— На том, что вы начали отрабатывать какой-то мудрёный стиль боя.

— Ну, слушай тогда…

***

Эскель шумно вдохнул.

Они с Мисселиной отдыхали после короткой тренировки. Ведьмак сидел в тени раскидистой акации, наблюдая за девушкой, топтавшейся в озере на мелководье. Она сбросила сапоги и теперь мочила уставшие ноги, стоя в прохладной воде по колено.

Он снова вздохнул. После того, как оба они признались друг другу, жить стало немного проще. Хотя бы потому, что между ними не стоит эта идиотская стена запрета, возраста и других негласных правил, несоблюдение которых многие посчитали бы аморальным. Однако, если подумать, ведьмаков в принципе считали выродками, лишёнными морали. Так что… какая разница?

И всё-таки, Эскель всё ещё не позволял себе некоторые вещи. Многие, вернее, и перечислить все было бы затруднительно. Но он старался сдерживаться, не торопить ни Мисселину, ни себя. У них впереди достаточно времени, чтобы понять друг друга в полной мере. Возможно, что Мисселина, встречая магичек на их пути, будет продолжать источать свойственную только ей ауру милости и беззащитности, понемногу набираясь нужных знаний. А может, дойдёт и до того, что она захочет стать той самой классической магичкой – без изъянов во внешности, долгоживущей и чуть более капризной. По крайней мере, если она всё же захочет стать чародейкой, Эскель её поймёт. Какая девушка не хотела бы оставаться вечно молодой?

Но, конечно, было бы эгоистично держать её около себя вечность. Став чародейкой, Мисселина может захотеть большего, чем у неё сейчас есть. И тогда… тогда их пути разойдутся. А Эскель не хочет этого. Боится потерять её.

И всё-таки, он эгоист.

— Ложь, — с нескрываемым раздражением фыркнула Мисселина, присев рядом. Эскель нахмурился.

— Опять мысли читаешь.

— А на ком мне ещё практиковаться? — ухмыльнулась она. Вытянула ноги, чтобы высохли. — Ты же знаешь, зачем я это делаю.

— М-да, — фыркнул Эскель.

— Знаю, я не должна этого делать, — их взгляды встретились. Он вздохнула, хотев что-то сказать, но промолчала, отведя взгляд.

Солнце закатывалось за горизонт, и облака – груды сахарной ваты – смущенно порозовели. Их отражения подрагивали в кристально прозрачной воде озера. Лошади щипали траву, щебетали птицы, а Эскель с Мисселиной хрустели оставшейся половиной багета. Вот они, звуки счастья, подумал ведьмак.

— Ты так и не рассказал мне, как нашел это место, — мягко упрекнула Мисселина. — Но здесь просто чудесно.

— Да просто наткнулся как-то, — пробормотал он. — Давно. Повезло, наверное.

Мисселина не сводила взгляда с невероятно гладкого зеркала воды.

— Это место напоминает мне Каэр Морхен, — негромко заметила она.

— Мне тоже, — отозвался Эскель.

В прошлом году, летом, наполненным солнцем, они с Мисселиной, Геральтом и Цири провели немало долгих счастливых дней в старой ведьмачьей крепости, абсолютно в глуши на севере Синих Гор. Девочки брызгались в озере, валялись на траве, придумывали клички облакам…

Мисселина повернулась к нему. Куртка Эскеля лежала между ними на траве вместо скатерти. Не очень большая скатерть: даже наклоняться не придется, если он захочет дотянуться до девушки.

И как раз этого Эскель сейчас и хотел. Больше всего на свете.

— Я много об этом думала, — сказала Мисселина. — О Каэр Морхене, об озере… Мы вернёмся туда зимой?

— Хм, — Эскель выпрямился. — Да. Вернёмся.

— Я однажды говорила об этом с Весемиром, — тихо сказала она. — Он рассказал, что многие из вас не помнили своих настоящих семей, — девушке было неловко говорить, но она всё же говорила. — Каково это: не помнить ничего?

— Не все из нас забыли своё детство, — возразил ведьмак. — Например, Ламберт помнит всё очень отчётливо. А Геральт… он просто знает.

— А ты? Что ты помнишь?

Они снова посмотрели друг другу в глаза, пялясь друг на друга, как две злобные птицы, не поделившие добычу. Эскель вздохнул, покачал головой.

— Помню только одну песенку. Глупую, если честно.

— Ну-ка напой, — тут же оживилась Мисселина

— Ох… Как там оно было… вот бредут овечки…

— … По лугам на солнце! — закончила за него девушка. — Ха-ха! Я тоже её знаю!

— В самом деле?

— Да, — кивнула она. — Детская песенка из Виковаро. Стало быть, ты родом оттуда?

— Хм, — Эскель потёр шрам, прикрыв глаза. — Возможно. Однако это только теория.

— Ну… каждая теория имеет право на существование, — пожала плечами Мисселина.

***

— Значит, ты нильфгаардец?

— Нет! Лютик, говорю же: это теория.

Поэт пожал плечами. Теперь они с Эскелем остались вдвоём, ведь Мисселина ушла спать, устав от рассказа Эскеля (или потому, что ей не давали и слова вставить). Бард медленно потягивал вино, пока ведьмак вертел в руках какую-то сверкающую безделушку. А если быть точным – чёрную заколку с россыпью рубинов на ней. Лютику было любопытно, чья она?

— Хочешь ей подарить?

— Отдать, — бросил Эскель. — А подарила Йеннифер.

— Оу, какое великодушие с её стороны, — хмыкнул бард. — А ещё, дай угадаю: Йен пихнула ей в руки духи и косметику своего производства.

— Ты ткнул пальцем в небо.

— Вот! — развёл руками Лютик. — Ну, а дальше что было?

— Ничего, — пожал плечами ведьмак. — Упали в озеро.

— А как?

— Я не буду тебе этого рассказывать, — скрестил руки на груди Эскель. — Нет, Лютик. Даже не пытайся.

— Что, это было нечто постыдное? Какие-то чудища, которых ты не заметил? — не унимался поет. — Ну же, Эскель!

— Ты и так знаешь достаточно, — засмеялся ведьмак. — Да и вообще, вряд ли кто-то когда-либо узнает, почему мы промокли с ног до головы.

— Эх ты, — делано обиделся Лютик. — Ну, что ж… кажется, я придумал, как проведу эту ночь… И всё-таки…

— Лютик, я уже всё рассказал. Больше тебе знать не положено.

— Ладно, ладно, — отмахнулся бард.

На самом деле, Лютику и не нужно было знать продолжения, ведь стихотворение не нуждалось в той части. Даже так: Лютик не собирался описывать именно день. Почему-то ему хотелось написать об этой не очень обычной паре. Ведьмак и знатная красотка из сказочного края, соединённые Предназначением. Кто бы мог подумать, что такая девушка, как Мисселина, полюбит такого мужчину, как Эскель. Но Лютик думал, что именно так и выглядит этот род любви, где любят не за красивые глаза и мордашку. Оба – даже Мисселина – не классические красавцы. Однако… что-то в этом есть.

Барду даже показалось, что этих двух можно сравнить по классике: ангел и демон. Она – вся такая молодая, нежная и очень добрая. А он – уставший от жизни, с обезображенным из-за шрама лицом…

«L’amor che move il sole e l’altre stelle…»*

Эта ночь для барда Лютика была лишённой сна, но наполненной прекрасными строками, всплывающими на бумаге.

***

Мисселина зевнула, поправляя седло на спине Люпина.

Утром они с Эскелем решили отправиться в Темерию, заезжая в Элландер. От Лютика Мисселина узнала, что он слышал от Геральта, что Цири и Йеннифер сейчас там, в Храме Мелитэле. Девушка надеялась, что она встретит обеих, хотя это и было маловероятно. И всё же, толика надежды была.

— Доброе утро! — громко поздоровался Лютик. Бард был уже полностью собран: лютня за спиной, на голове сливовая шляпа с пером. Поет был бодр, хотя под глазами были синяки – признак бессонной ночи. Улыбаясь, он начал седлать свою гнедую лошадку.

— Хм. Доброе, — ответил Эскель, поправив перевязь на плече. Мисселина проследила за действиями барда.

— Лютик, куда едешь?

— Не знаю, дорогая Мисселина, — пожал плечами поет. — Вообще, я собирался набиться к вам в попутчики.

— Ну… почему бы и нет? — девушка вопросительно посмотрела на Эскеля. Тот кивнул, и запрыгнул в седло. — Поехали тогда.

— О, я рад! — бард буквально светился от счастья.

Вместе они отъехали от корчмы. Солнце едва встало, поднявшись из-за горизонта, окрасив облака розовым цветом. В траве сияли бусинки росы, и утренние птицы только начинали петь. Мисселина улыбнулась сама себе. Ей нравилась Доль Блатана, определённо. Здесь она чувствовала себя настолько хорошо, почти как в Каэр Морхене.