– Да о такой жизни все мальчишки мечтают! – продолжал шипеть бородач. – Я тебя еле пропихнул сюда, спасибо старому другу, а то такого рохлю и брать-то не хотели.

– Дядя… – начал было парнишка, но его резко осадили.

– Смотришь, как бычок на заклание, у-у-у! – дядя замахнулся, чтобы отвесить оплеуху, но сплюнул и всё же опустил руку. – Через год сам меня благодарить будешь.

Мальчишка шмыгнул носом.

Майяри отвернулась, чувствуя, как внутри узлом завязывается злость. Это не её дело. Сами разберутся.

Заставив себя сосредоточиться на предстоящем дне, Майяри подумала, что ей всё же повезло. Завтра мальчишек-новобранцев должны были отправить на Ыйскую заставу для обучения. Кое-кто из родичей – те, кому домой ехать в ту же сторону, – отправится в путь вместе с ними. Почему бы и такому почтенному оборотню, как она сама, не проводить ещё немного внучка? Тем более что Ыйская застава стоит в каких-то двадцати верстах от Гава-Ыйских болот.

Благодушное настроение опять вернулось к ней – внутренний харен укоризненно посмотрел, немного подпортив прелесть момента, – и девушка опять огляделась. Пристальный взгляд одного из служивых заставил её напрячься, но она не отвернулась и, кивнув оборотню, одарила его отеческой улыбкой. Тот отчего-то смертельно побледнел и растерянно заморгал.

Обоз с новобранцами тянулся по всё сильнее расползающейся дороге вторые сутки. Родственники-провожатые один за другим отсеивались, и Майяри тоже подумывала покинуть обоз: больно приметной становилась. Пока-то служивые к деду особо не цеплялись, с уважением к возрасту относились. Да и поди пойми, что он тут лишний: все мальчишки почтительно величали его дедушкой, глядишь, где-то среди них и настоящий внук есть. И боязно как-то подходить.

Майяри чувствовала лёгкий страх, витающий вокруг неё, но понять, с чем он связан, так и не смогла. Особенно шарахался тот служивый, что так усердно пялился на неё ещё на заставе. Может, добрый дед, личиной которого она воспользовалась, и не добрый вовсе?

К вечеру обоз покинули ещё трое сопровождающих, и Майяри решила, что и ей нужно утром уходить. С обозом ехать, конечно, удобнее. Ей, как оборотню пожилому, и место в телеге уступили. Три раза в день можно поесть горячей каши, да и кому придёт в голову искать её среди новобранцев-вояк? Внутренний харен недовольно заворочался.

Юные оборотни уже успели перезнакомиться между собой и разбиться на группки. Даже у мальчишки-бродяги, разжившегося казёнными тулупом и сапогами, появился товарищ – серьёзный молчаливый паренёк в добротной одежде. Оба оборотня молча сидели у костра и изредка перебрасывались между собой словами. Заставники одобрительно посматривали на них, и Майяри даже слышала, как кто-то из них сказал, что из парней могут выйти соглядатаи.

Остальные группы были побольше и заводили там, главным образом, парнишки, «жаждущие геройской славы». Так их для себя определила Майяри. «Герои» порой цеплялись друг к другу, но до ссор и драк пока не дошло – заставники следили.

Были среди мальчишек и одиночки: с кем-то никто водиться не хотел, кто-то сам ни к кому ни шёл. Взять хотя бы парнишку, что рядом с ней сидел. Тот самый, с пшеничными волосами, которого дядя ругал. Дядя покинул заставу на следующее же утро, и племянник совсем раскис. Майяри никогда не видела, чтобы он плакал, но глаза у него постоянно были красными и опухшими. С плаксой никто иметь дела не хотел, да и ему окружающие были безразличны.

Заметив взгляд старика, мальчишка было отвернулся, а затем набычился и недовольно зыркнул в ответ. Дедушка лишь ласково улыбнулся, и парень стыдливо опустил голову.

– Не хочу я служить, – неожиданно даже для самого себя признался он. – Страшно и… и противно кого-то убивать.

– Вот как? – протянула Майяри, пытаясь вспомнить имя оборотня.

Вроде Лѐшкой звали.

Паренёк осмелел. Пожилой оборотень не торопился его осуждать и строго поучать, что, мол, служба почётна для любого мужчины и ему стоит гордиться, что он станет настоящим защитником родины и, может, достойно погибнет в бою и останется в истории героем.

– Чем нехороша работа земледельца? – на его глазах сверкнули сдерживаемые слёзы. – Хлеб все едят.

– Пахарем хочешь быть? – старик спросил не сразу. Помолчал, словно обдумывая услышанное, и только потом изволил говорить.

– Нет, – щёки юнца порозовели, и он стыдливо опустил голову. – Кузнецом, как отец. Но дяде не по нраву это занятие. Всю жизнь папеньку попрекал за то, что тот серпы да плуги ковал. Вот из меня решил настоящего мужчину сделать. Неужто настоящий мужчина должен непременно воевать и убивать?

– Да кто ж знает? – пожилой оборотень вздохнул. – Сколько ни живи на свете, а все ответы не найти. Иногда кажется, что их и нет. Какой он – настоящий человек? По мне так настоящий человек тот, кто твёрдо идёт по намеченному пути, не слушая, что там другие болтают.

– А вы, дедушка, по вашему пути твёрдо шли? – парнишка уставился на старика затаив дыхание.

– Да нет, куда уж мне? Сложное это дело. Здесь устоишь, а там споткнёшься. Вроде иду-бреду… Может, и хватит до конца жизни прошагать.

– До конца жизни? – выпучил глаза мальчишка.

– А ты думал, год-два, и нужный путь сам под ноги ляжет? – дедушка улыбнулся и хитро прищурился. – Э-э, нет. Его порой своими рученьками надо прокладывать. Хочешь жить по-своему? Так придётся ой как потрудиться!

Парнишка опустил голову и глубоко задумался. Старик продолжал ласково улыбаться, а Майяри, скрытая его обликом, погрузилась в воспоминания. Мудрость, которую она высказала мальчишке, была заёмной. Когда-то она сама говорила с этим стариком, чьим лицом прикрывалась, но на его речи отреагировала иначе, чем юный оборотень. Слова доброго деда, не отказавшегося поговорить с бродяжкой, пока внуки чинили поломавшуюся телегу, убедили её, что если бороться, то жизнь сложится как надо. Бороться и выгрызать то, что ей нужно, Майяри умела.

Понимание, что не всегда и не всё можно выгрызть, пришло позднее. Когда её собственный путь начал пересекаться с чужими дорогами. Эти перекрёстки порой были такими хрупкими, что каждый надлом мог разрушить всё полотно дороги. Сколько раз за эти годы проложенный и свеженамеченный путь рассыпался в пыль или уходил в болото? Быть строителем своей собственной жизни очень сложно. Наверное, действительно проще ходить по уже испытанным дорогам, только вот судьба у неё такая, что и эти пути ей недоступны. Либо жить той жизнью, что определил для неё дед, либо самой строить.

Только вот у неё почему-то всё какая-то дрянь выходит.

Светловолосый паренёк сбежал той же ночью. Может, часовые его и поймали бы, но Майяри отвлекла их, зашевелив землю под кустами. Пока оборотни проверяли заснеженные заросли, парнишка канул в тьму, а «старик» спокойно забрался под его одеяло.

Утром добрый дедушка исчез. Его поискали – больше всех старался болтавший с ним накануне вечером светловолосый мальчишка, – да и тронулись в путь.

Только один из заставников продолжал обеспокоенно осматриваться и шептать раздражённому товарищу:

– Говорю тебе, знаю я этого деда. Знаю! Это дед Лирим из Отловиных брошек. Сам, на своих плечах года два назад нёс его на погребальный костёр. Мертвец это!

– Да когда ж ты угомонишься?! – вызверился друг, которому надоело слушать эти байки, и невольно с опаской осмотрелся.

– И куда только, поганка, заныкалась? – Викан с досадой взъерошил волосы и плюхнулся на лапник.

Ещё неделю назад прыткость Майяри его забавляла и даже приводила в восторг, но сейчас, после бесконечных и однообразных полётов над заснеженными лесами и полями, звериный азарт окончательно выветрился и выстудился. Дико хотелось завалиться в медвежью берлогу и проспать хотя бы до середины второго месяца весны. А одинокие чёрные точки уже вызывали зубовный скрежет: приходилось опускаться вниз и проверять, не Майяри ли это, хотя чутьё вопило, что так легко она не попадётся.