Тёти с причёсками выходят вперёд, смело открывают дверь, и, вот уже стробоскопы придают и их внешности что-то такое… не скажу, что манящее, но уже не ассоциирующее их с девятнадцатым веком.
И чего их понесло сюда? Может, пришли шпионить за своими детьми? Ну, так это им навряд ли удастся сделать незаметно. Ведь белую ворону видно везде…Однако когда я попадаю в само клубное пространство, ко мне приходит осознание, что белая ворона здесь я. Вокруг снуют люди возраста моих родителей: опрокидывают шоты, курят кальян. Вприсядку на танцполе под микс одной из песен The Black Eyed Peas задорно отплясывает лысеющий мужчина с усами, как у Менхаузена.
Да как он это вообще делает?!
Пожалуй, для такого энергичного танца явно требуется спецподготовка или допинг. Если же этот дяденька не балерун, вероятно, наутро его ждут страшные мышечные боли. Только от одной попытки подняться с кровати.
Немного смущенная контингентом, я направляюсь к барной стойке. Не то, чтобы мне надо скорее запить это дело. Просто, если я устроюсь за столиком, то буду выделяться еще больше. А иметь дело с пятидесятилетними поклонниками и уж тем более с обозленными претендующими на них дамами, мне совершенно не хочется. Да и вообще я решила не выпивать алкоголь, поскольку гуляю одна. Но теперь даже не знаю, смогу ли вот так просто расслабиться! Однако здесь в любом случае стоит осторожничать с напитками. А то вон как Менхаузен разгорячился! Я рискую к нему присоединиться…
– Ананасовый сок со льдом, пожалуйста! – подойдя к стойке, обращаюсь к одному из двух барменов. А они, кстати, молодые парни, что не может не радовать. Считай, нашла свою стаю, и стало как-то спокойнее.
Но вообще, конечно, это забавная картина: зрелые люди придаются развлечениям, в то время как молодежь на них работает. Будто родители заставили трудиться детей, пока сами безудержно кутят.
Между тем, бармены очень симпатичные ребята. Один блондин, а другой брюнет. Оба очаровательно улыбаются.
– Ваш сок! – объявляет светленький и вручает мне стакан с трубочкой.
Я коротко благодарю его в ответ и спрашиваю, сколько должна. Однако парень отрицающим жестом дает понять, что ничего.
Я что, заплатила одним своим присутствием? Ну, да ладно! Я не против такого аттракциона щедрости, какая бы там ни была причина широкого жеста заведения или же бармена.
Взяв сок, я разворачиваюсь в сторону танцпола и опираюсь на стойку. Так мне открывается вид на все пространство, и я, конечно же, не упускаю момента, чтобы осмотреться. По краям зала расположены столики для гостей, но большинство мест для посетителей, похоже, находится на втором этаже, который со своего ракурса мне видно лишь частично. Посадочных мест в клубе достаточно много, пространства у бара и на танцполе – тоже. Но, судя по количеству людей в зале, напрашивается только один вывод: вероятно, заведение переживает не лучшие времена. В этой «субмарине» мало гостей, очень мало в сравнении с тем, сколько задумывалось уместить…
За танцполом возвышается сцена, на которой снуют музыканты. Они ходят из стороны в сторону, общаясь друг с другом и подключаясь к аппаратуре.
Громадное помещение, качественный звук, свет, живая музыка. Откуда заведение берет деньги на содержание всего этого, если клуб не битком? Однако может, просто еще не подошло время для заполнения всего этого пространства, и самый пик еще впереди. Собственно, на это я и рассчитываю. А еще на присоединение к тусовке компаний помоложе.
Вскоре миксованная музыка затихает, и на сцену подается свет. Певец произносит несколько приветственных слов, после чего вступают клавиши, а за ними барабаны. Я замечаю, как все вокруг, включая барменов, замерли в ожидании развязки, и буквально через несколько секунд, понимаю почему. С первых нот вокальной партии чувствуется уровень исполнения, и когда группа задействует все инструменты, я ощущаю себя не в клубе, а на крутом концерте. Признаться, не ожидала увидеть подобное выступление во Владивостоке, а, тем более, здесь, после встречи с такими интересными персонажами. Вскоре большинство присутствующих дам оказываются на танцполе, а я, не понимая, как можно отвлечься на танец, продолжаю смотреть выступление, проникнувшись музыкальной атмосферой… Да, ради этого, пожалуй, стоило забрести в столь странное место.
– Прошу прощения… – в мое пространство, где я прибывала наедине с музыкальным действом: слушала, внимала, восхищалась, врывается мужской бас. Немолодой. Что ж, похоже, началось катание дедами. Благо, музыка звучит очень громко, и я искусно стараюсь делать вид, что не слышу. Но не тут-то было. Бас определенно решает до меня достучаться.
– Прошу прощения! – на этот раз голос звучит уже громче и настойчивее.
Да чего ему нужно?!
Не выдержав, я поворачиваюсь в сторону звука и буквально в шаге от себя вижу того самого, из пятидесятилетних поклонников. Ну, или немногим младше, но то, что дяденька годится мне в отцы – это уж точно. Однако он уже «подготовленный» для знакомства. Хорошенько заправлен эликсиром храбрости, что читается по его затуманенному взгляду, да и по легким покачиваниям.
– Вы мне? – спрашиваю, изображая вежливость. Со старшим поколением все-таки приходится общаться.
– Да, – кивает мужчина и обращается уже с вопросом: – Вы курите?
– Нет, не курю.
– Как? – как будто расстраивается собеседник. Вероятно, у него была заготовка по другому сценарию.
– Ну, вот так! – произношу, слегка улыбнувшись. Но дядя оказывается не промах и заходит уже с другой стороны:
– А с обаятельными мужчинами наедине общаетесь?
С обаятельными мужчинами? А где они? Хотелось бы поинтересоваться! Но я, конечно же, этого не спрашиваю, ведь не хочу так больно ранить воспрявшего духом дяденьку, он же имеет в виду никого иного, как себя. А я, имея в виду, что он пришел не по адресу со своими подкатами, делаю вид, будто не расслышала и отвечаю:
– Нет, не курю!
И после этого достаю свой телефон, изображаю, будто намерена позвонить, а сама ретируюсь. Удаляюсь в дамскую комнату, подальше от пикаперов. Это еще спасибо тетеньке хостес, что спросила меня, почти утвердительно: «Вы, наверное, не будете сдавать тренч в гардероб?» Так что я осталась в своей кожаной куртке, очевидно, похожей на что-то другое, и мой образ выглядит достаточно сдержанно. А если бы я появилась у бара со своими голыми молодыми плечами? В корсете, похожем на предмет белья. Получилось ли бы так же просто отделаться от столь «обаятельного мужчины», и не подцепить по дороге в туалет еще парочку таких же?
В уборной я возвращаю телефон в сумочку. Взамен достаю пудреницу и поправляю макияж перед большим зеркалом. Не то, чтобы это необходимость, просто надо же чем-то себя занять. Между тем до моего слуха доносится межкабиночный разговор двух женских голосов, уже дошедших до кондиции, когда начинают стираться рамки приличия.
– Я сказала ему, что у нас ничего общего! – с важной интонацией солирует первый голос.
– А как же секс? Его ты не считаешь?! – восклицает второй более высокий.
– Ой, ну было – да было! Сейчас же я решила, что этого больше не повторится, – убеждает свою подругу героиня обсуждения. Однако та демонстрирует явное недоверие:
– Да ладно! Еще немного алкоголя, и ты отменишь свое решение!
Через несколько мгновений незнакомки появляются в поле моего зрения. Прихорашиваясь, около зеркала напротив, они без стеснения продолжают свой разговор.
– Ты лучше забери у меня телефон, чтобы из клуба мне домой уехать, а не куда-то… – высказывается всё та же мадам, которая «было – да было». На вид ей лет сорок пять, и, судя по тому, как она нарядилась, уже заранее спланировала не ехать к себе домой после клуба. Ее аппетитные нижние недевяноста обтянуты лосинами под кожу, а верхние просматриваются через полупрозрачную тунику.
– Делать мне нечего! Портить тебе все выходные! – весело подтолкнув плечом свою спутницу, отвечает вторая женщина. Эта героиня примерно того же возраста, комплекции и стиля одежды. Однако степень прозрачности верха другая. Тут, вероятно, она еще оставляет себе шанс вернуться с вечеринки в одиночестве. После её фразы обе подруги начинают смеяться и фонтанировать пошлыми шутками. Мне становится не по себе, и я покидаю уборную. Ну, не могу спокойно смотреть на поколение моей мамы, моих благочестивых учителей в таком обличии. А не смотреть не получается: это ведь для меня необычное зрелище.
