Он возвращается в кресло и пристально щурится:

– А теперь выкладывай, матрёшка. Не думай, что я забыл. Как прошла твоя встреча с Факерами?

Вздохнув, я начинаю рассказывать ему про лошадку Анжелу и её белобрысых жеребят. И о том, как отец раскис в щи, под напором свалившейся влюблённости превратившись в ванильного каблука.

– Они называют его папой, – не удосуживаюсь я скрыть ревнивые нотки в голосе.

– Не облапошили бы твоего папу Карло эти резвые скакуны, – изрекает Гас, нахмурив брови. – Ты же у меня умница, поговори с родственником. Как бы не остался он на старости лет рыться в помойках. Прибыльно бомжевать с таким характером у него точно не выйдет.

– Ах ты корыстный янки, – пытаюсь я перевести тему в шутку, чтобы не портить себе настроение. Совсем не факт, что Анжелу интересуют деньги отца. Собственно, ничего не говорит в пользу этого, кроме её типичной для денежной приживалы внешности и того, что её детки наверняка с её подачи называют демона Игоря папой. – Боишься, что бесприданницу в жены возьмёшь?

– Женился бы, даже если бы у тебя долгов было, как у Греции, матрёшка, – скалится Гас и, сделав серьёзное лицо, добавляет: – Жить без тебя не могу.

Сердце набухает, как тесто на батарее, и рука непроизвольно тянется погладить экран:

– Люблю тебя, Малфой.

– Перестань корчить кошачью мордочку, матрёшка. А то есть соблазн бросить всё к херам, прыгнуть в самолёт и зло поиметь тебя на вражеской территории.

– Звучит заманчиво, но не стоит вредить бизнесу из-за меня, Драко. Месяц быстро пролетит.

Гас скептически качает головой и уточняет:

– Ты когда в мастерскую Папы Карло выходишь?

– В понедельник.

– Надеюсь, ты свой порнографический дресс-код сожгла, ибо не хер Егорке на него пялиться.

Никогда такого не было, и вот опять.

Я раздражённо морщусь.

– Перестань, Гас. Тебе бы не помешало доверять мне.

– Тебе я доверяю, матрёшка. А вот сахарному жеребцу – нет.

– Я же не безмозглая амёба. Во-первых, Егор ко мне не пристаёт, а во-вторых, я умею управляться с надоедливыми поклонниками. У меня их вагон и маленькая тележка.

Лицо Гаса мрачнеет на глазах, и я уже жалею, что так бездумно прихвастнула своей востребованностью у московских мажоров.

– Эй…

– Отец звонит, – хмуро говорит Гас, демонстрируя горящий экран мобильного. – Нужно ответить.

– Люблю тебя, – спешно напоминаю ему.

Кивнув, Гас закрывает крышку ноутбука.

– Чудесно выглядишь, Слава, – Рафинад одаривает меня засахаренной улыбкой, распахивая дверь кабинета, который закреплён за мной ещё с тех пор, как я подрабатывала у отца переводчиком.

– Знаю, – небрежно взмахиваю рукой, давая понять, что свои комплименты он может оставить при себе. Сегодня я ходячий лукбук для деловой леди: приталенный пиджак, рубашка под горло и строгие брюки. Гас бы мной гордился.

Опускаюсь в широкое кожаное кресло и, открыв ноутбук, вопросительно смотрю на Егора, который явно не спешит одарить меня желанным уединением.

Вот вроде он неплохой парень, но что же это за мода такая на приторную вышколенность? Где это видано, чтобы мужчина конкурировал с женщиной за звание иконы стиля. Причёска у Рафинада, зализанная гелем, волос к волоску; рубашка сидит на нём, как на мне бандажное платье; на запястье – моднявый будильник. Спорю, если заглянуть к нему в инстаграм, там обязательно найдётся отфильтрованное фото его руки с часами на руле, с какой-нибудь присовокупленной философской цитатой вроде «My life – my rules.»

– Папа сказал, что скоро будет в офисе, – услужливо сообщает Егор. – Хочет присутствовать в твой первый рабочий день.

Коротко киваю ему и углубляюсь в монитор, демонстрируя, что разговор окончен. На самом деле, помимо этого его нефизиологичного «папа», к Егору у меня нет претензий. Но ревность Гаса всё же давит мне на подсознание, и я послушно иду у неё на поводу.

– Я тебе не нравлюсь, Слава? – вдруг спрашивает Рафинад. Подняв глаза, вижу что вся слащавость словно по мановению волшебной палочки улетучилась с его лица, заместившись вдумчивой серьёзностью.

С секунду взвешиваю все за и против своей откровенности, а так как юлить я не привыкла, считаю нужным сказать всё, как есть:

– Не имею ничего против тебя, Егор. В каком-то смысле ты мне даже симпатичен. Но чтобы в дальнейшем между нами не было недопонимания, скажу: мне претят обнимашки, пижамные вечеринки и задушевные беседы с малознакомыми людьми. А мы с тобой, уж прости, пока ещё мало знакомы. Надеюсь, я тебя не обидела.

Рафинад внимательно выслушивает меня и, к моему удивлению, снова начинает улыбаться.

– Я понял тебя, Слава. Ценю твою откровенность. И тебе, наверное, также не нравится, что я называю твоего отца папой?

А сахарок-то не пальцем деланный.

– Не нравится, – подтверждаю его мысль. – У меня на папу Игоря всю жизнь монополия была, а тут за несколько месяцев у него сын и дочь объявились. Мало кому бы понравилось.

– Мне жаль, что так получилось, Слава. – Рафинад виновато поджимает пухлые губы, демонстрируя ямочку на гладком подбородке. – Дело в том, что мы с Кристиной воспитывались без отца, и нам некого было называть папой. Мама попросила нас это делать, когда мы переехали к… Игорю. Сказала, что он всегда мечтал о сыне и ему будет приятно.

На душе вдруг становится неуютно от осознания, что надувная мать семейства права. Отец всегда хотел сына и уже много лет открыто разглагольствует о бесполезности женского пола в качестве наследниц. Кажется, в Егоре он увидел шанс воплотить свою мечту.

– Я позову тебя, когда твой отец прибудет, – деликатно сообщает Рафинад, не дождавшись моего ответа. – И, если тебе не нравится, что я зову Игоря папой, я не буду этого делать.

Совсем не хочу выглядеть Круэллой в зарождающемся союзе двух мужских сердец, поэтому мотаю головой:

– Я не в восторге от этого, но, если отца всё устраивает, это не моё дело. Думаю, я смогу привыкнуть.

Лицо Егора озаряет очередная медовая улыбка:

– Я знал, что ты классная девчонка, Слава. Работать вместе будет одно удовольствие.

Я скептически осматриваю сидящего передо мной щуплого чудика в хипстерских очках и клетчатой рубашке и задаю свой следующий вопрос:

– Откуда знаешь русский язык?

До вылета на родину моего расписного сувенира остаётся меньше восьми часов, а я вдруг подумал, что в авторитарной Раше мне понадобится поводырь с навыками русской речи. Мой личный камердинер – как Альфред у Бэтмана. Ну или как миссис Хадсон у Шерлока. Будет моими руками и языком в Московии. Заказывать мне еду, штудировать Tripadviser и сдавать вещи в химчистку. Всегда мечтал хотя бы на короткий срок обзавестись падаваном. К тому же не нужно будет дёргать матрёшку, пока она родственную повинность перед папой Карло будет отрабатывать.

– Мой отец из Санкт-Петербурга, – монотонным голосом отвечает потенциальный лакей. – До семи лет со мной разговаривали лишь на русском языке.

– Из бывшего Ленинграда? – уточняю. – У тебя, случайно, связей в правительстве нет? Хочу лишить одну прекрасную леди с шикарной задницей российского гражданства.

– Боюсь, это противозаконно, мистер Гас, – не меняя унылого выражения лица, комментирует Evgenii. – К тому же, судя по последним тенденциям, Россия предпочитает даровать гражданство, нежели его отбирать. Предупреждаю вас сразу, с криминалом и подделкой документов я не желаю иметь ничего общего. Это претит моим морально-волевым качествам.

– А с юмором у тебя беда, погляжу, Юджин.

– Скорее всего, так и есть. Мне об этом неоднократно говорили. И я Евгений.

Меня от его чопорности в сон начинает клонить. Кто вообще из нас наполовину англичанин?

Подавив зевоту, озвучиваю ему свои условия:

– Я собираюсь в Москву на две недели – там мать моих будущих детей сейчас своего кровного родственника ублажает. Скучаю так, что молнию на брюках сводит, поэтому решил не дожидаться её возвращения. Русских слов в лексиконе – как у аборигена племени пираха, поэтому нужен ты. Вылет сегодня. Характер у меня поганый, эксплуатировать тебя планирую нещадно, платить буду щедро. Если всё устраивает, кивни.