– Ты голодный, – проговорила Марина и добавила виновато: – Наверное, я зря выбрала кофейню. Может, пойдём в кафе, где можно заказать и первое, и второе?

– Ничего подобного, – возразил он горячо, – ты, как всегда, выбрала отличное место. Просто я сегодня что-то проголодался.

– То-то я вижу, что у тебя волчий аппетит, – тихо рассмеялась она.

– Да нет, это у меня нервный голод.

– Ты и нервы – вещи, по-моему, несовместимые, – улыбнулась Марина.

– Просто я сильно волновался перед встречей с тобой. – Он протянул руку и несмело, как на самом первом свидании в студенческие годы, коснулся руки Марины.

– Не надо, Гордя, – как в юности попросила она.

– Разве я делаю что-то неприличное? – тихо спросил он.

– Нет, просто я пока не готова.

Её ресницы трепетали и золотились в неровных отсветах, отбрасываемых пламенем свечи.

Гордей мысленно ухватился за это «пока» и, решив дать ей время, убрал руку. Они просидели в кофейне часа два, а потом Гордей предложил пройтись по набережной. На улице всё ещё было светло. С Волги веял свежий, но совсем не холодный ветерок.

– Август в этом году тёплый. Я бы даже сказал, жаркий, – засмеялся Гордей.

– Так ведь ещё лето, – пожала плечами Марина.

Оставив машины на стоянке, они спустились на набережную, дошли пешком до речного порта, на обратном пути заглянули в часовню, поднялись на пешеходную улицу и долго гуляли по ней. Уже смеркалось, и струи бьющих здесь фонтанов стали казаться бархатными. Марина опустила руку в чашу одного из них и о чём-то задумалась.

– Ты чего, Марина? – спросил Гордей и нежно приобнял бывшую жену.

Она не оттолкнула его, помолчав, ответила:

– Что-то боязно мне, Гордей.

– Глупенькая, чего же ты боишься?

– Я сама не знаю, – пожала она плечами и осторожно освободилась от его руки.

– Думаю, что теперь у нас всё будет хорошо, – проговорил он внезапно охрипшим голосом. Ему захотелось подхватить её на руки, закружить, как когда-то давным-давно. Он невольно вспомнил, что Марина в ту пору была лёгкой, как пёрышко. Ему показалось, что она и теперь такая же, не прибавившая ни одного килограмма. Он уже хотел убедиться в этом, но, подумав, решил отложить эти шалости на потом. Гордей Тимофеевич снова почувствовал себя молодым и влюблённым. Он смотрел на разрумянившуюся жену и видел, что она тоже похорошела и помолодела.

Когда Марина сказала, что им пора расстаться, потому что уже поздно, Трифонов предложил ей отвезти её до дома. Он знал, что живёт Марина в городской квартире, которую он оставил ей. В их старом загородном доме она почти не бывает, но и не продаёт его.

Она засмеялась:

– Ты забыл, что я на машине?

– Ничего я не забыл! Оставим твою машину на стоянке, а завтра мой человек пригонит её в твой гараж.

– Нет, не надо, Гордей, – отказалась она, смущённо объяснив, что пока не хотела бы форсировать события. Мол, неловко перед людьми.

Он хотел посмеяться над её опасениями, но подумав, согласился.

– Мариночка, ты, как всегда, права, – проговорил он, наклонился и поцеловал её в висок. Конечно, он догадался, что больше всего Марина опасалась реакции детей на возобновление их отношений.

Посадив Марину в её «Хонду», он сел за руль своей машины и некоторое время следовал за «Хондой». Но потом всё-таки развернулся и поехал в сторону своего загородного дома.

Несмотря на то что возвращаться домой ему не особенно хотелось, Гордей внушил себе, что совсем скоро в его доме не будет Аниты, он позаботится об этом. И вскоре Трифонов уже летел, как на крыльях. В мыслях он был с Мариной. И, как позднее признавался самому себе, почти не смотрел на дорогу.

И вдруг он заметил, как что-то промелькнуло перед его машиной. Он резко затормозил. Когда машина остановилась, Трифонов схватил фонарик, который всегда лежал у него в бардачке, и, как ошпаренный, выскочил из салона и побежал назад. В нескольких метрах позади, возле дороги, он заметил её! В тёмной траве она лежала, точно сломанная кукла в белом.

Подойдя ближе, он понял, что сбил молодую женщину. Наклонившись пониже, он увидел кровь на её одежде. Он не смог сразу сообразить, откуда именно она течёт. Трифонов, не помня сам себя от ужаса, попытался расстегнуть пуговицы на её белом платье. Но она неожиданно застонала, приподнялась, попыталась сесть и закричала:

– Нога! Нога!

И тут до него дошло, что в крови был низ её платья. Он посветил туда фонариком, и рана показалась ему чудовищной. Не говоря ни слова, он кинулся обратно к машине, вернувшись с аптечкой, обработал и перевязал её рану. Ему казалось, что девушка всё это время находилась без сознания. «Я должен вызвать «скорую», – подумал он, – а значит, и полиция приедет». Ему не хотелось этого. Но что делать, он полез за мобильным. И вдруг услышал её голос: «Помогите мне, ради бога!»

– Да я сейчас. – Он уже набирал цифры, её голос прошелестел: «Приподнимите меня».

Засунув телефон обратно в карман, он выполнил её просьбу.

Девушка стала озираться вокруг.

– Где я? Что со мной?

Он попытался сбивчиво объясниться. Но она, точно не слыша его, пыталась встать.

– Вам нельзя, – испуганно закричал он, – я сейчас вызову «скорую», – и снова полез за мобильником. Больше всего его пугала мысль, что она может истечь кровью. Хотя он вроде бы хорошо перевязал её ногу.

– Нет, не надо. – Она, казалось, только заметила его и попросила: – Отвезите меня домой.

Всё ещё обмирая внутренне от страха, он испытал явное облегчение и подчинился ей. Подняв девушку на руки, он донёс её до своего автомобиля, положил на заднее сиденье и осторожно тронулся с места.

– Куда ехать? – спросил он.

Она так же тихо назвала свой адрес. Он понял, что это был район двухэтажной застройки. Дома построили в конце пятидесятых годов прошлого века. Так и оказалось, девушка жила в одном из таких домов.

Когда машина остановилась, она прошептала:

– Ключи у меня в сумочке, – всё это время она крепко сжимала её в руках, – я не смогу встать на ногу, вам придётся меня нести.

– Да, да, – поспешно ответил он.

Поднявшись по старой скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, Трифонов, поддерживая свою неожиданно отяжелевшую ношу, пытался попасть в скважину замка. Наконец ему это удалось. Он толкнул дверь ногой, прошёл через квадратную прихожую и оказался в небольшом, тоже квадратном зальце. Опустив девушку на диван, он вернулся в прихожую, разулся, нашёл ванную, вымыл руки и, вернувшись, осмотрел её намокшую повязку.

Она следила за выражением его лица, потом усмехнулась, превозмогая боль:

– Что, всё так плохо?

– Да, во всяком случае, ничего хорошего, – честно ответил он, – нужен врач.

– Нет! – воскликнула она.

Но он, не слушая её возражений, набрал номер телефона знакомого врача и попросил его срочно приехать. Пока ждали врача, Трифонов представился:

– Меня зовут Гордей Тимофеевич, можно просто Гордей. А вас?

– Люция.

– Люция? – переспросил он озадаченно.

– Вам не нравится моё имя? – улыбнулась она через силу.

– Просто имя достаточно редкое…

– В России да, – согласилась она. – А вообще моё имя переводится с латинского как «свет».

Он посмотрел на неё и решил, что это имя подходит ей, как никакое другое. Измученное от боли лицо было таким бледным, что почти сливалось с белой наволочкой подушки, на которую он пристроил её голову. Мужчина заметил, что на лице девушки не было косметики. Волосы у неё были тоже светлыми. Ему нравилось то, что девушка держится молодцом, не кричит, не плачет, даже пытается храбриться.

Приехавший доктор осмотрел ногу девушки. Обработал рану, перевязал. Сделал Люции два укола и спросил Трифонова:

– Гордей Тимофеевич, что случилось с девушкой?

Трифонов уже собрался выложить правду, как заговорила сама девушка:

– Я гуляла вдоль дороги в траве.

– Ночью? – удивился врач.