотрел в потолок. Блез решил пойти ва-банк.

– Медальон пропал, сир. Но вы знаете, где он. Поройтесь в памяти. Сделайте усилие. Где вы оставили медальон?

Тибо стиснул челюсти, сжал кулаки и снова скрючился в кресле. Он вел с собой жестокую борьбу.

– Медальон, сир? Вспомните. Вы где-то его оставили.

Вдруг Тибо вытаращил глаза. Он видел, как медальон качается перед ним. На низкой ветке. Голова его разрывалась от боли. Пальцы касались чего-то, на ощупь как пепел. Огромные деревья сжимали, сдавливали, душили его. Голос звучал в его крови, и кровь была во рту. Он закрыл лицо локтем.

– Нет… – простонал Тибо, съезжая на пол.

Блез кинулся к нему, похлопал по щекам, влепил пощечину. Без толку. Кое-как он перетащил его на кровать.

– Упустил я рыбу… – бранил он себя. Проверил зрачки, измерил пульс. – Он спит, ваше величество.

– Кто же засыпает так вот вдруг?..

– Он больше не мог бороться, госпожа. Он вспомнил что-то, и силы его оставили.

– Блез, он вернется к нам?

– Он уже начал возвращаться. Причем быстро, госпожа, очень быстро, учитывая обстоятельства. К тому же он продержался почти час… Запасемся терпением.

– Как думаете, это продлится долго?

– Трудно сказать, ваше величество. Каждая душа неповторима.

Они молча смотрели на несчастную тень былого короля. Двухнедельная борода, шрам месячной давности, изможденное голодом тело: время бежало для него с невероятной быстротой. Во сне он стонал и сжимал простыни.

Трон в королевстве Краеугольного Камня не пустовал дольше двенадцати дней. Чтобы сохранить корону, у Тибо оставалось восемь.

Гранит.

Тянется ветка, все ближе, рука. Рука или ветка? Небо – круг. Зеленый круг. Ветка вернулась к стволу, но это не ствол – женщина. Гранит, пепел и женщина – не женщина: девочка. Она гладит мне лоб. Видит на лбу цветок. Показывает что-то, оно блестит, качается – медальон.

Девочка улыбается, я ее знаю. Я ее знаю?

Да.

Нет.

Еще нет.

Хочу кричать, мне надо кричать.