Мария Петровна глубоко вдохнула и закачалась. Сирень совершенно одурманила её.

– Не упадите, – Василий Фёдорович придержал невесту и сказал: – Quel paysage!8 Знаю одно poème, должно быть, его писали как раз на этом месте. Я не мастер в чтении стихов, но всё же послушайте и больше не говорите, что я не романтик:

Ах, вид какой на Волгу!

Взирать её подолгу —

Мечтание поэта,

Поющего про лето,

Про свет, любовь и счастье,

Сотрущие ненастье,

Какое в душу лезет.

Река разли́лась песней,

Всех вод она прелестней.

Как мать голубит землю.

Её словам я внемлю,

Шептанье волн запомню,

И шелест ели тёмной

Навеки унесу я.

– Как хорошо здесь, Василий Фёдорович, – прошептала она, помолчав с минуту. – Не напрасно мы приехали. А знаете, ежели мне вдруг суждено умереть в этом городе, похороните меня прямо здесь, на холме, чтобы я вечно видела эти места.

– Мария Петровна! – опешил он. – Упаси вас бог, зачем же умирать? Мы с вами только жить начали. Да и как христианку хоронить на холме?

– А как же солдаты, погибшие и на холмах, и под ними? Некоторые, говорят, бродят по этому свету, неприкаянные, всеми позабытые. Представляете, каково им?

– Любите вы об этом говорить, mademoiselle, – вздохнул он. – Вам, мне думается, понравилась бы одна старушка… Она только и делает, что говорит о призраках и неприкаянных душах.

– Что за старушка? – лениво спросила Мария Петровна, почти не слушая.

– Живёт в вашей деревне, я её ещё мальчиком узнал. Если хотите, сходим к ней, всё равно нам нечем заняться.

Мария молчала, снова отдаваясь своим мыслям. Странное чувство обуревало её на этом месте, словно весь мир вливался в её душу, ещё немного, и она станет едина с каждой травинкой, с каждым кустом сирени, с каждым деревом в этом лесу.

– Вам дурно?

– Нет, je me sens bien9, – медленно ответила она и улыбнулась. Так Мари надеялась стереть с лица отпечаток туманного предчувствия, который, должно быть, пугал Василия Фёдоровича. – Пойдёмте к той старушке. Хочу её послушать.

Дмитрий собирался подарить ей лучший вечер в жизни, а она не явилась. Подумать только! «Женщины не стоят любви. Они глупы и ничего не ценят», – так говорил дед. И ведь был прав. Каждый раз Дмитрий убеждался, что женский пол – самое глупое, что было создано природой. Должно быть, так пошло ещё с Евы.

«Женщин не понять. Обещаешь любовь – сбегают. Хочешь простой интрижки – опять сбегают. Сами-то знают, чего им надо?.. Вот взять Лизавету, – думал Дмитрий. – Она некрасива и назойлива, но она бы ни за что не пропустила свидание со мной. А Катрин? Ты всегда приходила первой, ты робела, дрожала от стыда и страха, но приходила. И я был доволен. Нет, я совершенно не понимаю: почему она не явилась? Конечно, все женщины странны, но эта… Страннее я не встречал».

С такими мыслями Дмитрий добрался до скамейки, желая во всём разобраться.

Анастасия всё в той же немодной шляпке, бросающей тень на лицо, и с книгой в изящных руках. Девушка недвижима, лишь ветер вокруг колышет листья, переворачивает желтоватые страницы и касается её тела, приоткрывая щиколотки, обнимая тонкую талию.

Сердце Дмитрия забилось быстрее. Отчего – он и сам не мог понять. Вся досада вмиг исчезла. Эта девушка снова казалась ему неведомой птицей, которую можно спугнуть любым опрометчивым словом.

– Доброе утро, Анастасия Дмитриевна, – тихо сказал он, подходя ближе.

Девушка не шелохнулась.

– Жаль, что мы так и не сходили вместе, – продолжил он, внимательно наблюдая за её лицом. Пока оно ничего не выражало. – Говорят, была чудесная постановка.

Анастасия совершенно прямая и недвижимая, словно вместо тела – мрамор, хранящий нежную душу, что светится в травяных глазах.

– Кого читаете? – спросил он, садясь рядом и чувствуя, как молчание всё больше давит на него. Дмитрий попытался заглянуть в книгу, но Анастасия повернулась к нему боком, и книга скрылась. – Ежели я вам так не угоден, я могу покинуть вас, – отчеканил он после паузы.

Анастасия не ответила и теперь.

– Зачем вы глумитесь надо мной? – спросил Дмитрий, вставая перед девушкой и опуская её книгу.

Наконец-то Анастасия взглянула на него, и он вновь увидел её травяные глаза, в которых могли бы уместиться все леса мира. Стоит ступить в их бездну, и обратного пути никогда не отыскать.

– Вы меня обидели, – тихо сказала она и опустила глаза.

Дмитрий начинал завидовать этой проклятой бумаге, которая владела взглядом и прикосновениями Анастасии. «В другой раз принесу ей цветы, – подумал Дмитрий. – Или кисти, или книги, или всё вместе, лишь бы она не молчала и не сердилась».

– Простите меня, – прерывисто сказал он, поскольку не извинялся уже много лет, с самой смерти деда. – Простите, что обидел вас. Я больше никогда не сделаю этого, – говорил он, сам не зная, за что должен извиняться.

– А я не хочу прощать. Да и ваш тон мне не нравится, – холодно ответила она.

– Как же?

– А вот так, – Анастасия оторвалась от страницы, которую ни разу не перевернула. – Мне кажется, это вы позвали меня на свидание, разве нет? Распинались тут, навешали мне про природу, про человека, а сами не пришли, бросили меня. Теперь я даже смотреть на вас не хочу.

Дмитрий опешил. Кто кого бросил? О чём она?

– Вы не правы, ведь это я вас ждал, а вы не пришли, в этом нет моей вины, – начал он, но Анастасия перебила его.

– Издеваетесь? – резко сказала она, захлопнув книгу. На сиреневой обложке надпись «А.С. Пушкин. Избранные сочинения». – Я стояла там как дура, промёрзла до костей, и теперь вы говорите, что это я виновата? А знаете, вы правы, – Анастасия встала и оправила подол. Её сердитое лицо нравилось Дмитрию ничуть не меньше, чем испуганное или равнодушное. – Я сама виновата, что поверила такому лгуну, как вы.

– Я совершенно не понимаю вас. Я ничего не понимаю. Вы сердитесь, что я не пришёл, но ведь это вы не пришли, и сердиться должен я. Почему женщины всегда всё переворачивают?

– Ах, так вы ещё и женоненавистник! Ну теперь понятно. Вы специально меня позвали, зная, что я не смогу отказать, когда так просят, а после наслаждались своим остроумием. Я права? Конечно права, даже не спорьте. А раз права, то нам не стоит видеться. Попрошу вас больше не приходить к обрыву, так как я первая нашла это место и имею праву остаться на нём. Прощайте, Киндяков!

Закончив тираду, Анастасия быстро ушла, как обыкновенно делал сам Дмитрий после встреч с назойливыми девицами.

«Какая перемена, – думал он, сидя на скамейке. – В запуганной птичке – орлица. Давно я таких не встречал, наверно, даже никогда». Теперь желание завладеть ею окончательно заполнило все мысли Дмитрия, и он уже подумывал забрать из своей комнаты и старой мастерской все лучшие кисти и краски и подарить их Анастасии.

Через несколько дней он снова прогуливался по роще. На скамеечке у обрыва сидела девушка. Дмитрий обрадовался встрече и ускорил шаг, но вскоре пожалел, что вообще отправился в рощу: на скамейке сидела Лиза, которая тут же заметила его и быстро встала.

– Ах! Дмитрий Иванович! – воскликнула она, заливаясь краской. – А я вот вас жду. Мне горничная сказала, что вы здесь часто бываете.

– Господи, ну за что? – пробормотал он. – Доброе утро, – сухо сказал Дмитрий и хотел было уйти, но Лиза ухватилась за его рукав.

– Я… я хочу говорить… поговорить то есть. С вами. Я очень долго готовилась, и вот теперь готова сказать вам всю правду. Больше не могу молчать, да и зачем? Оставим глупости! К тому же, у меня очень мало времени: я ушла без спросу… – протараторила она. – Дмитрий Иванович, отчего вы даже не глядите на меня? Отчего я вам неприятна? Если бы вы только знали!.. Ах, Дмитрий Иванович! Вы рвёте моё сердце, вы стали моим тираном, вы… – она замолчала на секунду, переводя дух. – Умоляю вас, взгляните на меня.