…лучше „Звездного пути“ в мире мыла не найти;

…его качество не ниже, чем звезды;

…оно отмывает до блеска Млечного Пути;

…оно обеспечивает стерильность, которой позавидует космический вакуум;

…от него ты свеж, как воздух после грозы».

И так далее, без конца. Даже во сне я ощущал вкус мыла.

Добро бы я один мучился – папа, мама и мистер Чартон тоже сочиняли рекламные фразы. Я завел блокнот, чтобы записывать лозунги в школе, на работе и даже среди ночи. Однажды, придя домой, обнаружил, что папа соорудил картотеку. Я расставлял карточки в алфавитном порядке, чтобы не повторяться. Это была хорошая идея. Под конец я отсылал до сотни оберток в день. Почтовые расходы били по карману, не говоря уже о том, что мне приходилось платить за часть оберток.

Другие ребята из нашего городка, а может, и кое-кто из взрослых, тоже участвовали в конкурсе, но только я додумался поставить дело на поток. Я приходил домой в десять с дневным урожаем оберток и лозунгов, присовокуплял к ним полученные у родителей, оттискивал на обертках с внутренней стороны штемпель «Я пользуюсь мылом „Звездный путь“, потому что…», вписывал мой адрес и имя-фамилию. Папа заносил эти лозунги в картотеку. Утром по дороге в школу я заходил на почту с очередной бандеролью.

Взрослые надо мной посмеивались, но с обертками расставались охотно. Шутники – охотнее всех.

Кроме остолопа Квиггла по кличке Туз. Хотя я не назвал бы его взрослым. Это был этакий переросток, малолетний преступник. Наверное, в каждом городке найдется хотя бы один такой Туз. Школу он так и не окончил, хотя мистер Хэнли переводил из класса в класс почти любого, считая, что оставлять на второй год непедагогично. Сколько я помню, Квиггл околачивался на Мэйн-стрит, иногда подрабатывал, чаще просто слонялся.

Туз любил «шутить».

Однажды он застрял у моей стойки. Выпил стакан солодовой газировки за тридцать пять центов, а пространства и времени занял доллара на два. Я как раз уговорил старенькую миссис Дженкинс купить десять кусков мыла и избавил ее от оберток. Только она отошла, как Туз цапнул кусок с витрины и сказал:

– Продаешь мыло, космический кадет?

– Точно, Туз. Отличный товар.

– Куда намылился, капитан? Или правильней коммодором тебя называть? Неужто на Луну? Га! Га! Га! – У Туза смех как у персонажей комиксов.

– Может быть, – вежливо сказал я. – Берешь?

– А ты уверен, что это стоящее мыло?

– Абсолютно.

– Ладно, куплю штучку. Только для того, чтобы от тебя избавиться.

Вот же скотина! Но вдруг именно эта обертка выиграет?

– Отлично, Туз, спасибо большое. – Я принял деньги, он опустил кусок мыла в карман и повернулся к выходу. – Секунду, Туз. Можно обертку?

Он остановился.

– Чего-чего? – Он вытащил мыло, снял обертку. – Ее, что ли?

– Да, Туз. Спасибо…

– Сейчас увидишь наилучшее применение этой бумажки. – Он взял со стеллажа для сигарет зажигалку, поджег обертку, прикурил от нее сигарету, подождал, пока обертка сгорит почти до пальцев, бросил и растер ногой.

Мистер Чартон наблюдал за нами, стоя у окна.

Туз ухмыльнулся:

– Ну, что скажешь, космический кадет?

Я стиснул совок для мороженого. Но ответил спокойно:

– Да ничего, Туз. Это ведь твое мыло.

Мистер Чартон приблизился и произнес:

– Кип, там нужно коробки распаковать. Иди, я присмотрю за твоей стойкой.

Пожалуй, только эта обертка мне и не досталась.

Конкурс заканчивался первого мая, в аптеке залежалась коробка мыла, и папа с мистером Чартоном решили, что она моя. С обертками я провозился почти до одиннадцати, и мистер Чартон отвез меня в Спрингфилд, чтобы на почте их успели проштемпелевать до полуночи.

Я отослал 5782 лозунга. Вряд ли Сентервилл еще когда-нибудь в своей истории был настолько чист.

Результаты объявили четвертого июля. За эти девять недель я сгрыз ногти до локтей. А жизнь шла своим чередом. Я окончил школу, родители подарили мне часы, выпускники промаршировали перед мистером Хэнли и получили аттестаты. Мне было радостно, хотя то, что я выучил под папиным контролем, отличалось от школьной программы как небо от земли. Все прошло замечательно, был и общешкольный пикник, и прощальный вечер класса, и выпускной бал, и спектакль, поставленный выпускниками, и утренник для выпускников, и совместное гулянье первоклассников и старшеклассников, и все остальные трюки, придуманные, чтобы удерживать в рамках приличий юнцов, впервые в жизни почувствовавших вкус свободы.

Мне случалось отпрашиваться у мистера Чартона пораньше, но редко – голова была занята другим, да и с кем гулять? В начале года было с кем, но Элайн Макмерти предпочитала говорить о парнях и тряпках, а я – о космосе и инженерном деле. Так что вскоре она мне дала отставку.

Окончив школу, я перешел к мистеру Чартону на полный рабочий день. Я все еще не определился насчет колледжа. Да и не думал об этом, только продавал мороженое-сандэ и с замиранием сердца ждал четвертого июля.

Результаты конкурса должны были объявить по телевизору в восемь вечера. Наш телик, черно-белый, с плоской картинкой, не включался месяцами; после того как я его собрал, он мне сразу наскучил. И вот теперь я выволок его из кладовки в гостиную, часа два настраивал, а остаток дня грыз ногти. Ужин в горло не лез. В половине восьмого я уже сидел перед экраном, слушал и не слышал каких-то комиков и перебирал свою картотеку. Вошел папа, сурово глянул на меня и сказал:

– Возьми себя в руки, Кип. И не забывай, что статистика – против тебя.

Я сглотнул.

– Знаю, пап.

– Да по большому счету это и не важно. Если чего-то достаточно сильно желаешь, почти всегда получаешь. Я уверен, что рано или поздно ты попадешь на Луну – так или иначе.

– Да, сэр. Просто хочется, чтобы все скорее кончилось.

– Кончится. Эмма, ты идешь?

– Сейчас, милый, – отозвалась мама.

Она вошла в комнату и села, погладив меня по руке.

Папа откинулся в кресле:

– Ощущения, будто в ночь выборов.

– Как хорошо, что ты с этим развязался, – сказала мама.

– Да ну, радость моя? Тебе же нравилась каждая кампания.

Мама фыркнула.

Актеры ушли с экрана, сигареты станцевали канкан и прыгнули обратно в пачки, ласковый голос принялся вещать, что «канцерогенов не бывает в „Короне“ – безвредных, Безвредных, БЕЗВРЕДНЫХ сигаретах с табаком высшего качества». Тут включилась местная телестанция, показала нам захватывающий вид Сентервиллской деревообрабатывающей и металлообрабатывающей фабрики. Я начал выщипывать волоски с тыльной стороны кисти.

Экран заполнился мыльными пузырями; квартет пропел, что наступает «время „Звездного пути“». Будто мы и так этого не знали. Потом экран погас, звук исчез, а у меня остановилось сердце.

На экране появилась надпись: «Трансляция прервана по техническим причинам».

Я вскрикнул:

– Нет! Только не это!

– Прекрати, Клиффорд, – сказал папа.

Я заткнулся.

– Милый, – вмешалась мама, – ведь он еще мальчик.

– Он не мальчик; он мужчина. Кип, как ты собираешься смотреть в глаза расстрельной команде, если даже такая ерунда выбивает тебя из колеи?

Я пробормотал что-то невнятное.

– Отвечай четко.

Я сказал, что, в общем-то, не планировал встречи с расстрельной командой.

– Однажды тебе может понадобиться железная выдержка. Это хорошая тренировка. Попробуй переключиться на Спрингфилд.

Я попробовал, но на экране был сплошной снег, а звук напоминал кошачий концерт. Я переключился обратно.

«..ерал Брюс Гилмор, Военно-воздушные силы Соединенных Штатов, наш сегодняшний гость, чуть позже продемонстрирует нам прежде не публиковавшиеся снимки Федеральной Лунной базы и новорожденного Луна-Сити, стремительно развивающегося поселения на Луне. Сразу после объявления результатов конкурса мы попытаемся установить телевизионную связь с Лунной базой. Благодаря сотрудничеству с Космическим корпусом и…»