Что-то упало и задело мимоходом парня по плечу. Даниил повернулся, опустил взгляд и увидел телефон. Знакомый, кнопочный телефон, который мама часто любила оставлять у знакомых и друзей. Парень повертел его в руках и поднял взгляд на спокойного Рому. Тот не дал и рта ему раскрыть, поспешил объяснить:
— Она забыла его дома. И не вернулась за ним, — парень почесал голову, растрепав и так находящуюся в беспорядке русую шевелюру, и добавил после молчания, — Было бы забавно, если однажды я ответил бы на твой звонок.
Было слышно, как Даниил скрипнул зубами.
— Ты был у меня дома? Когда мамы не было?
Жестом фокусника из кармана парень вытащил ключи, пошумел ими и подкинул их. Те зазвенели, блеснул в свете солнца Данин брелок.
— Она сказала, чтобы я отдал тебе ключи. Это будет, наверное, единственная её просьба, которую я не выполню, — парень поймал ключи и положил к себе в карман, — Пока.
— Что значит «пока»? — Даниил постепенно закипал.
Впрочем, легче стало жить, едва он вспомнил, как будучи пьяным врезал со всего размаху в это прекрасное милое лицо. Даже злость куда-то исчезла, одной картинки в голове ей хватило.
— Пока… пока я не буду уверен, что ты не сбежишь от меня. Мне кажется, это разумное требование.
Даниил мрачно хмыкнул и заметил:
— Если ты серьезно думаешь, что я тебе просто покорюсь… буду ручной зверушкой…
— Скорее, шлюшкой… — отметил Рома с озорным огоньком в глазах.
—…то ты — полный…
— Я помню, кем я буду, — прервал его парень, — А ты совсем не оригинален. Даже ругательства повторяются с завидной частотой.
Они замолчали. В телевизоре товарищи за круглым столом что-то горячо обсуждали. Рома перевел взгляд на них, немного послушал, после чего улыбнулся и спросил:
— Интересуешься политикой?
Даниил ненадолго задумался, перед тем, как ответить. Он даже всерьез подумывал о том, чтобы просто пропустить этот вопрос мимо ушей, но всё же ответил:
— Что-то вроде того.
— Социализм или капитализм? — продолжил распросы Рома.
Наверно, в первый раз Даниил взглянул на Рому с интересом. Смотрел и думал, прежде чем все же решить и сказать:
— Капитализм. Каждый должен работать сам на себя. Слышал о колхозах?
Парень кивнул:
— Коллективное хозяйство — это полная чушь, которая хороша лишь для бедняков, которым нечего отдавать этому хозяйству.
Этот разговор можно было бы продолжить, развить. Даниил чувствовал, что они могли бы даже интересно подисскутировать, поближе узнать друг друга и позабыть обо всём прошлом. Со своим положением заложника смог бы даже смириться, если бы ему было интересно разговаривать с Ромой. Но он вспомнил обо всем и вновь повернулся к экрану. Дальнейшие вопросы он попросту игнорировал.
Заметив резкое изменение в поведении парня, Рома тяжело вздохнул, встал с кресла и пошел в сторону двери. Он уже вышел через порог, схватился за ручку, чтобы закрыть за собой дверь, но все-таки этого не сделал. Просунул лохматую голову и сказал:
— Возможно, ты упрямый парень. Но это не значит, что я отступлюсь.
Даниил ничем не выдал свое внимание к этим последним словам. Дверь закрылась за парнем, на канале наконец наступила реклама, прервавшая дебаты на самом интересном месте, и только тогда в пустоту ответил парень:
— Это мы еще посмотрим…
Сам сдаваться в этой борьбе за свою независимость Даниил не планировал.
Только борьба приобрела скрытый характер. Парень ждал решительных действий от Ромы Юрченко, рано или поздно, но его должно достать это положение дел. Недотрогу требовалось кормить, содержать в этом доме, при этом опасаться. Спокойствие и смирение в любой момент может смениться в агрессию, таков уж характер парня. Так что придется что-то делать Роме, либо сдаваться самому, отдать ключи Даниилу и отпустить его на все четыре стороны, либо же начинать активные действия.
И тогда-то Даниил начнет сам действовать. Поймет, что же в конце концов нужно Роме от него, и будет назло делать обратное. Это был единственный план борьбы, который сразу не был обречен на провал и имел хоть какие-то перспективы.
С этими мыслями парню жилось как-то легче. По комнате ходить стал значительно реже, зато раз в день стабильно выглядывал на улицу под конвоем Виталия. Почему-то не переставал набирать мамин номер, хотя её телефон лежал у него на полке. Считал дни, надеясь, что мама вернется и забеспокоится, куда же делся её сын. А может не вернется, если её все же где-то держут и не выпускают. Но все-таки он верил, что она, как всегда делала в детстве, разберется со всеми его проблемами, вернет его жизнь в нормальное русло и заживёт он спокойно, как всегда. Потому-то и считал дни до её запланированного возвращения.
Теперь еду ему приносили не в комнату, а заставляли ходить в столовую, где напротив трапезничал ненавистный ему Рома. Тот любил шутить на эту тему, а Даниил всё больше хмурился и молчал. От тарелок глаза он предпочитал не поднимать — едва он это делал, то сразу же встречался с насмешливыми голубыми глазами, и парень спешил отпустить очередную шутеечку, из тех, что поперек горла стояла у Даниила и есть дальше мешала.
Временами, когда парень чувствовал одиночество, он говорил с телевизором. Спорил с людьми на очередных политических дебатах, комментировал вслух новости, обзывал на все лады глупых персонажей мыльных опер, которые крутили на телевидении круглосуточно. Ни с прислугой Ромы, ни с самим парнем Даниил не собирался ни о чем говорить. Лучше уж общаться с телевизором и походить на дурака, чем опускаться до разговоров с этими людьми.
Оставалось девять дней до возвращения матери из отпуска (если она, конечно, там). Столовая в доме Ромы встретила его приглушенным светом, свечами на столе и двумя бокалами с красным напитком, вероятно, вином. Прежде чем Даниил понял, что сейчас произойдет, сзади появился Ромка, подтолкнул его мягко к столу и сказал ему чуть ли не на ухо:
— Никогда не устраивал никому романтического ужина, представляешь? Так что, если я где-то оплошаю, ты не сильно обижайся, Данечка.
«Данечка» медленно вскипал. Все эти дурацкие гейские шуточки были для него чем-то вроде красной тряпки для быка. И Рома наверняка об этом хорошо знал. И при этом продолжал так шутить, накаляя ситуацию до предела.
Заметив, что Даниил не сильно-то спешит к столу, Рома схватил его за руку и буквально потащил за собой. Парня всегда удивляло: Юрченко кажется тоненьким и слабеньким, но на деле он был довольно силён. Доказательством этого служило то, что парень все же смог притащить Даню к столу и самостоятельно, без помощи своих ручных людишек, усадить его за стол. Хотя Даниил вроде и не сильно-то сопротивлялся.
Но даже такие меры ужин «романтическим» совсем не сделали. Бокал парень осушил залпом, даже и не ожидая никаких тостов и всякой хрени. Но к еде даже не прикоснулся. Мрачно глядел на Рому в ожидании итога всей этой шутки с ужином. Примерно Даниил понимал, к чему всё это идет. Временами приглядывался к бокалу, который все же полетит в Рому, едва ему стоит повторить ту самую неудавшуюся шутку. И ждал. Искал нужные слова, которыми он опустит этого идиота ниже плинтуса, и при этом ждал.
Наконец осторожно парень вытер губы салфеткой, скомкал её, перевел взгляд на Даниила и вдруг сказал:
— Вся твоя жизнь зависит сейчас от меня. Стоит мне позвонить нужному человеку и сказать ему, что ты мне надоел, тебя не станет. Если я позвоню и скажу, что ты упрямишься, они привезут палец твоей матери. Я могу передать твои пожелания, какой палец ты хотел бы получить. Вся эта твоя независимость — на деле пузырь, который я в любой момент могу лопнуть.
Даниил напрягся, метнул мимолетный взгляд на бокал. Эту штуку он до сих пор был готов пустить в ход, если вдруг понадобиться. Видимо, Рома поймал этот взгляд, если решил отметить специально для парня:
— Если со мной что-то произойдет, они поймут и заставят тебя пожалеть о содеянном. Но мне нравится с тобой играться, ухаживать за тобой и все такое. Пока нравится.
