На этой оптимистической ноте разговор и закончился. Вместе с Мэрган стащив пленников в подвалы под руинами, Погост ослабил тем веревки и кинув сумку с едой, обвел пространство вокруг пленников куском угля. После этого он долго читал заклятия, пояснив после, что любого, кто переступит черту в ближайшие сутки будет ждать мучительная смерть. Судя по той неподвижности, что возникла внутри круга, его увещевания подействовали. Кинув в угол сноп магического пламени, дабы бедняги не превратились за это время в лед, Погост был таков.
– Бесы дери их души. Что же это получается… Если кто-то сразу начал раскопки на этом месте желая найти тот дневник, значит от меня решили избавиться, чтобы я не добрался до него первым… Значит у демона в замке есть сообщник. А может и не в замке, я же успел каждому уши прожужжать о своих подвигах и о дневнике болтал без умолку… – окончивший с колдовством Погост нервно потер руки.
– Может все же наконец расскажешь, как ты умудрился загреметь в камеру? – в соседнем зале Мэрган уже расстилала трофейные шкуры, на которых недавно только спали дружинники.
– Ну а как ты сама думаешь, за что герцог ценящий своего чернокнижника, мог велеть его казнить? А?
Палач вопросительно уставилась на Погоста.
– За одежду он меня казнил.
– Герцогу не понравился твой черный балахон?
– Герцогу не понравилось, что на мне не было моего черного балахона когда он застал меня в его собственной спальне с его собственной женой, – Погост насупился.
Мэрган промолчала. У нее не было слов для комментариев.
– Да, отвечая на твой немой вопрос, другого места я найти не мог, – Погост насупился еще сильнее, – Во всем виновато положение Лиса Седьмого: он герцог. Будь он бедным аристократом, то его спальня была бы огромна, да только и спал бы он вместе со всеми слугами, просто тканью отгородившись. Ну да я отвлекся: к несчастью герцог наш человек богатый и может себе позволить отдельную спальню. Ах, если бы ты еще знала, что там за кровать! После одного взгляда на нее мысль о сне в другом месте мучительна. Огромная, на ней бы поместились с десяток человек, на четырех резных столбиках, а над ними балдахин из шелка, чтобы не одно насекомое не свалилось с потолка, тревожа тебя в самый неподходящий момент. А какая она мягкая… Соблазн был слишком велик и мы с Октавией…
В общем когда герцог входил в спальню ничего исправить было уже нельзя. Учитывая тот факт, что из одежды на Октавии к тому моменту был только рубиновый кулон, а на мне и того меньше, герцог быстро заподозрил неладное, и прежде чем я успел прибегнуть к заклятьям, трижды приложил меня лицом о столбик кровати, после чего выкинул в окно. Со второго этажа между прочим, на брусчатку. После этого я не то, что сопротивляться, даже на своих ногах до застенка дойти не мог, – Погост попытался сокрушенно покачать головой, но в связи с отсутствием шеи лишь уронил ее на землю, – Ну а там уж нужно было спешно спасать честь дамы. Наплел про то как опоил Октавию приворотным зельем, да дурманным настоем. В общем гроза прошла мимо герцогини. И именно поэтому все молнии обрушились мне на макушку… А в прочем, если бы я знал, что так случиться я бы не изменил решения.
На отрубленной голове появилась улыбка. Мечтательно вздохнув колдун лег на шкуры. Вскоре Мэрган опустилась рядом. Сон не заставил ждать измученное тело.
Осенняя ярмарка самое яркое событие. Город бурлит словно облитый вином муравейник. Суетятся крестьяне старающиеся быстрее продать товар и уйти напиться в таверну, дабы избавиться от полученных грошей. Сбиваются с ног воры, которым тоже хочется напиться в таверне на вырученные крестьянами медяки. Мечутся купцы пытающиеся понять в какой пропорции обменять деньги отчеканенные бароном, на монеты отлитые графом. Робко присматриваются разбойники, думая с кем бы лучше свидеться за городскими воротами. Гордо вышагивают аристократы, стараясь найти на что потратить копящиеся в сундуках деньги. В общем все, все радуются этому празднику жизни. Все кроме палачей.
Мэрган грустно приникла к щели между рамой и затянувшем окно бычьем пузырем, стараясь разглядеть что творится на улице. А судя по шуму творилось там ни много ни мало, как представление балагана.
Под окнами постоянно раздавался довольный хохот – уличные артисты кривляясь изображали церковное богослужение. Под бряцанье струн, они танцевали вокруг обряженного в рясу сотоварища, напевающего совершенно непристойную мелодию на церковный лад. Судя по его чистому, хорошо поставленному голосу и неплохой, хотя и специально искаженной латыни, время от времени перемежающей исполнение, тот явно сам не один год провел в монастырской школе, как и многие выступающие на улицах певцы. Народ вокруг покатывался со смеха. Священники, коли таковые были в толпе лишь скрипели зубами, хватать актеров было чревато, жадный до развлечений люд вполне может заступиться.
– Мастер…
– Нет, я сказал! – Гийом на миг оторвался от заточки топора, строго взглянув на ученицу, – Ты никуда не выйдешь, пока эта бесова ярмарка не подойдет к концу.
– Ну мастер…
– Нет! Ты знаешь сколько сейчас приезжих? Ты знаешь что почти у каждого из них в семье кто-нибудь да получал от нашего брата плетьми, а то и что-нибудь похуже? Прибьют, изуродуют и уедут к себе по деревням. И если ты думаешь, что бургомистр будет их искать ты очень сильно ошибаешься!
– Ну мастер, ну такое раз в год бывает!
– А смерть так вообще раз в жизни!
– Да кто знает, что я ваша помощница?
– Да любая собака. Можно подумать хоть кто-то в городе мог пропустить мимо ушей, что этим начала заниматься девушка.
– Хорошо мастер, позвольте мне позаниматься в подвале?
– Даже не думай. Ты ни на миг не уйдешь из под моего присмотра, – Гийом хмыкнул, – Знаю я вас, сам таким был.
– Ма-а-астер…
– Бесы тебя дери. Всю плешь проела. Ладно, выйдем. Но не надолго. Конец месяца, есть у меня снаружи пара дел. Так уж и быть сходишь со мной.
Мэрган еле удержалась от счастливого крика. Гийом меж тем быстро влез в сапоги и сейчас крепил на поясе свой меч и тяжелый кнут с металлическими крючками.
Мэрган которая весь этот день провела учась правильно вязать узлы для виселиц тоже кинулась к сундуку с одеждой, пока Гийом не передумал.
– Куда направимся мастер?
– Куда может направиться мужчина преклонных годов таким замечательным днем? Сперва в игорный дом, а потом в бордель.
Мэрган захлопала глазами, явно сбитая с толку, но Гийом был сама серьезность.
– Эх, Мэри, знать тебе пора, что обязанность у палача такая: с борделей да домов игорных дань собирать. Городом предписано. Поэтому возьми ту дубинку. Деньги они сама знаешь, хозяев менять не любят. И смотри как я работать буду, да внимательно, через пару годков тем же заниматься будешь.
Гийом снял с двери засов и оглядев улицу, дал Мэрган знак следовать за ним. В следующую минуту вокруг них уже билось пестрое людское море.
Вот нахваливает свой товар сапожник: чуть ли не наизнанку выворачивает свой отделанный мехом, украшенный вышивкой товар, лишь бы покупатель узрел какой идеальный шов, да как ладно сработана стелька из пробки.
Рядом с ним торговец пуговицами, окруженный гомонящей кучкой людей. Берут целыми горстями, кто простые роговые чтоб было на что куртку застегнуть, кто дорогие железные, чтоб перед соседями похвастать, кто охранные колокольцы против злого духа.
Особняком, от сапожников и портных, смотря на них сверху вниз, важно стоят мастера делающие перчатки. У них выбор вообще королевский – длинные и короткие, с пальцами и без, на пуговицах и завязках, из кожи, замши и из шелка, вышитые бисером, украшенные эмалевыми подвесками или металлическими пластинками. Только вот цены как всегда такие, что только удачливому купцу, да аристократу по карману.
– Дорогу, дорогу, коль жить охота! – раздавшийся на дальнем конце улицы голос заглушил музыку шпильманов и ор простого люда. Мэрган отступила к стене, глядя на приближающуюся процессию.