Парень дернулся, едва не упав, меня повело в сторону, вокруг резко потемнело а ступени стремительно понеслись навстречу. На грани слышимости что-то орал Шааф, а я… я…
Кто я? Кто это?..
Маленькая девочка в зеркале радостно смеется, хлопая в ладоши и прыгая на месте, рыжие пушистые хвостики подскакивают в такт. За спиной её что-то вспыхивает, раздается грохот, и зеркало исчезает. Зато приближается открытое окно.
– Что там?– звонкий голосок полон страха и любопытства.
Впереди дым и огонь. И вот они приближаются со скоростью бегущего ребенка. Какие-то люди, ноги, юбки. Кто-то кричит, все спешат, причем в разные стороны. Кто-то бросается навстречу, но не может поймать. Дым и огонь всё ближе. Но там не только они.
Там мальчик. Темненький, очень красивый, и красная кровь на лице и черной куртке – как красные цветы. Он такой строгий, словно взрослый, но ему мало лет, не больше чем девочке из зеркала.
И вот его ладонь в её ладони. В них тоже красные цветы. Они осыпаются красными каплями. Но мальчик открывает глаза. Нечеловеческие – они сияют радужным золотом, они обжигают, но никак нельзя отгородиться, закрыть свои. Пока золотые глаза не вспыхивают, взрываясь.
Они гаснут, превратившись в мертвый черный уголь…
Судорожный вдох эхом покатился по гулкому коридору. Чей?
– Арр, сила сырая… не могу вернуть! Терпи! Не вздумай дохнуть, Коть!
Слова оглушают и хочется закрыть уши, но рук почему-то нет. В голове ещё звучат отголоски золотого взрыва, а перед распахнутыми в темноту глазами – распускаются знакомые красные цветы.
“Она не коть, она дурь малахольная! Она же не делит силу, всё сразу плюхает! И ты тоже дурь безрукая! Если я говорю: “Бери!”, значит надо брать, а не жаться как целочка!”
– Надо было так и сказать!
“Я же сказал – Бери!”
– А объяснить! Ох, что ж так медленно-то?!
“А простых команд вы не понимаете, да?”
– Выберемся, я тебя придушу, командор! Кот! У неё кровь из глаз!
“Хорошо, хоть не из ушей! Ты ж ещё и потянул сверху, дурень. Всё, норм, возвращай. Только чуть!”
– Сам знаю!
По телу разливается болезненная истома, голова кружится и шумит.
“Ох, ангрова пса мне под хвост! – ругается в этом шуме Шааф. – Проснулся! Быстрее, хватай. Мышей тоже, ну!”
Меня трясет, как куклу на нитках, слышится топот босых ног по камню…
Та девочка тоже бежала босиком...
“Быстрее, быстрее! Проверяй двери!”
Что-то глухо грохочет вдали, вверху что-то стучит, а позади лязгает.
Снова тряска. Кажется, сейчас меня стошнит…
Стук, звон бьющегося стекла, буйный ветер треплет волосы, от сладкой свежести вышибает дух.
– Лови и беги! – звучит прямо у уха.
И вот – я больше не трясусь, я в объятиях, крепких и теплых. Я – лечу.
Но вижу позади, под черным крылом удаляющуюся Черную башню.
И человека в белом в одном из распахнутых окон…
А дальше я растворяюсь в темноте.
***
Когда я проснулась в своей комнате, за окном орал кот. И где-то далеко – петухи.
Другой кот, тяжелый и даже Великий, свернувшись неблагородным калачиком, дрых у меня на животе. А рядом, со мной спал Жнец. Мерное дыхание его шевелило волосы у меня за ухом, нахальная рука покоилась повыше кота – почти на груди, а вторую его руку я использовала вместо подушки. Отдавила наверное напрочь.
Некоторое время я, совершенно осовев, хлопала глазами и размышляла, когда эти глюки пропадут. На худой конец надеялась, что я вот-вот вспомню, как мы тут всей толпой оказались. Последнее, что я помнила из ночных приключений, больше похожих на сон безумца, это моя ладонь в руке Тима. Его красивые, но холодные пальцы, его крепкое, но осторожное пожатие.
Сейчас его ладонь была горячей, и от места, где она находилась – расползалась по телу ленивая нега, как и от уха, и от теплого бока. Если это сон, то пусть он продолжается...
Под окном снова заорал кот. Шааф поднял голову и посмотрел на меня своими желтыми фосфоресцирующими глазами.
«Что ещё за коты? Измена?»
Я пожала плечами, и осторожно, чтобы не разбудить Тима, выбралась из постели. Знавала я одного крикливого котика, но что ему нужно так поздно?..
Внизу, действительно, маячил Митра, чуть-чуть раскачиваясь из-за мешка за спиной. Увидев меня, он громко зашептал:
– Пс, Коть, а что делать с мышами?!
Часть 8. Глава 32
Свадьбы очень похожи на похороны тем, что когда все заканчивается,
никто, кроме главных действующих лиц не знает, что теперь делать,
и поэтому все интересуются, не осталось ли вина.
“Платье цвета полуночи” Терри Пратчетт
Глава 32
“Пс, Коть, а что делать с мышами?!” – звучало в моей голове, когда я проснулась утром. Я в упор не помнила, что ответила, и куда по итогу были пристроены злополучные мыши.
Вторая мысль была о полнейшем сюрреализме первой.
Третья – а где Жнец? – заставила сесть в постели, озираясь. Рядом его не было Сама же я проснулась в ночной рубашке. И... кто меня переодел? Тим? По телу пробежала жаркая волна, я запустила пальцы в волосы, и обнаружила растрепавшийся за ночь в мочалку хвост. На покрывале нашлись несколько тонких светлых шерстинок – улики против Шаафа, – но даже намека на спавшего рядом со мной парня не было. Даже впадинка на подушке была одна, от моей головы. И волоски тут обнаружились только мои, рыжие и вьющиеся. Представив как Тим, подсвечивая глазами, пинцетом собирает с подушки свои волосы, я тихо прыснула. И свесилась с кровати, заглядывая под неё.
Веревка была там, под кроватью, спутанная и перекрученная, правда, до этой ночи я ею не интересовалась месяца два. Я наморщила лоб – и, поднявшись, открыла шкаф. Сверху на стопке одежды расположился аккуратно сложенный тренировочный костюм, тот, в котором я ходила “на дело” этой ночью. Кто его сложил? Я? – я почесала затылок, замирая. – Когда? Не замечала за собой лунатизма. Но это наверно нормально? Лунатизм сложно заметить за собой.
В уборной долго лила на себя холодную и горячую воду, вспоминая ночные приключения и пытаясь представить, как теперь жить дальше. Напрягало то, что я ничего не помнила после того, как дала Жнецу руку. Похоже он всё-таки не смог остановиться вовремя и выпил больше чем нужно. Или я оказалась слишком слабой. Но мы добрались домой, он меня не бросил. Я цела.
Я подошла к зеркалу, изучая себя, но изменений не нашла. Разве что глаза блестели больше обычного, да чуть лихорадочно горели щёки. Этой ночью я кажется исчерпала лимит на смущение.
И всё-таки где Жнец?
Открыв дверь уборной, я тут же попала в крепкие объятия. Мамины.
– С днем рождения, радость моя, – пропела она, сияя широкой улыбкой.
– Что? Ох. Сегодня уже третье сентября?
– Забыла, да? Ну конечно, всё на свиданиях по ночам. Я тебя понимаю.
– Ма, какие свидания?
– Какие-какие, ушки-то горят!
Ну да, как не гореть, когда некстати вспомнилось, как мы тут дрыхли в обнимку с Тимом. А потом он проснулся, и… видел меня спящей. Переодевал? Уф…
– Но тебе теперь можно! Совершеннолетняя, – по слогам пропела мама.
“И целуй меня везде, девятнадцать мне уже”, – можно было перефразировать слова песни из мира-сна.
Мира сна…
Пф… Нет! Я не буду об этом думать сегодня. Я потерла переносицу.
– Что такое? Голова болит? – встревожилась мама. – Ох как не вовремя! Давай помассажирую, где больно? Тут? Ох, а на голове пакля! Так, времени в обрез! Садись, мама будет делать красоту… – и она, схватив расческу, распустила мой подмокший после душа хвостик.
– Ма, ну зачем, – возмутилась я. – Я сама расчешусь.
– Цыц! Знаю я твоё сама, распустишь по ветру, как дикая бара, а ну нас тут… Платье! Се-еня? – окликнула она папу. – Ну, что ты там возишься? Заноси подарок!
– Тада-дада-тада-дада! – пропел папа и, торжественно вышагивая, занес в комнату что-то белое в шуршащем одежном чехле. – С днем рожденья, с днем рожденья, ай какая красотка тут, а где моя малышка-дочь? А нету, выросла. Теперь тебе можно помимо всякого счастья-здоровья желать красивого жениха?
