Когда Катя наконец вернулась в комнату, Паша, уже полностью одетый, восседал на кресле, а на коленях у него расположилась Джин.

– Да свыкнется она, вот увидишь, – вещала рыжая бестия, ероша длинными пальцами его короткие волосы.

– Надеюсь, Джин, очень надеюсь, – в голосе вампира слышалось сомнение, и Катя невольно порадовалась, что он не до конца уверен в ее покорности. Значит, она еще поборется с жестокой судьбой. И пусть ей не дано победить, она станет сражаться до тех пор, пока в ее венах течет хоть капля смертной крови.

– Не мечтай, я никогда не буду с таким монстром, как ты, – выпалила она, сжимая кулаки до тех пор, пока не почувствовала боль в ладонях от вонзившихся в них когтей.

– Ты уже со мной, детка. Тебе напомнить о том, что со вчерашнего дня ты моя законная жена? – Паша аккуратно снял Джин с колен и усадил на свое место, сам же подошел к Кате и, коснувшись ее подбородка пальцами, поднял вверх голову. – У тебя полчаса на сборы, я буду ждать тебя внизу, Джин проконтролирует процесс превращения Золушки в принцессу.

Джин укладывала ее волосы в новую, очень сложную прическу. Непослушные локоны отказывались повиноваться рукам рыжей, и она то и дело материлась на родном английском с сильным ирландским акцентом. Катя сидела, не шевелясь, ей было все равно, что из нее делает воительница.

– Помоги мне, – неожиданно для себя самой взмолилась Катя, – помоги, прошу тебя! Джин, ты ведь не одна из них, ты – живая!

– Ты дура, Катя, – накручивая на щипцы очередную прядь, изрекла Джин, голос ее прозвучал раздраженно. – Миллион девушек по всему миру мечтали бы оказаться на твоем месте, а ты сидишь и пускаешь сопли.

– Я не хочу быть вампиром, не хочу! Помоги мне убежать отсюда, я сделаю все, о чем ты меня попросишь! – Слезы потекли из глаз Катя, не обращая внимания на боль, которую доставляли щипцы, соприкасаясь с незащищенной кожей головы, повернулась к собеседнице.

– Интересно, что ты можешь дать мне такого, чего у меня нет? Может, предложишь денег? Или какие-то особые услуги? Забудь, ты – ничтожество, у тебя не может быть ничего, что мне пригодилось бы. – Рыжая тяжело вздохнула, пытаясь совладать с собственной яростью. Ее изящные руки чуть заметно дрожали от гнева. – Пока еще у тебя есть выбор. Ты можешь не быть вампиром, а стать воителем. – Джин дернула волосы девушки, высвобождая щипцы намного грубее, чем было необходимо. – Только, будь моя воля, я не позволила бы таким, как ты, получать знак. Ты недостойна того, чтобы жить вечно. Недостойна сохранить свою симпатичную мордашку в веках. Ты не стоишь самого последнего из наших вампиров, а нашим воинам не годишься даже в подметки.

– Тогда отпусти меня. Мне не нужно ни бессмертие, ни вечная молодость. Я хочу прожить свою обыкновенную жизнь, хочу… – Катя подавилась рыданиями, и Джин не дала ей закончить, грубо прервав на полуслове.

– Я не могу помочь тебе, девчонка. Я обязана охранять тебя и пресекать любые попытки бегства. Это приказ главы, и он не обсуждается. Своими словами ты сама выбрала для себя путь. Воителем можно стать только добровольно, а вот вампиром – по желанию мага. Маргарита, наша госпожа, дала добро на твое обращение. Теперь дело за Пашей. Когда ему надоест с тобой нянчиться, ты станешь такой же, как он.

– Неужели ничего нельзя сделать? Если ты говоришь, что так много желающих оказаться на моем месте, почему выбор пал именно на меня? За что?

– Павлик тебя любит. Он готов совершать самые идиотские поступки, чтобы ты была с ним. Я говорила, что такой мужчина, как он, может найти себе любую не только смертную, но и бессмертную девку, чтобы разделить с ним койку или жизнь. Но он словно помешался. Он не хочет даже слышать ни о ком, кроме тебя.

Терпению Джин пришел конец. Она размахнулась и швырнула щипцы и расческу на туалетный столик. Катя заподозрила рыжую в нежных чувствах к своему мужу, но вслух ничего не сказала. Она все еще не потеряла надежды убедить ее помочь в организации побега. Куда идти, если удастся вырваться, Шемякина не имела ни малейшего понятия. Как сделать так, чтобы бесследно исчезнуть от вампира? Но обо всем этом у нее будет возможность подумать на воле, если только получиться убедить эту несговорчивую девушку совершить то, чего им обеим страстно хотелось.

Пока эти мысли крутились в воспаленном мозгу Кати, Джина мерила шагами гигантский номер, пиная ногой, обутой в остроносые лакированные туфли, все предметы, неосторожно находящиеся на пути.

– Ты не нужна нам! Но никто не хочет меня слушать. Даже Кира встала на его сторону! Такая честь быть одной из избранных. Некоторые добиваются ее всю жизнь, но тщетно. А тебе выпала незаслуженная удача вступить в ряды лучших даже без сканера! Избалованная современная девчонка! Ты ничего не знаешь об этом мире! Ты не видела ни грязи, ни лжи! Ты считаешь, что жизнь – это асфальтированная трасса, выстланная розами без шипов!

– А ты знаешь? Знала, когда делала свой выбор? – Катя решила попробовать разговорить Джин. Довести до грани, заставить потерять рассудок, забыть о чужих приказах и сделать то, к чему стремится ее сердце, – выпустить неугодную птичку на волю, позволить лететь на все четыре стороны, подальше от ее обожаемого волшебного мира.

– ДА! Я была нищенкой, побиралась на улицах Карлоу. Я замерзала зимой и сходила с ума от жары и пыли летом. Я голодала и готова была продать душу дьяволу за корку заплесневелого хлеба. Только добрых людей, которые отдали бы ее попрошайке, не находилось. Я умирала. Я торговала собой, чтобы выжить. Но одетую в лохмотья нищенку не хотел никто, кроме таких же убогих оборванцев, как она сама. Когда у меня появился шанс изменить свою жизнь, я схватилась за него обеими руками. Я могла сделать все что угодно, лишь бы удостоиться чести, даже убить собственную мать, если бы знала, кто та мерзкая баба, посмевшая пустить меня в этот проклятый мир! Мне пришлось пять долгих лет упрашивать, чтобы мне позволили принять знак. И когда этот день настал, Маргарита получила самую верную, преданную ей до глубины души, готовую служить до последнего вздоха слугу! Я умру, если она меня попросит, потому что только благодаря ей я все еще жива! Мне двести восемьдесят семь лет, и каждый новый день рождения я встречаю с благодарностью, которую посылаю своей госпоже. Я ненавижу таких, как ты! Ненавижу! Я бы убила тебя прямо сейчас или выкинула на улицу. Если тебе не терпится сдохнуть, это твое право. Но, увы и ах, это невозможно. Я не могу ослушаться. Будь ты проклята, мерзавка, будь ты проклята за свою счастливую звезду, осветившую тебе путь, о котором можно только мечтать! Будь ты проклята!

Джин резко остановилась посреди комнаты. Ее глаза метали молнии, рыжие волосы горели огнем. Такой обжигающей, всепоглощающей ненависти Кате еще не приходилось встречать. Она не понимала ее причины, и чем больше говорила бессмертная, тем бессмысленней звучали ее слова.

– Я и так проклята, если мне приходится общаться с такими, как вы! Я и так проклята, если единственный мой путь – стать кровожадным монстром! Я проклята, потому что полюбила зверя! – Катя вскочила с места и, позабыв о страхе, подбежала к воительнице. Она что-то кричала, бессвязное и пустое, в ее речи было больше нецензурной лексики, чем какого-либо смысла. Она дала выход эмоциям, терзавшим ее со вчерашней ночи. Чем сильнее распалялась девушка, тем большее спокойствие появлялось на лице бессмертной. Когда обессиленная Шемякина упала на кровать и, закрыв лицо руками, принялась рыдать, Джин уже полностью пришла в себя.

– Вставай, нам надо поторопиться, – холодно бросила она. И, словно пушинку, оторвала Катю от шелкового измятого покрывала и усадила на прежнее место. Она не обращала ни малейшего внимания на стоны и причитания смертной, с видом полного безразличия вернулась к изрядно пострадавшей прическе молодой.

Когда волосы приняли нужную форму, Джин вооружилась косметикой. Она профессионально наносила тональный крем, румяна, тени для век, тушь и прочие штуки, необходимые женщинам для покорения мужских сердец.