Чивани была непревзойденным мастером ведения боя всеми предметами, которые ее окружали, могла воспламенять их и тушить, в зависимости от ситуации. Владела этим искусством в совершенстве, как палкой и кнутом.

Она могла сидя, даже не привстав, без видимого напряжения отбиться от нападения Лоло. Только так она теперь и звала Ленни.

– Чивани, как это у тебя получается?

– Внимание, сынок, внимание. Все зависит от внимания.

Ее хранитель, могучий и стремительный боец, был намного сильнее ангела Ленни. И чтобы как-то выровняться в силах, тому приходилось бесконечно тренироваться.

Чивани была довольна своим Лоло. Она уже ничему давно не удивлялась, но мальчик ее поражал тем, как быстро и легко у него все получалось.

Она позволяла Ленни делать с огнем все, что он захочет. Иногда направляя его, иногда предостерегая, всегда отвечая на вопросы так, чтобы он мог ответить на них сам.

– А как дух огня может быть в стольких местах одновременно?

– Задай этот вопрос ему сам.

– Ты уверена, что он ответит?

– Мне ответил.

– Когда он мне ответит?

Чивани загадочно улыбнулась.

– Я понял. Когда буду готов.

Вскоре Ленни мог делать так, чтобы огонь не обжигал, помогал и вел, применяя на практике как некогда усвоенный урок, преподанный ему Каа перед походом на гору Маттерхорн, так и новые знания.

Теперь он без труда мог поднять температуру тела так, что попавшие в него вирусы и микробы, сгорали во внутреннем огне, но при этом он сам не сварился бы в своем собственном соку. Мог понизить температуру тела до 20 градусов, чтобы безболезненно перенести холод, впадая в спячку, как некоторые животные.

Чивани учила его концентрировать свое внимание так, что он мог думать или не думать, находясь в этом состоянии безмысленного осознания столько времени, сколько необходимо, чтобы получить информацию, которую он способен вместить и осознать. С чувством, с толком, с расстановкой акцентов она поясняла, что знания, полученные таким образом неоспоримы и непреходящи, они были, есть и будут. И только они – абсолютная истина, так как лишены ментальных рассуждений, типа «быть или не быть», эмоциональных привязанностей, типа «почему я?» и непонимания причинно-следственной связи, типа, «за что?».

Однажды она бросила сырую ветку в огонь. Зеленые листья, еще полные жизни, казалось, заплакали от обиды, закричали от боли, сжались от нестерпимого жара и скрутились от ожогов, почерневшие и уже безжизненные испустили черные пахучие струйки дыма. Чивани указала на них и сказала:

– Внимание, как дым, только что был здесь, а вот его уже нет. Видишь, он концентрируется у источника горения и рассеивается тем больше, чем он дальше, и принимает причудливые формы, подчиняясь прихотям уже другой стихии. А уж ветер, незримый, непоседливый, изменчивый, но всегда присутствующий, гонит воздушные потоки так, как ему заблагорассудится, играясь ли, развлекаясь ли, наслаждаясь ли своей властью. И внимание также рассеивается, отвлекается на мелочи, на несущественные детали, на посторонние вещи, на видимые и невидимые факторы. А оно должно быть подобно не дыму, но огню, куда направишь, там сейчас же эффект: свет, тепло, отражение нападения.

Подняв указательный палец, она добавила:

– А для такого результата внимание должно быть всегда сконцентрировано внутри, а не шляться снаружи. Читаешь ли книги, общаешься ли с людьми, стал ли свидетелем какого-то события – внимание внутри. Только так можно отыскать и ощутить суть происходящего. Внешние же факторы рассчитаны на эмоции и разум: эмоции мешают думать, а разум может дать неправильную оценку. Внутреннее же внимание открывает дорогу шестому чувству. А когда интуиция вступает в свои права, то находится единственно правильное решение. Если внимание чистое – информация будет в высшей степени верна.

Ленни и чивани ехали по пыльной, хорошо укатанной дороге, наслаждаясь своим маленьким сообществом и видами природы. По обе стороны белели, желтели, голубели благоухающие ухоженные поля, зеленели сочным разнотравьем луга. Холмы, покрытые лесом, и перелески между полями манили прохладой и птичьими непрекращающимися концертами. Они проезжали мимо полуразрушенных средневековых феодальных замков, колоритных деревушек, которые будто вымерли от жары до вечерней прохлады. И ни разу не остановились рассмотреть поближе все это благолепие немецкой земли, облагороженной упорным трудом крестьян.

Было достаточно времени для бесед и расспросов. Как правило, начинал Ленни:

– Тебе нравится твоя жизнь?

– Да, я ни о чем не жалею. У меня есть все, что необходимо. Мне ничего не надо. Я получила ответы на все вопросы, которые задавала. И получу, если задам еще.

– И что больше ничего-ничегошеньки не хочешь еще в своей жизни?

– Долгой, наполненной страстями и чудесами? – Чивани задумалась: – Пожалуй… я бы хотела познать огонь Земли, дающий ей жизнь, смещающий не то что горы, целые материки, пульсирующий в ее жилах, творящий красоту в ее недрах.

– Просто поэзия!

– Огонь обязывает. Кстати, я не только поэт, я еще и рисую. Как-нибудь покажу на привале. Это забавляет, расслабляет, помогает убежать от мыслей.

– Мы едем куда-то в определенное место?

– Нет, – пыхнула трубкой чивани, выдохнув при этом клубы дыма.

– Просто так?

– Да, – опять дым окутал ее лицо и соскользнул назад, – расслабься и наслаждайся. Благо немецкие дороги позволяют.

– А почему ты так много куришь? – Задал вопрос Ленни, который хотел спросить об этом с момента знакомства, да все то неудобно было, то некогда.

– Теперь это моя работа. Сначала так сказал мой ангел. Я курю с тех пор, как он появился. Потом после посещения в Индии Сай Бабы из Ширди эта моя привычка получила объяснение. А после Агни сказал, чтобы я продолжала его труд столько, сколько смогу. Великий был учитель.

– А почему великий учитель был?

– Посчитал, что сделал свою работу и почил. Он курил, чтобы люди не курили.

– Как это?

– Как-как? Не знаю, как. Знаю, что надо.

– Но как такое вообще возможно, курить, чтобы люди не курили?

– Опять? Ты же знаешь, кому задавать вопросы. Я просто делаю свое дело. Уж и забыла, когда мне это не нравилось.

– Но это вредит тебе!

– Зато не вредит людям, которые еще не пристрастились к курению и не стали рабами табака. Из-за курильщиков бедное полезное растение, предназначенное убивать кровососущих насекомых, выпало из эволюции, и мстит им, медленно отравляя. А еще говорят, что растения неживые и не имеют разум!

Указатель на дороге сообщил, что они въезжают в Браунауам-Инн, маленький городок на границе между Германией и Австрией. Ветерок с его стороны окатил их лица струей влажной свежести, знаменуя приближение воды, и растворился в звенящем зное. Как оказалось, кордоном между двумя странами служила неширокая, но глубокая река, текущая размеренно и безмятежно между затененными деревьями берегами.

Оставив фургон на окраине под присмотром фермера, задобренного щедрой платой, они вошли в прелестный, неплохо сохранившийся средневековый городок с узкими улочками.

Колокола пробили полдень. Солнце неподвижно застыло в безоблачном небе. Было жарко, душно, пыльно, сонно.

Чивани и Ленни, не спеша, шли по закоулкам околицы к центру города, который вроде как застыл в липком мареве летней жарищи, где любое, мало-мальское движение казалось противоестественным. Все жители попрятались за толстые стены домов в ожидании хоть малейшей прохлады. Только немногочисленные смельчаки забились в тень уличных кафе и почти неподвижно потягивали из бокалов ледяное пиво. Поэтому неожиданное появление на городской площади, по периметру которой выстроились в плотный ряд нарядные домики местной знати, колоритной, обращающей на себя внимание компании, вызвало заметное оживление. Все взгляды сосредоточились только на них, на старой цыганке в яркой одежде и зеленоглазом, рыжеволосом юнце.