Радость омрачена необходимостью ждать. Он предполагал это, зная, как работает бюрократическая машина, но все равно надеялся, что запрос через Аврорат будет рассмотрен быстрее. Впрочем, это уже был немалый шаг вперед.
Сейчас же Драко намеревается заняться тем, что даст ему больше данных о ее жизни, хоть и содержит меньше информации о работе Гермионы. Он точно помнит темно-синюю книгу у ее кровати — дневник, в который Грейнджер вписывала даже самые незначительные события. Если только ему удастся преодолеть защитные заклятия, наложенные на дом, он сможет узнать обо всем, что она доверила бумаге. «Возможно, там будет что-то обо мне».
«Уже глубокая ночь, а мы только добираемся до палатки. В тот день, после долгих месяцев неудач, мы наконец-то натолкнулись на опечатанную комнату. Конечно, мы пока еще не знаем, что внутри, но это определенно прорыв, а значит, угрозы Барлоу о сворачивании раскопок не осуществятся.
Гермиона словно хлебнула бодрящего зелья. То зависает над картами местности, то царапает что-то на обрывках пергамента. Вот теперь принимается строчить в дневнике, словно опасается, что забудет раньше, чем успеет записать.
У нее на щеке следы земли, а на волосы налипла паутина. Неверный изменчивый свет свечей падает на ее склонившуюся над столом фигуру. Я втихаря любуюсь ей, зная, что, стоит ей заметить мой взгляд, Гермиона смутится и снова спрячется в свою раковину. Перо все скользит по бумаге, покрывая страницу кружевным почерком. Отсюда мне не видно, что именно она пишет, но, судя по складочке между бровей и закушенном кончике пера, это очень важно.
Спустя полчаса я не выдерживаю, пытаясь позвать ее в кровать. Сил на что-то большее, чем сон, нет, но я точно знаю, что не смогу уснуть без ее тепла рядом. Нехотя Гермиона откладывает дневник. По-прежнему сжимая в пальцах перо, она медленно приближается к кровати. До этого дня я и не знал, что настолько боюсь щекотки.
Гермиона безжалостна: на нее не действуют мольбы и уговоры. Даже шантаж оказывается бесполезным. Она прекращает, только увидев слезы на моих глазах. А после целует мокрые дорожки, обхватив мое лицо и улыбаясь так, что пульс зашкаливает, словно у колибри.
На следующий день мы находим его — Сердце Морриган. По легендам артефакт невиданной силы. На деле же это — черный камень в форме сердца в крылатой оправе и клетке металлических ребер.
Магический фон невероятный, словно от живого существа. Стоит нам под прикрытием дюжины магов подойти ближе, артефакт как будто затаивается, испуская лишь еле заметные колебания.
Гермиона завороженно смотрит на находку, не отрывая глаз. Будь я чуть меньше уверен в себе, начал бы ревновать. Это огромный шаг в ее карьере, хотя она и очень рисковала, полагаясь на мифы и сказания, что передавались лишь устно долгое время. «Сердце Морриган» могло оказаться лишь сказкой, а, даже если и нет, вероятность того, что оно все еще в лабиринте пещер под Стоунхенджем, была невелика.
Но вот оно перед нами. И с палочки из виноградной лозы одно за одним слетают охранные и опечатывающие чары. Ближайшие месяцы артефакт проведет в Отделе Тайн, где команда опытных невыразимцев под руководством Грейнджер будет изучать его вдоль и поперек. А моя роль в этом сыграна.
Вечером мы любуемся звездным небом, лежа на поляне, скрытой от лагеря небольшой рощей. Ее маленькая ладошка зажата в моей руке, и я неожиданно осознаю, что не хочу, чтобы это заканчивалось. Конечно, я понимаю, что все будет непросто. Одно дело быть вместе здесь в Уилтшире, где нас окружают необъятные просторы и группка таких же, как и мы, фанатиков археологии. Совсем другое — Лондон с его каменными джунглями, узкими магическими улочками и косыми взглядами.
— Мы могли бы встретиться завтра. Расскажешь мне, как поставила на место своего боса, — я стараюсь говорить небрежно, скрыть заинтересованность.
Гермиона поворачивается в мою сторону, очень долго изучая меня. В ее глазах отражаются звезды, волосы немного выбились из плотной косы и несколько прядок обрамляют лицо. Рука сама собой поднимется, чтобы в привычном жесте заправить их за ухо.
Я касаюсь пальцами ее скулы, скользя подушечками по созвездиям веснушек. Не вижу, но чувствую, как Гермиона улыбается, прижимаясь щекой к моей руке. Она будто состоит их этих плавных линий, мягких касаний и тягучих мгновений. Но это лишь одна сторона медали.
Не успев опомниться, я оказываюсь лежащим на спине. Гермиона, оседлав мои бедра, медленно скользит руками по моей груди. Пуговицы просто падают в траву. Она так часто проделывала этот фокус, что у меня осталась только пара рубашек, все еще способных застегиваться.
— Да, — неожиданно говорит Гермиона. — Я согласна пойти с тобой на свидание, — она всегда легко читает между строк.
Вместо ответа из моего горла вырывается стон, потому что кожи касаются ее горячие губы. А через секунду зубы впиваются в основание шеи. Горячая волна прокатывается по телу, уничтожая связные мысли. Член мгновенно твердеет от того, как умело она дозирует боль и ласку.
Я хватаю ее за бедра, вжимаясь ширинкой, давая ей почувствовать, как сильно хочу оказаться в ней. Гермиона скулит мне на ухо, имитирует пару толчков и, отстраняясь, коварно обводит языком приоткрытые губы. Она по-слизерински коварна, когда дело касается удовольствия. И я готов быть ее вечной жертвой. Но не сегодня.
Гермиона тихо охает, когда я меняю нас местами. Раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, она выглядит органично в окружении травы и полевых цветов, как дух природы, неукротимый и неистовый.
Наконец-то я касаюсь ее губ, тут же втягивая ее язык в страстный танец. Она ловко ныряет руками за пояс моих брюк, обхватывая руками ягодицы и чувствительно проводя по коже ногтями. Ведьма.
Я шепчу заклинание, не разрывая поцелуй. Наша одежда растворяется в воздухе. Да, вот так. Я тоже знаю несколько фокусов.
Гермиона мелко дрожит, одаривая ласками теперь спину и пытаясь обхватить ногами мою талию. У меня другие планы. Я перестаю терзать ее губы, спускаясь поцелуями к шее. Там, под линией челюсти, у нее особо чувствительное местечко. Я медленно вожу по нему языком, пока она не начинает извиваться подо мной. Зацеловываю скопления родинок на ее ключицах. Следую к груди, где стараюсь в равной степени уделить внимание обоим полушариям. Стоны становятся несдержанными, когда я втягиваю в рот один сосок, продолжая перекатывать второй между пальцами.
Гермиона вцепляется мне в волосы. Среди неразборчивого бормотания я то и дело слышу свое имя. Продолжаю путь по ее телу, чуть покусываю живот, щекочу кончиком языка впадинку пупка, с силой сжимаю подвздошные косточки, вдавливая в ямки радом с ними большие пальцы.
Ее тело выгибается навстречу моим губам. Я легонько дую, касаясь лишь воздухом, и слышу, как она разочарованно хнычет. Целую внутреннюю часть бедра, оставляя еле заметные розовые пятнышки. Гермиона пытается дотянуться до меня то ли чтобы вынудить действовать активнее, то ли для того, чтобы придушить. Я невольно ловлю себя на том, что счастливо улыбаюсь, ловя ее разъяренный взгляд.
— Я убью тебя, Малфой!
Я не трачу время на вербальный ответ. Сейчас мое тело скажет больше меня. Целую щиколотку и закидываю ее ногу себе на плечо. И вот Гермиона передо мной во всей своей красоте. Раскрасневшаяся, влажная, раскрывшаяся.
Медленное вторжение заставляет ее протяжно застонать и вцепиться руками в траву. Гермиона не отрывает от меня своего взгляда, закусывая губу, а после беззвучно произносит мое имя. И это совершенно сносит мне голову. Кажется, я даже рычу, склоняясь над ней и начиная вбиваться глубоко и резко, так как она больше всего любит. Тяжелое дыхание, хриплый сорванный голос, ее стоны — моя личная любимая симфония.
Гермиона Грейнджер ничего не делает наполовину. И страсти она отдается с тем же рвением, что и учебе.
Я не помню, как мы вернулись в палатку в ту ночь. Как не помню, ставили ли мы заглушающие на той поляне».
========== Обрести ==========
