В дверь настойчиво звонили. Таня оторвала лицо от подушки и глянула на часы: 8 утра. Слезла с дивана и, закутавшись в простыню, пошла открывать. Голова нещадно болела. Звонок истошно надрывался.

– Да иду я, иду, – Таня с полузакрытыми глазами подошла к двери и повернула ключ в замке. На пороге стояла соседка – бодрая семидесятилетняя старушка.

– Здравствуй, Таня, – улыбнулась она.

– Здравствуйте, Глафира Аркадьевна, – зевнула девушка. – Если вы по поводу нашей вчерашней вечеринки, то мы старались не шуметь особо.

– Да ладно, я понимаю. Студенты, дело молодое, – закивала старушка и жалобно добавила. –Танечка, милая, выручай!

– Сколько? – поинтересовалась Таня. – Ну, пару тысяч могу одолжить.

– Ой, да я не за этим! – отмахнулась соседка. – Внученька моя замуж выходит.

– Это просто прекрасно! – осторожно мотнула головой Таня, пытаясь не вызвать новую волну боли от вчерашних возлияний. – И?

– Я к ней уезжаю. Всего на два дня! Ты не могла бы с моим котиком посидеть?

От такой просьбы девушка проснулась окончательно.

– Да вы знаете… – неуверенно начала она, но старушка договорить не дала.

– Да ты не переживай, всего два денечка. И я тебе заплачу. Вам, студентам, деньги никогда не лишние, – старушка смотрела с надеждой.

– Ну, если только пару дней… – с сомнением протянула Таня. – А он у вас смирный? Обои мне не поцарапает? А то, сами знаете, квартира съемная…

– Видишь ли, – Глафира Аркадьевна заколебалась. – Аполлинарий не любит выходить из квартиры, поэтому тебе придется самой приходить. Как-то так…

– Аполлинарий? – переспросила Таня. – А попроще нельзя? Поля? Или Поль? Может быть – Аполло?

Старушка вдруг испуганно посмотрела по сторонам и шепнула.

– Танечка, милая, я тебя очень прошу: называй его Аполлинарием, без сокращений. Он этого не любит…

Таня пожала плечами: ей было, в общем-то, все равно. Просто странно как-то: любит не любит. Он же простой кот, кто его спрашивать-то будет? Да и кличка странная. Ладно, разберемся!

– И когда вы уезжаете?

– Завтра вечером. В восемь.

– Приду. Платить не надо. Вы, пенсионеры, не богаче студентов будете. Привет Кремлю!

***

Глафира Аркадьевна дала ей последние нехитрые инструкции, вручила ключи и умчалась на такси на автовокзал.

Таня смотрела на кота. Кот смотрел на нее.

Когда-то он был маленьким, серым котенком неизвестной породы, которого сердобольная старушка нашла беспомощно ползающим в мусорной куче. Принесла домой, отмыла, отогрела и накормила. Нарекла Аполлинарием и оставила у себя жить. За семь лет из смешного и безобидного котенка Аполлинарий превратился в десятикилограммового огромного кота. Избалованное, самоуверенное, самовлюбленное, ленивое, в край охреневшее животное!

И теперь Аполлинарий смотрел на молодую соседку, и в его желтых глазах ясно читалось одно: вселенское презрение к этому незнакомому и абсолютно некрасивому человеческому существу.

«Какая же она убогая! Даже усов нет! У бабки хоть усы есть, какой-то намек на привлекательность… А у этой? Морда, именуемая у них лицом – овальная. Глаза на пол-лица, а вот эти заросли над ними, ресницами именуемые, – слишком длинные и густые. Его же сдует к кошачьей матери, если она вздумает часто моргать! Тьфу! А нос? Это что, нос?! Тоненький и прямой! А губы? Какие-то чересчур ровные, четко очерченные. Ой, блин… Прямо скажем, природа на ней выспалась конкретно… Страшнее существа он, пожалуй, не видел никогда. А вот шерсть или, как у них там, у человеков – волосья? Вот волосья у нее роскошные: длинные. У бабки-то три волосинки в шесть рядов, безжизненные и седые. А у этой волосья – супер! Будет за что подергать когтистой лапой… Ну что ты пялишься на меня? Давай уже заходи, коль приперлась! Посмотрим, на что ты годишься, бестолочь!»

Таня присела перед Аполлинарием. Протянула руку.

– Киса, привет! – ласково пропела она.

Кот недовольно мотнул крупной головой.

– Киса, ты есть хочешь? – спросила девушка, удивленная такой недружелюбной реакцией.

Есть Аполлинарий хотел. Всегда. Не потому что был голоден, а потому, что заняться нечем было.

– Пойдем, я тебе молочка налью.

Она налила молоко из пакета. Кот капризно ударил по краю миски широкой лапой, разбрызгивая вокруг. Таня взяла его на руки. Тяжелый какой! Погладила по короткой шерсти.

– Ну вот что ты, Полечка? – дружелюбно спросила она. – Может рыбки хочешь? Давай я посмотрю в холодильнике.

Кот выскользнул из рук и с независимым видом удалился в прихожую. Таня проводила Аполлинария удивленным взглядом, вздохнула и принялась убирать последствия его мерзкого поведения – разлитое молоко.

В прихожей Аполлинарий воровато оглянулся, затем подошел к Таниным кроссовкам. Пошевелил их лапой, аккуратно сдвигая вместе, и сел сверху. Зажурчал. На усатой морде возникла что-то наподобие улыбки, глумливой и мстительной.

«Это тебе за Полечку! Пока не выучишь, как меня зовут, будешь ходить в обоссаных кроссовках».

Таня налила ему воды, в другую миску положила немного свежей кильки – со слов бабки кот ее обожал. Аполлинарий, с чувством облегчения и выполненного долга, вернулся на кухню. Понюхал рыбу, борясь с желанием наброситься на нее. Но, будучи пацаном конкретным, форс держал: откусил, пожевал, скривил мрачную морду и запрыгнул на подоконник. Недовольно заурчал.

Таня растерянно посмотрела на него.

– Ну ладно. Не хочешь, да? Как проголодаешься, поешь, ладно? А я, Полечка, завтра утром зайду.

Девушка вышла в прихожую. Аполлинарий, хитро прищурив желтый глаз, затих. Внимательно прислушался, вытянув уши.

– Сволочь! – раздался истошный вопль из прихожей. Кот в восторге откинулся на полосатую спину, шлепая лапами по толстому животу.

Таня, держа в руках кроссовки, с которых ручьями текла едко пахнущая жидкость, появилась в кухне.

– Ты! – от возмущения она аж задыхалась. – Ты! Ты… самый мерзкий кот на всей планете!

Развернулась и пошла ванную. Аполлинарий, скривив морду в улыбке, слушал, как она набирает воду в ведро, моет пол, убирая последствия его диверсии. Через десять минут девушка, роняя слезы и держа в руках безнадежно испорченную обувь, на носочках вышла из квартиры.

– Мурло!!! – обиженно выкрикнула она и захлопнула дверь.

Аполлинарий довольно почесал брюхо.

«Иди-иди! А теперь можно и побалабасить».

Он спрыгнул с подоконника и подошел к миске. Довольно заурчал…

***

Аполлинарий умер ровно за пять секунд до того, как открылась входная дверь, и в квартиру вошла Таня. До этого он, лежа на широком подоконнике, долго выбирал позу потрагичнее. Все какие-то неудобные и неубедительные! Внезапно защелкал замок, поэтому пришлось в спешном порядке вывалить розовый язык и закатить глаза. Лапы раскинуты в стороны, хвост безжизненно свисал с подоконника. Аполлинарий замер, изображая многочасовое окоченение.

– Полечка! – донеслось вкрадчивое. – Ты где, дорогой?

Хитрый котяра даже не догадывался, что обращение «Полечка» – это совсем не вчерашнее ласковое ути-пути. Это вызов. Это ультиматум. Это выкопанный ночью топор войны, отмытый до блеска и заточенный до звона…

Таня с улыбкой смотрела на тщательно изображающего труп кота. Играл лихо, вот только белый кончик хвоста немного подрагивал, да пузо слегка вздымалось. Она вошла в кухню, водрузила пакет на стол. Вынула йогурт, открыла его и подошла к окну. Игнорируя лежащего кота, с аппетитом ела фруктовый йогурт, с интересом глядя на улицу. Аполлинарий ее не видел, но прекрасно слышал запах ее легких духов, стук ложки о пластиковый контейнер и восторженные слова:

– Ой, как вкусненько…

«Чё происходит? Я чё, прозрачный? Бабку бы давно уже кондратий хватил, бегала бы тут, причитая и приговаривая, откачивая его. А эта?!»