Нет, такой финал был бы ужасней, чем коллапс Догорающей звезды!

А если теперь он бессмертен? Великая иллюзия, даровавшая великую муку!

Великое бессмертное одиночество сумасшедшего шута, по иронии судьбы оказавшегося великим гением-нейрохимиком! Бред… Бред… Бред! Невозможно!

Должен быть предел действия препарата…

Гильгамеш забеспокоился, даже запаниковал.

В таком состоянии он вошел в здание Королевской Академии.

Неожиданно возникла проблема: как подняться в приемную Суллы? Все скоростные лифты были обездвижены, то есть в своем времени они двигались, но во времени Гильгамеша… Единственно доступное средство — центральная винтовая лестница на оси огромного шара! Два километра вверх на «полюс». Интересно, сколько реальных секунд занял бы его подъем? Одна, две, не больше. Но реальный наблюдатель Гильгамеша просто не увидел бы. Как не видит и сейчас.

Вздохнув, Гильгамеш стал считать ступени. Усталости не ощущалось и в помине. Десять тысяч ступеней — сущий пустяк! Наконец «полюс». И двери апартаментов Суллы Мануситхи. Никаких препятствий. Особенно для знающего все цифровые коды. Особенно для его левой руки, лезвием проникающей к замочным задвижкам и приводящей их в положение «открыто»… Эта рука, да, его рука, как и маска, впрочем, настоящие артефакты в мирах Нектарной, память его прошлого, его Связи с космосом древних… Когда-нибудь, в своем Послании, он расскажет об этом людям, когда-нибудь, когда откроет путь, чтобы Вернуться… Но это будет не скоро. Еще нужно время. Время для испытания препарата…

Гильгамеш вошел в кабинет ректора. Увидев Мануситху, неподвижно застывшего за рабочим столом, сел напротив него в кресло и стал ждать…

Время включилось внезапно. Без малейшего переходного состояния.

Мануситха поднял глаза, вздрогнул и побледнел.

— Лобсанг! Что за чертовщина! Как ты здесь оказался? Меня никто не предупреждал… Чем обязан?

— Сулла, это я, Гильгамеш! На мне всего лишь его лицо и мундир. Я бежал из Департамента, ушел прямо из его экзекуторской. Но ты не представляешь как! Слава Богу, ты пришел в себя! Как я рад, Сулла!

— Я пришел в себя?! — Мануситха запустил пальцы в извечно наэлектризованную копну волос. — Ты о чем, Гиль, что за история и что за маскарад?

— Не обращай внимания… То есть это я себе говорю… Послушай, Сулла, случилось то, что случилось: меня раскрыли. Мои эксперименты, мои записи, все теперь у них. Но я не выдал никого из ученого подполья. Никто не знает, куда тянется цепочка… И Лобсанг останется в голых дураках, потому, что последняя формула у меня в голове. А теперь уже и в крови… Боже мой, он работает, Сулла, он работает так, как я не ожидал…

Мануситха мотнул головой, точно пытался смахнуть навязчивый фантом.

— Что работает?

— Мой препарат, разумеется, мой нейрозамедлитель времени. Я вырвался из лап Лобсанга благодаря ему. Но последствия, Сулла! Мне трудно оценить последствия…

— Мне тоже, Гильгамеш, — Мануситха наконец уловил в себе признаки какого-то разумения. — Ты пришел сюда незамеченным, тебя никто не увидел?

— Именно так, Сулла, именно так! Хотя я перестарался. Не нужно было раздевать регента и состраивать его рожу… Хотя, может быть, теперь это поможет. Ты мне тоже поможешь, Сулла, ты должен мне помочь!

— Было бы странно, если бы я отказался. Однако не горячись, Гиль, расскажи все по порядку.

— Какой порядок, Сулла! Меня уже ищут. Мне нужно уходить, мне нужно покинуть Двор и еще… Мне нужна Лаборатория, наша Лаборатория, та самая…

— Для чего она тебе, Гиль?

— Завершить исследования. Это же ясно. А потом я хочу произвести препарат в достаточном количестве…

— Достаточном для кого?

— Для человечества, Сулла! Если мы сумеем распространить нейрозамедлитель и убедить людей в его действенности…

Мануситха никак не мог понять, кривляется Гильгамеш или действительно верит в то, о чем говорит. Очень нелегко было забыть то обстоятельство, что перед тобой знаменитый королевский шут. И как бы то ни было, даже если забыть шута, кстати, опального, если видеть человека, ослепленного каким-то гипотетическим успехом своего сомнительного открытия… Мануситха выждал паузу, насколько сумел.

— Гиль, ты сейчас сказал одно важное слово. Ты сказал «действенность», так ведь?

— Так.

— Гиль, ты собираешься своими инъекциями остановить коллапс Нектарной звезды?

— Именно так, — ответил Гильгамеш без малейшей тени колебаний.

Мануситха снял с безымянного пальца левой руки свой единственный перстень — черненую печатку с изображением звезды, протянул Гильгамешу.

— Вторая Луна Пестрой Мары. Подземный город. Старый заброшенный туннель в западной части. Базальтовая скала с меткой в точности такой же, как на перстне. У тебя будут проблемы, Гильгамеш. В городке этом давно окопались пираты. Утильщики их пустили. Там у них что-то вроде вольной торговой зоны. Бестия на бестии сидит. Как ты туда попадешь — не знаю… Но вот что еще… Расспроси тамошний народ о неком Дамиане Гомере и Дарии Скилуре. Совсем не так давно эти ребята угнали фрегат. Сдается мне, что следы их где-то там затерялись. Если будешь иметь возможность — свяжись с ними и помоги им, так как я сейчас помогаю тебе. Вот что еще, Гиль… Мой гардероб в твоем распоряжении. Сними камзол Лобсанга. Уверен, что тебя в нем и ищут. Это простой путь, Гиль. Стать на время самим собой. Поверь, в твоем положении это лучший способ маскировки. Мне кажется, что Лобсанг даже не знает твоего настоящего лица.

— Ты прав, Сулла, ты как всегда божественно прав! Стать самим собой… М-да! Трудная задача для того, кто привык всю жизнь играть роль… Сарданапалы! Сардакурганы! Но ты-то веришь мне, Сулла, веришь в то, что Гильгамеш перевернет сознание наших миров и остановит Великий Приговор?!

Мануситха не знал, что ответить. Он думал о предстоящих переговорах с канцлером Республики Независимых Астероидов. Он также думал о Дамиане Гомере и его миссии, если она, конечно, станет таковой. Он также сочувствовал Гильгамешу. А что, если эти люди когда-нибудь объединятся? Найдут ли они общий язык, сумеют понять друг друга? Поняли бы тогда их все остальные миры Нектарной, стали бы действовать по их начертаниям?

О, безумие, ты заполняешь формы, не предназначенные тебе, ты дублируешь свои странные усилия, не думая о последствиях, ты просто живешь слепотой, самодостаточной верой в истины, которых не можешь ни измерить, ни понять, оставляя этот мученический ужас другим — небезумцам, тщетно пытающимся научиться жить как безумцы, но вместо этого банально сходящим с ума от невозможности выбора!

Где же ты, Дамиан Гомер? Вот посылаю к тебе Гильгамеша. Прими его от всего сердца! Не побрезгуйте безумием друг друга!

***

Флаер князя Дереша изрядно потряхивало. Упрямый мальчишка все-таки не послушался совета Гелеспы и, вырвавшись вперед, на скорости не менее трехсот километров в час, шел по касательной к воздушной юбке торнадо.

Черный исполинский хобот висел прямо над кратером Панчагрима. Сам вулкан с высоты выглядел обледеневшей раковиной — вековые торнадо так причесали его ледники на склонах, что подобие было почти идеальным. Панчагрим переливался всеми цветами, улавливая свет и блеск всего флуоресцентного пояса стратосферы Снежной Лады.

Когда почти сто пятьдесят лет назад планетарные климатологи проектировали атмосферу на Снежной Ладе и создавали этот пояс, в функции которого входило создание по сути «вечного дня», — они еще не представляли себе всех дополнительных эффектов, которые вызовет этот чудесный «колпак сияния». Миллионы тонн молекулярного флуоресцента, рассеянного в стратосфере, создали то чудо, которое потом назовут «сарафаном Лады». Молекулы флуоресцента соберут и усилят звездный свет галактики в сотни крат, но так причудливо, что небо Снежной Лады будет выглядеть словно бы сшитым из бесконечно меняющих размеры и конфигурации кусков тончайшего атласа — голубой цвет будет соседствовать с розовым, лимонный перетекать в салатный, и все это придет в движение. Сарафан Лады никогда не повторится в рисунке, и тем удивительней будет выглядеть на фоне этого безбрежного клубящегося нежного шитья черные свитки торнадо.