Ирэн устало, словно и не отдыхала ночью, опустилась на барный стул и щелкнула пультом. По телевизору который день подряд шла «Рождественская песнь», уже набившая оскомину, но все же нестареющая классика.
Из непривычного утреннего оцепенения мисс Адлер вырвала вибрация телефона в кармане ее восточного халата. SMS от «ШХ». Вибрация стихла, а вместе с ней и голоса в телевизоре, и шум ливня, и дыхание Ирэн. Сдвинув брови, она с бесконечным удивлением смотрела на телефон; сердце на секунду притаилось в груди, но затем его отчетливое биение стало единственным звуком, наполнившим мир.
«Прочесть».
«Почтовый ящик».
Почтовый ящик. Электронный или же…
Ее почтовый ящик?
Ирэн не помнила, как выскочила из дома в одном халате, как столкнулась с ледяным ливнем, как почти вслепую брела от крыльца к почтовому ящику у низенького забора. Струи так и хлестали ее по лицу, пока она трясущимися от волнения руками доставала непромокаемый конверт.
Снова очутившись в холле, она первым делом вскрыла этот конверт, не отдавая себе отчета, что промокла до нитки меньше чем за минуту. Холод словно выжидал, чтобы беспощадно нанести удар, когда она встряхнет конверт.
На ее ладонь выпала блестящая черная подарочная коробка. Сгоравшая от любопытства Ирэн тотчас сорвала с нее крышку.
То, что было внутри, заставило ее остолбенеть, и тогда холод обрушился на нее.
Ей стоило понять сразу же, как пришла эта чертова SMS. Она могла догадаться. Все, что когда-либо заботило Ирэн, вдруг показалось бесконечно далеким, принадлежавшим не ей, а кому-то другому. Человеку, которого никогда не существовало и которому не было бы больно от осознания, что все в мире рано или поздно подходит к концу.
Все эти годы Ирэн готовилась, но так и не преуспела. Она не узнавала ни себя, ни этих чувств, что ножом вошли в ее сердце. Сквозь влажную пелену, возникшую перед глазами (что это — неужели дождь?), она разглядывала золотой Vertu, и бархатный голос в ее подсознании твердил: «А это — проигрыш».
— Соскучились по мне?
Ирэн вскинула голову: этот голос, он был в ее доме, он шел с экрана телевизора…
— Соскучились по мне?
Не помня себя, она брела обратно в гостиную, словно на эшафот.
— Соскучились по мне? Соскучились по мне? Соскучились по мне?
*
Вот и все.
Минули десять минут, Ирэн умирала.
И не о чем тут думать, все уже кануло.
Минуло полчаса, Ирэн умирала.
Даже приключениям Шерлока Холмса суждено когда-нибудь кончиться, и глупо было полагать, что он и вправду бессмертен.
Минул час, Ирэн умирала.
Ее силы тоже истощились.
Минуло два. Почему она все еще была жива?
Поднося к бескровным губам третью сигарету, Ирэн внутренне усмехалась: выходит, она не умеет достойно проигрывать. А ведь думала, что умела. Но наружу эта усмешка не просочилась, и не нужно было зеркал, чтобы знать, насколько все плохо.
Вся ледяная, дрожащая от озноба, с тусклым лицом, мисс Адлер сидела в своей гостиной, пропитанной на сей раз не запахом благовоний, а дымом, горьким и терпким. Позади нее бубнил оставленный телевизор — Ирэн вряд ли слышала. Она сидела ссутулившись, невидящий взор застыл на разбитом корпусе Vertu у дальней стены; в порыве раздирающего ее душу отчаяния она запустила ни в чем не повинным смартфоном в стену и, кажется, даже кричала. Нет, выла. А потом наступила апатия, стало не до чего.
Обхватив себя левой рукой, словно зажав кровоточащую рану, Ирэн позволила всхлипу снова прорваться сквозь стиснутые зубы. Она имела полное право горевать и не стыдиться этого, тем более в стенах собственного дома. Возможно, у нее не было прав на Шерлока Холмса, но на скорбь по нему — сколько угодно.
И она отдалась этой скорби с таким желанием, что время вообще остановилось.
Дождь за этими стенами заглушал своим монотонным стуком все звуки, включая шум колес подъезжающего к дому такси.
Должно быть, вернуть ей тот злополучный камерофон было жестом доброй воли, а может, проявлением сентиментальности. Очень символично, мистер Холмс. Мир в одночасье встал с ног на голову: Шерлок мертв, Мориарти жив, и теперь ее собственная жизнь в опасности. После такого поражения… наступит ли в ее жизни новый счастливый виток? Ирэн это нисколько не заботило. Она даже не хотела выяснять, как это случилось, как же вышло, что Шерлок… Нет, хватит думать об этом.
Все, что она знала наверняка в эту минуту, — вот ведь парадокс, она все еще хочет его. Живого. Но она не в порядке.
Настолько, что даже дверь забыла запереть.
— Ирэн! — вскрикнул весь мир единым голосом. Оцепеневшая от горя, она и не вздрогнула.
Кто-то пронесся через холл и коридор, оглушительно топая, а затем видение выросло в дверях гостиной: встрепанный, в распахнутом настежь неизменном пальто, мечущий взглядом искры, совершенно живой, абсолютно здесь, прямо перед ней, как тогда, как будто ничего не было, как будто между ними было — всё…
А Ирэн, успевшая похоронить его несколько раз за эти два часа (десятки раз за эти годы), по-прежнему не реагировала так, как ему, наверное, хотелось бы. У нее ушло слишком много сил, чтобы вогнать себя в такое состояние, по сравнению с которым банальный ступор ничего не стоил, и теперь голос Шерлока с трудом пробивался сквозь ее эмоциональную глухоту.
Она молча воззрилась на него, неспособная осознать, что одной лишь смерти удалось привести его к ней.
Или же это был страх?
— Мисс Адлер, — неуверенно позвал Шерлок. Это вполне могло сойти за привет, переданный с того света.
— Мистер Холмс, — наконец произнесла она так, словно неделями болела.
Эти кудри и скулы, и глаза, и музыкальные руки — Ирэн была не готова к тому, чтобы все это, принадлежащее невозможному, непроходимому тупице, вновь возникло в ее жизни. И это было все, чего она так жаждала.
— Как вы… — тут она хрипло закашлялась, потому что слишком долго удерживала дым в легких. — Как вы… как вы посмели здесь появиться?..
Холод все еще сдавливал ее в тисках, и если Шерлок сейчас попробует оправдаться…
— Я… Я спешил, как мог, но эти чертовы пробки…
Его растерянный вид, рот, распахнутый в недоумении — вот чего она так жаждала.
— Мерзавец.
Доминантка выпустила из рук сигарету и затоптала ее не глядя. К нему ее влекло, тянуло единственное намерение: уничтожить его, разбить, разорвать на части, подчинить его себе раз и навсегда, убедиться, что он действительно из плоти и крови, а не призрак и не машина, — и для этого нужно запустить в него когти, заставить его вынести столько боли, на сколько его вообще хватит, и заставить, Господи Боже, заставить его молить о пощаде!..
Но пощады не будет.
Она впечатала пощечину в его лицо, но почему-то не порезалась о скулу и лишь сильнее обозлилась из-за этого. А возмущение, чуть ли не детская обида, проступившая в голубых глазах одновременно с пылающим следом на щеке… Будь Ирэн по-прежнему собой, она бы решила, что это лучше, чем секс. Но станет ли она собой, покажет время.
— Неужели вы думали… что я позволю вам… — дыхание распирало ее грудь до боли, однако Ирэн никак не могла надышаться. Голос ее оборвался, а затем преисполнился яда: — Вы — страшный человек. Теперь я это знаю, а вы знаете? Вы… вы убийца, мистер Холмс.
Слезы помешали ей разглядеть, что Шерлок изменился в лице. Да и если бы она заметила, то это новое, до странности сумрачное выражение все равно осталось бы для нее нечитаемым.
— Пожалуй, вы правы, — просто ответил он. Мягкий тон — тон побежденного — вызвал в теле Ирэн новую волну бесконтрольной дрожи. Миг спустя она осела в его руках, как оседает морская пена; вот бы и ей сейчас онеметь, словно русалке, но она говорила и говорила, и говорила, и затем заходилась в рыданиях, чувствуя на своих влажных и спутанных волосах чужую теплую ладонь.
Кажется, это был пат.
— Вот болван! И ведь смотрит прямо на улику! — взорвался Шерлок. Последние полчаса он жадно наблюдал за событиями телешоу, пока Ирэн с другого конца дивана жадно наблюдала за ним самим. — Сценарии пишут сущие идиоты, — пожаловался детектив, разминая шею.
