С нарисованными пальмами, пляжем, прочерком в строке «Номинал» и «В любую точку мира» в строке назначения. Оборотная сторона сертификата девственно чиста, если не считать эмблемы известного в городе туроператора. Отпуск, значит?..

— Ты бы хоть выражение лица поменяла, — хмыкает Зара, глядя на меня. — А то люди зайдут — испугаются ещё. Подумают, что в архиве кровожадные маньяки работают… Они вон всё ещё после твоих отказов отходят.

А у меня нет слов, даже нецензурных. И это говорит о многом, но убивать взглядом всё равно пока некого и я выдыхаю, прикрыв глаза. Ладно, если не в обед, то вечером мы точно увидимся и у меня будет время высказаться.

Но Дальский оказывается умнее моих представлений о самом себе уже потому, что игнорирует телефонные звонки и не появляется, чтобы забрать меня с работы. В то время как я оказываюсь глупее и влюблённее, чем ожидала. Только в таком состоянии к десяти часам мне могло прийти в голову, что с ним что-то случилось.

На следующий день ситуация только обостряется, потому что никакого ответа на мои звонки по-прежнему нет. К счастью, приходится отвлечься, потому что Крамеля отправляет нас с Зарой на Большакова, где внезапно обнаруживается целый кабинет, под завязку набитый документами непонятного значения.

Мы убиваем два дня, чтобы убедиться, что из стоящего там только два личных дела, в отдалённом филиале оказавшихся каким-то мистическим образом, и ещё два дела, срок хранения которых нам так и не удаётся определить.

Уже вечером, лёжа на своём диване вверх ногами, я нервно дёргаю ступнёй, доведённая до ручки непривычным молчанием Дальского. На протяжении пяти лет я видела его практически ежедневно. Последние пару недель не только видела, но и щупала, и привыкла, что он всегда где-то рядом.

Возможно, мысли о том, что я ему банально наскучила, спасли бы ситуацию. Жаль только, что для них мне не хватало идиотизма и возраста. Было бы проще, будь я лет на семь моложе и на столько же наивнее, и не понимай, что скука — не совсем то чувство, которое испытывает ко мне Дальский.

Решив дать ему время до обеда, я выхожу из дома, с трудом сдерживаясь от звонка Крамелю. Исключительно с целью поинтересоваться куда делся его суперумный братец.

Но это больше не требуется, потому что он находится сам.

— Скажи, что это галлюцинации, а не очередной твой сюрприз! — цежу я сквозь зубы, разом забыв о беспокойстве за его бесценную персону. Скальп с которой я сейчас и сниму, чтобы окупить потраченные нервные клетки.

— Ты слишком напряжена, Оль. Может, в отпуск?

— По-твоему, это нормально? — Я подхожу к стене только чтобы не видеть Дальского и с трудом сдерживаюсь, чтобы не пнуть ни в чем не повинные баллоны. Установленные и подключенные. — Просто скажи, что тебя не интересует ничьё мнение, кроме собственного и разойдёмся, как в море корабли.

— Как видишь, интересует. — Он подходит и хочет обнять, но я выворачиваюсь. Плевать на мурашки, плевать на заходящийся в истерии пульс. — Что плохого в желании тебе помочь?

— Помочь?! — Из груди вырывается нервный смешок. — Теперь это так называется?

— Оль, что не так? — Дальский больше не делает попыток меня коснуться, но и отходить не собирается.

— Всё не так.

Ничего не изменилось. Да, Дальский оказался способен на гораздо большее, чем смотреть на мир через призму собственного равнодушия, но остальное… Безграничная самоуверенность в собственных силах и непробиваемое «я умнее всех» раздражало меня ещё тогда, но сейчас перешло все границы.

Какой смысл объяснять, если в следующий раз он сделает всё то же самое? Раздражённо выдохнув, я нарочито спокойным шагом иду к столу, но… Сумка с силой ударяется о сиденье и я срываюсь.

— Ты считаешь, что можешь всё. Выдёргивать своих сотрудников с выходных и отпусков. Требовать от них невозможного. Считаешь, что можешь распоряжаться всеми и всем! — И, наверное, надо бы остановиться, но куда там. — Почему бы не вернуть удобного и послушного секретаря, а то к новому привыкать придётся! Тем более, что старого можно просто купить. Деньгами, отпуском, должностью, ещё чем-нибудь…

Для чего я распинаюсь? В его ответном взгляде нет ни согласия, ни, хотя бы, желания понять.

— Почему бы не помочь брату, если это так выгодно! И убить сразу не двух — десяток зайцев. Как же, ведь это всё, — я обвожу рукой архив, — только на пользу. Крамелю, мне, Сухорукову, но, главное, тебе. Ведь вот ты, непревзойдённый Александр Дальский, добивающийся всего, чего только душа пожелает! Всегда. Даже если для этого придётся стать немножко человеком.

— Сюрприз не удался, — усмехается он, скрещивает руки на груди.

— Сюрприз — это неожиданный визит, конфеты, цветы или девчачий медведь с меня ростом. То, что делаешь ты — не сюрприз. — Я приближаюсь, не отрывая взгляда от льдистых глаз. — Ты перестроил архив — хорошо. Решил отправить меня в отпуск — прекрасно. И я бы даже промолчала… наверное, но это — уже перебор.

— Ты утрируешь, — кривится Дальский. Удивительно, как вообще стоит и слушает вместо того, чтобы развернуться и уйти.

— Это я-то утрирую?! — Я подхожу почти вплотную к нему. — Это не твоя компания, не твои сотрудники, но тебе же это не волнует. Так объясни мне, Саша, — я издевательски выдыхаю имя ему в губы, — зачем это всё? Чтобы помириться с братом? Чтобы оказать услугу Сухорукову? Или чтобы купить меня?

— Тебя? — криво улыбается Дальский.

— Или мой профессионализм, — я отхожу на два шага, чувствуя, как с громким «бдыщ» лопается внутри искристый шар, появление которого я умудрилась пропустить. — О котором теперь так хорошо известно Сухорукову. Ведь я у тебя уже есть, — с усмешкой качаю я головой, — и мы прекрасно проверили это уже не раз.

— То, что ты… — Я поднимаю руку, заставляя его замолчать.

— Я больше не хочу твоей помощи. Никакой. Ничего не хочу, — я с горечью качаю головой. — Знаешь, был момент, когда я решила, что всё возможно. Что ты — не тот человек, которым я считала тебя все эти годы, но я ошибалась.

— Ты не права, — заявляет Дальский и смотрит так, словно обнаружил во мне другого человека.

— В том, что ты собираешься распоряжаться моей жизнью также, как «Олд-Арном»? Сомневаюсь. Что будет следующим, Александр Германович? — Своё имя не нравится ему, кажется, даже больше, чем смысл разговора. — Купишь мне машину? Подаришь квартиру? Поменяешь мои мысли на свои?

— Я не собираюсь тебя менять! — Дальский подходит ближе. — Оля, ты на взводе, — он касается моей щеки. — Допустим, что я перегнул палку, но ты успокоишься и потом мы поговорим.

— Нам не о чем говорить, — качаю я головой, чувствую, как горечь обволакивает внутренности. — Больше не о чем. Всего доброго, Александр Германович. Прошу вас впредь меня не беспокоить. Ваше внимание слишком бесценно для простого секретаря, боюсь, не расплачусь.

— Оля…

— Оль, ты тут? — Хлопок двери и жизнерадостный голос Зары. — О! У нас опять изменения. Привет, Саша.

— Александр Германович уходит, — я перевожу взгляд на неё и Зара спотыкается, — а нам нужно работать.

Работать, ха! Легко сказать, если, вместо адекватных мыслей, в голове бардак, и весь он крутится вокруг одного определённого человека. Перегнула? Ни черта подобного! Дальский уже не видит границ, а я не хочу в один прекрасный день проснуться и понять, что его помощь и забота загнали меня в золотую клетку.

И ради этого откажусь от чувства, которое могло стать чем-то большим, чем простое притяжение.

— Оль, ты уже в себе или мне ещё подождать? — Зара стоит, прислонившись плечом к стеллажу, и насмешливо улыбается.

— Я всегда в себе, — задумчиво отвечаю я, сверяя даты в описи и на обложке дела. — А ты о чём? — я поднимаю взгляд на неё.

— А угадать? — фыркает она, подходит и заглядывает мне через плечо. — Много ещё?

— Почти закончила, а ты? — я ставлю последнюю отметку карандашом и разворачиваюсь к ней.

— Всё проверила и расставила, — улыбается Зара. — Вы разругались с Сашей?