– Вообще-то, я его вела.

…Снотворное, психоанализ… А ведь я еще так молод…

– Ты – пилотировала космический корабль?!

– А кто, по-твоему, Мамми, что ли? Она бы с рычагами не справилась. Сидела рядом и подсказывала. Но если думаешь, что это так просто, то ошибаешься. Раньше я летала только на «сессне» с папой под боком и никогда сама не приземлялась. И у меня получилось! А ведь на посадку ты заводил неважно. Что же они сделали с Мамми?

– С кем?

– Ты не знаешь? Боже мой!

– Минуточку, Чибис. Давай настроимся на одну частоту. Допустим, я «Майский жук». Допустим, вел тебя на посадку, – и если думаешь, что я каждый день слышу голоса из ниоткуда, требующие срочной посадки, то ты тоже ошибаешься. Так вот, приземлился корабль, за ним другой, в первом открылся люк и выпрыгнул типчик в скафандре…

– Это была я.

– …потом кто-то еще выскочил…

– Мамми.

– Однако далеко она не ушла. Вскрикнула и свалилась. Я подошел посмотреть, в чем дело, и кто-то меня вырубил. Дальше – твои слова: «Эй, привет!»

Я сомневался, говорить ли ей, что все наблюдаемое и ощущаемое, вплоть до нее самой, возможно, глюки от морфина. Должно быть, на самом деле я лежу в больнице с загипсованным позвоночником.

Чибис задумчиво кивнула:

– Наверное, попали слабым зарядом. Иначе бы тебя здесь не было. Ну что ж, раз ты схвачен и я схвачена, то почти наверняка поймали и ее. Боже мой! Надеюсь, ей не очень досталось.

– Судя по виду, она умирала.

– Судя по виду, возможно, она умирала, – поправила Чибис. – Сослагательное наклонение. Я сильно сомневаюсь. Мамми очень трудно убить, да они и не стали бы, разве что в безвыходной ситуации. Она нужна им живой.

– Почему? И почему ты называешь ее Мамми?

– Кип, не все сразу. Она Мамми, потому что… ну, потому что это так и есть. Познакомишься с ней – сам поймешь. А почему не убили бы – да потому, что как заложник она ценнее, чем как труп. По этой же причине и меня здесь держат. Хотя она гораздо ценнее, чем я, – меня бы списали не моргнув глазом, начни я дергаться. Да и тебя тоже. Но раз ты говоришь, что она была жива, значит ее поймали и заперли. Может быть, прямо здесь, за стенкой. Знаешь, мне даже полегчало.

Мне – нисколько.

– Ладно, а где мы вообще?

Чибис взглянула на часики с Микки-Маусом, нахмурила лоб и произнесла:

– На полпути к Луне, по-моему.

– Чего-чего?!

– Ну, точно я не могу сказать. Но разумно предположить, что они решили вернуться на свою ближайшую базу. Именно оттуда мы с Мамми пытались сбежать.

– Хочешь сказать, что мы на корабле?

– Либо на том, который я украла, либо на втором. А где же еще ты мог оказаться?

– В психушке.

Она сделала большие глаза, потом ухмыльнулась:

– А с чего бы, Кип? Неужто у тебя такая слабая связь с реальностью?

– Теперь я ни в чем не уверен. Космические пираты, инопланетные мамочки…

Она нахмурилась и погрызла ноготь большого пальца.

– Пожалуй, и впрямь все это способно сбить с толку. Но ты верь себе. Я вот никогда не теряю связи с реальностью, можешь не сомневаться. Видишь ли, я гений.

Это была не похвальба, а констатация факта, и мне почему-то не захотелось оспаривать заявление, хоть оно и прозвучало из уст тощего ребенка с тряпичной куклой в руках.

Однако я не понимал, какой нам прок от этой гениальности.

– Космические пираты… хм… – продолжала Чибис. – Дело не в названии. Они действуют по-бандитски, орудуют в космосе – как еще их назовешь? Что же касается Мамми… подожди, пока не познакомишься с ней.

– А что она делает в этой заварухе?

– Ну, это сложно. Лучше бы сама объяснила. Она полицейский. Охотилась за ними…

– Полицейский?

– Боюсь, это опять проблема семантической адекватности. Мамми знает, что мы подразумеваем под словом «полицейский», и, похоже, считает это понятие запутанным до абсурда. Но как ты назовешь человека, который ловит злодеев? Полицейский, разве нет?

– Пожалуй, да.

– Ну вот. – Чибис снова посмотрела на часы. – А сейчас нужно как-нибудь закрепиться. Через несколько минут пересечем среднюю точку траектории, а при маневре «полупетля» теряешь ориентацию в пространстве, даже если привязан.

Я знал об этом маневре только по книжкам и никогда не слышал о том, чтобы его проделывали в космосе. А в космосе ли мы? Пол подо мной тверд, как бетон, и столь же неподвижен.

– Не вижу, за что тут можно зацепиться.

– Боюсь, что ты прав. Но если усядемся, где поуже, и попробуем упереться ногами, то, возможно, удержимся. Поторопись, мои часы могут отставать.

Мы переместились в узкую часть комнаты, где между сходящимися стенами было не больше пяти футов, и уселись на пол лицом друг к другу. Как альпинисты в расщелине, уперлись ступнями в ступни. Точнее, мои ступни в носках упирались в ее кроссовки. Мои кроссовки, должно быть, так и стоят на верстаке. Подумалось, что, если пираты бросили Оскара на пастбище, папа может его найти.

– Держись крепче, Кип, и хватайся руками за палубу.

Я так и сделал.

– Откуда ты знаешь, когда мы будем переворачиваться?

– Так я же не теряла сознания. Меня просто схватили и затащили в корабль, поэтому я помню, когда был старт. Если предположить, что мы летим на Луну, а скорее всего, это так, и что полетное ускорение равняется одному g – а это тоже похоже на правду, ведь я чувствую, что вешу как обычно… А ты чувствуешь?

– Пожалуй, – сказал я, прислушавшись к ощущениям.

– Значит, так оно и есть, хотя я могу ошибаться – слишком долго пробыла на Луне. Итак, если мои предположения верны, то путешествие почти наверняка займет три с половиной часа. – Чибис взглянула на часы. – Расчетное время прибытия – девять тридцать утра, а разворот – в семь сорок пять. С минуты на минуту.

– Разве уже так поздно? – Я посмотрел на свои часы. – А на моих четверть второго.

– Это в твоем часовом поясе. А мои часы поставлены по лунному времени, то есть по Гринвичу. Ой-ой! Началось!

Пол накренился, вздыбился, опрокинулся, как будто мы мчались на американских горках. Мои полукружные каналы сплясали самбу.

Все постепенно вставало на свои места. Я очухивался после приступа головокружения.

– С тобой все в порядке? – спросила Чибис.

Я с трудом сфокусировал глаза:

– Вроде бы. Как после полуторного сальто над пустым бассейном.

– Мне никогда не хватало духу так резко разворачиваться. Вообще-то, это не больно, а глаза скоро придут в норму. Однако дело ясное – мы на пути к Луне. Прилетим через час сорок пять минут.

Я все еще не мог поверить.

– Чибис! Что за корабль может идти до самой Луны с ускорением в одно g? Он что, секретный? И как ты на Луне оказалась? И почему украла корабль?

Она вздохнула и обратилась к кукле:

– Мадам Помпадур, видали почемучку? Кип, как я могу отвечать на три вопроса сразу? Корабль – летающая тарелка и…

– Летающая тарелка! С тобой все понятно!

– Перебивать невежливо. Можешь называть ее как угодно, это неофициальный термин. На самом деле по форме она как сплющенный у полюсов сфероид. Это геометрическое тело…

– Что такое сжатый сфероид, мне известно!

Я был вымотан и расстроен всем, что на меня навалилось, от дурацкого кондиционера, испортившего отличные штаны, до удара в спину в ответ на заботу о ближнем. Не говоря уже о Тузе Квиггле. А что до маленьких девочек, то им не стоит выпячивать свою гениальность.

– Нечего рявкать, – сказала она с осуждением. – За летающие тарелки принимают все, что угодно, – от метеозондов до уличных фонарей. Но я совершенно уверена, что, пользуясь бритвой Óккама…

– Что еще за бритва?

– Оккама. Принцип отсечения лишних гипотез. Ты хоть с логикой знаком?

– Мало.

– Так вот, исходя из этого принципа, я подозревала, что примерно одна из пятисот замеченных летающих тарелок – реальный корабль, такой как этот. В сумме получается немало. А по поводу того, что я делала на Луне… – Девочка сделала паузу и ухмыльнулась. – Я очень настырная.