Предводитель ордынцев, в золоченом, с серебряной полумаской шлеме и в изысканно переливавшейся кольчуге с большим зерцалом, махнул шестопером, направляя своих людей на прорыв… Да не обязательно прорываться – сбить, сместить, сдвинуть ушкуйников к площади, а уж там окружить…

– Поддаемся! – отмахиваясь саблей, передал по цепочке Егор. – Отходим… Медленно, не ломая строй.

Так и шли, как сказал Капитан Удача, отступали не торопясь, маленькими шажками, не обращая никакого внимания на жуткие вопли нападавших, укрываясь стеной щитов от града стрел. Кто-то уже упал замертво, кто-то стонал… раненых, по возможности, подбирали, тащили с собой.

А враги напирали, их становилось все больше и больше – или это просто расширилась улица…

– Хур-а-а-а!!! – заорали, бросаясь в очередной натиск, татары, и вождь их в златом шлеме взмахнул шестопером: – Вперед!

Вожников оглянулся, увидев сразу за собой вымощенную аккуратными камнями площадь. Кругом платаны, кусты – зелень, посередине – изящный фонтан с искристой свежей водой. Напиться бы! Увы, некогда… Теперь лишь бы ребята не подвели, справились бы, успели… Жаль, минарета не видно – забор.

Ладно, менять план уже некогда, пусть уж будет, что будет:

– Слушай сюда! Приготовились… По сторонам – брысь!!!

Может быть, и не по-уставному прозвучала команда, да зато оказалась весьма даже действенной – ратники Вожникова со всей возможной резвостью расступились, пропустив мимо себя понесшихся во весь опор врагов. Те, грозно крича, выскочили на площадь – туда ведь и надо было, туда и рвались, закружили, заулюлюкали…

Что-то сверкнуло на минарете. Один раз.

И тут же упал в толпу всадников тяжелый камень, поразив сразу с десяток, в том числе и того, в золотом шлеме, главного. Где-то поблизости вякнули пушки, ударил и стреломет – полетели, звеня, длинные стрелы, насаживая ордынских воинов… словно жуков.

– Ай, атаман, молодец! – взмахнув саблей, ухмыльнулся во весь рот Никита Кривонос. – Лихо! Татарва сама себя бьет! Сейчас… сейчас я им и помогу.

– Обожди с помощью, Купи Веник, – осадил его Егор. – Тут и без тебя управимся, давай-ка вон, бери Федьку с Акимом, да ищи со своими парнями пушки, баллисту, стреломет. Живенько!

– Сладим, мой атаман! – радостно заверил ватажник и крикнул своим: – Эй, Митря, Махоря, Онисим!

Едва они ушли, Окунев Линь опустил окровавленный палаш и радостно указал в небо:

– Дым! Белый дым… А вон там еще.

– Наши взяли город, – облегченно улыбнулся Капитан Удача.

Вожников сам себя так прозвал – для себя. Как-то само собой вышло. Черт побери, а ведь неплохое прозвище. Капитан… А ведь Микифор Око, он, получается, не генерал-майор, а контр-адмирал, так выходит? Хотя Микифор и на суше не хуже, чем на воде, действовал. Харизматический человек, пассионарий, конкистадор – как еще обозвать-то?

Белый дым стлался над взятым на сабли городом, белый дым полной победы. Приветствуя освободителей, радостно кричали многочисленные рабы, многие плакали навзрыд, не стесняясь, а кое-кто уже побежал мстить своим бывшим хозяевам. Размашисто крестясь, невольники хватали ватажников за руки, тащили за собой, показывали – здесь вот богатый дом, а там, стервецы, все свое золото в выгребной яме спрятали – пусть теперь сами за ним и ныряют.

Белый дым стлался над городом, белый дым…

Поглядев в небо, Онисим Морда удовлетворенно кивнул и махнул рукой своим – мол, я тут еще пошарюсь, а вы идите. Заметил он невдалеке, за фонтаном, одну закутанную в покрывало девку – небольшую, но юркую… Эх! Сердце злодея-ватажника радостно-сладко заныло. Сейчас… сейчас… лишь бы никто не отвлек, не помешал… как тогда, в сарае. Ну, атаман, бог даст, еще и сквитаемся!

С остатками сопротивления ватажники из десятка Никиты Кривоноса покончили быстро: обслугу баллисты просто перестреляли из луков, а пушкарей и стрелометчиков живенько взяли на сабли – да те уже и сами наполовину разбежались. Все хорошо, все быстро сладилось – и вон он уже, в блекло-голубом небе – белый победный дым. Все! Теперь можно приступить к главному – к грабежу, чем ватажники и занялись на горе побежденным. А вот нечего приходить с набегами на Русь-матушку, жечь, убивать, захватывать да уводить в полон рабов! Все правильно, все так – око за око.

– Онисим, ты с нами?

– Да не… вы идите, а я тут погляжу.

– Смотри, с осторожкою. Мы тут, рядом, зови, если что.

– Ла-а-адно.

Махнув рукой, ватажник ужом шмыгнул к фонтану. Где там девка-то? Ага, вон она. Сверкает глазами… ух, и глазищи… красивая, эх-ма!

Онисим сглотнул слюну, вот оно, вот ради этого-то и стоило быть здесь, в ватаге, хотя иногда и тосковал он по тем простым и добрым временам, когда хаживал себе по темным проулочкам с кистеньком, на пару с кривоносым Никиткой. Ни забот тебя, ни хлопот особых. Вот, как сейчас… А может, и здесь, в Орде, повезет? А что? К тому покуда все-то и шло. Главное, не зевать, тогда запросто можно домой богатым человеком вернуться или… или не возвращаться вовсе. На что он, этот черт Ларион, старший дьяк Ларион Степаныч? Сиди себе на Белоозере, Ларион, а он, Онисим, Бог даст, в иные земли подастся – богатым купцом, своеземцем – а не худо! Коли так покуда везло.

– Ну, что ты хоронишься-то, дура! – ватажник поманил девчонку пальцем. – И-иди сюды… цып-цып-цып. Иди, сказал, не то пощекочу саблей!

Татарочка несмело подошла, задрожала… это – когда боялись – Онисиму Морде очень нравилось, делался он тогда сам не свой… Эх-ма!

Не тратя времени даром, хватанул девку кулачищем в лоб – та и обомлела. Ватажник не терялся, подхватил добычу, потащил под деревья, да, бросив в траву, рванул одежонку…

– Эх, плоскогрудая какая-то нынче попалась… Да ты парень! Ах ты ж… ничо, помучишься и ты, ничо… сейчас, сейчас, узнаешь.

– Гоподине, я просто слуга, – придя в себя, застонал юный пленник.

– Ишь, ты, по-русски знаешь!

– Тот дом богат, и там нет мужчин – одни женщины остались. И много золота, серебра, каменьев.

– Каменьев, говоришь?

– Я покажу, только не надо… саблей! – парнишка от ужаса часто заморгал.

Ну, вот она, удача-то, вот оно, счастье!

– Ладно, веди! – Онисим рывком поставил пленника на ноги. – Да смотри не вздумай бежать, не то…

– Что ты, что ты, господин. Что ты! Вон тот дом, совсем рядом.

В другой раз ватажник, возможно, и поостерегся бы, позвал, на всякий случай, своих. Однако парень этот, слуга, выглядел так жалко, дрожал, как осиновый лист и, похоже, говорил правду, все лепетал: не убивай. Да и с чего бы ему – слуге – врать? За хозяйское-то добро голову сложить никому неохота. Ладно, глянем сперва… А там…

– Вот эта дверца, господин.

Затолкнув слугу первым, Онисим на всякий случай выхватил саблю, вошел во двор… И в самом деле – золото, не обманул парень! Прямо здесь, во дворе, с раскрытыми крышками сундуки, а в них… ох, как блеснуло в глаза!

И ударило в голову…

Ударила… ловко брошенная кем-то дубинка.

– Я все сделал, как надо, господин Ильяс-бей?

– Ты молодец, Азат, и достойнейший сын своего отца, славного сотника Берды-бея.

Пир затянулся до ночи, на головном судне атамана Микифора Око гуляли так, что икалось всем татарам в округе. С вином, взятым на не успевших до конца сгореть складах, с удалыми песнями да пленными ордынскими девками.

– А ну, выпьем, робяты! Йэх!

Вожников, приглашенный на гульбу вместе со своими «сержантами» – Линем Окуневым, Иваном Карбасовым и Никитой Купи Веник, – хмуро сидел на роскошном, брошенном на кормовую палубу насада ковре и думал о том, что ему делать дальше. Веселье как-то не шло… нет, все остальные-то веселились, а вот молодой атаман… Не то чтоб он не радовался победе, но… Как-то сейчас о другом думалось. Ну, взяли Жукотин, что там дальше? А какой-нибудь другой город и, как накопится достаточно сил – Сарай. А что, можно и сжечь – запросто. Сегодня один город разграбили, завтра – другой, послезавтра – третий. Путь в никуда.