Тем временем директор явственно скривился и кивнул в ответ.
– Пошли, Макс, отвезем тебя в больницу. Надо понять нет ли сотрясения.
Сотрясение было. Пусть и не сильное. А еще были сломаны два ребра. И это не считая многочисленных синяков, ссадин и гематом. Бровь пришлось зашивать.
– Нос не сломан, – сказал доктор. – Но минимум три недели никаких активных занятий: спорт, физкультура. Там посмотрим. Через две недели нужно будет прийти на повторный прием. Если отек на глазу не будет уменьшаться, покажитесь раньше.
– Поехали домой, воин, гроза школы. Думаю, с директором проблем не будет. По крайней мере серьезных. Иначе я им такое устрою! Но с матерью будешь объясняться без меня. Звонил ее помощник, – отец помахал в воздухе своим новеньким коммуникатором6, – она возвращается завтра вечером.
***
Эрика спускалась со второго этажа их дома, чтобы поздороваться с вернувшейся с работы мамой, когда услышала ее обеспокоенный голос.
– Адам, ты не мог бы поменяться в субботу сменами?
– А что случилось?
– Макс ужасно подрался в школе. Он весь избит, сотрясение, сломаны ребра. Миссис Уокер приезжает завтра. Так что подозреваю, что в субботу его ждет разбор полетов. Не думаю, что даже простое присутствие Эрики в доме будет желательным.
«Подрался? Почему?» Последнее время Макс казался спокойным и даже веселым. Они все лучше и лучше находили общий язык, так что слышать подобное было… странно. Тем более, будучи дочерью парамедика, Эрика понимала, что сотрясение мозга или перелом – серьезные травмы.
– Мама! – она сбежала с лестницы, но вместо того, чтобы броситься в раскрытые объятия, замерла в нескольких шагах от матери. – Что с Максом?
– Ты все слышала?
Эрика кивнула.
– Я не знаю, милая. Сегодня мистер Уокер сам привез его домой сильно избитого. Сказал, что Макс подрался.
– А почему?
– Не знаю.
– Ему очень больно?
– Наверное.
– Да, Эрика, – вмешался отец, – ему очень больно. Ребра всегда сильно болят.
– Сильнее, чем ноги? – Эрика вспомнила неудачное падение в начале прошлого лета.
– Часто да. Дышать больно.
– А еще у него подбит глаз, – добавила мать. – Так что насчет субботы? – обратилась она к отцу.
– Ничего не обещаю. Попробую поменяться.
Вот только поменяться не вышло, наоборот, его вызвали на работу накануне вечером – в городе произошла крупная авария, и парамедиков не хватало.
Эрика была и рада, и не рада перспективе провести субботу у Уокеров. С одной стороны ей очень хотелось увидеть Макса, поддержать, а с другой она помнила ледяные взгляды миссис Уокер те несколько раз, что они сталкивались.
По дороге на работу мать строго-настрого предупредила Эрику, чтобы та лишний раз не выходила из игровой. На всякий случай.
– Думаешь, Макса будут ругать?
В ответ мать лишь кивнула.
Увидеть с утра Макса не удалось. Эрика подозревала, что он спрятался в спальне, а стучаться постеснялась. Да он скорее всего и не хотел никого видеть, учитывая предстоящий разговор.
Вот только через пару часов сидения в игровой Эрика поняла, что очень хочет в туалет. Она всегда пользовалась тем, что предназначался для прислуги. Чтобы туда попасть, нужно было спуститься на первый этаж, пройти мимо кабинета миссис Уокер в сторону кухни и свернуть налево.
Уже возвращаясь назад, Эрика услышала крики Макса, доносящиеся из-за неплотно закрытой двери.
– Ты совсем меня не слышишь! Они первые начали! Они постоянно задирали и оскорбляли меня! Били! Почему я должен терпеть?!
– Если все так, как ты говоришь, нужно было прийти ко мне или к директору Патерсону, – тон миссис Уокер был ужасно холоден.
– Я ходил! Но директор не стал меня слушать и заявил, что я выдумываю! Он и в этот раз не хотел верить, что начал не я! Я пытался поговорить с тобой, мама, но тебе же всегда некогда! Ты всегда занята! Попозже, Макс! Давай в другой раз, Макс! Не сейчас, Макс! – его голос срывался.
Эрика замерла, боясь, что ее обнаружат. Но и уйти не могла. Она уже не раз замечала, что миссис Уокер не проявляла привязанности к сыну, и только сейчас задалась вопросом, а любит ли она его вообще.
– Не смей перекладывать на меня вину! – Наступила пауза, а потом послышался звук отодвигаемого стула. – Значит так, Максимилиан, – почему-то сейчас полное имя неприятно резануло слух, – ты вел себя недостойно, недопустимо. Ты запятнал честь нашей фамилии. Я уже не говорю про то, в какие деньги мне выльется твоя… кхм… выходка.
– Ничего. Не обеднеем, – буркнул Макс.
– Максимилиан! Что за тон?! Хочешь сказать, ты не раскаиваешься? – в голосе миссис Уокер прозвучало такое удивление, словно Макс просто обязан был сожалеть в ответ на недовольство матери.
– Нет!
– Хорошо, – в голосе миссис Уокер зазвучала сталь. – Ты будешь наказан. Я лишаю тебя карманных денег на ближайшие три месяца, любых развлечений, а также подарка на день рождения, который ты получил от моего помощника.
«У Макса был день рождения? Когда? Почему не сказал?» – удивилась Эрика.
– Ты хоть знаешь, что он мне купил? – раздался из-за двери обиженный голос Макса.
– И что же?
– Вот именно! Ты не знаешь! Тебе плевать! Есть подарок и ладно! Ты меня даже не поздравила!
– Джереми же передал подарок…
– Именно что Джереми, а не ты, мама!
– Я была в командировке.
– А телефона там не было? Позвонить было нельзя?
– Я весь день работала…
– Конечно! – перебил Макс. – Работа! Ты только о ней думаешь! А как же я? Вам с отцом плевать на меня! – Его голос сорвался, и Эрика моментально поняла, что он плачет.
А потом раздались быстрые шаги.
– Макс, послушай…
Но дверь кабинета уже открылась, и оттуда выскочил Макс, на ходу пытаясь стереть ладонями слезы.
Эрика стояла, прислонясь к стене, так что миссис Уокер не могла ее видеть, а вот остаться незамеченной Максом было невозможно.
Он скользнул по ней взглядом, вызвав судорожный вздох – она не ожидала, что Макс настолько побит – захлопнул дверь и кинулся наверх.
В первый момент Эрика подумала, что миссис Уокер пойдет за сыном, так что она быстро отступила в сторону кухни, не желая попадаться ей на глаза, но из кабинета так никто и не вышел. Тогда она побежала вслед за Максом.
В игровой оказалось пусто, поэтому, сделав пару глубоких вдохов, Эрика постучала в дверь спальни, из-за которой раздавались приглушенные всхлипы.
Наступила тишина.
Поняв, что Макс не ответит, она решительно отворила незапертую дверь и вошла внутрь.
Спальня оказалась мальчуковой, но скорее подошла бы взрослому, чем ребенку: никаких игрушек или обоев со слониками. Конечно, Макс был старше, но не настолько. Пол закрывал однотонный серый ковер. На стенах бледно-голубые обои в тонкую вертикальную полоску. У она деревянные стол и стул, в отличие от гостиной простые, без всяких украшений. Даже на вид тяжелые темно-синие шторы перекликались по цвету с покрывалом и были подвязаны витыми серебристыми шнурами с кисточками. Все очень красиво, но как-то чересчур аккуратно: даже школьных принадлежностей нигде не видно. Общую картину искусственности нарушала только подушка, в которую, чтобы заглушить рыдания, уткнулся сидящий на полу около кровати Макс.
«Больно дышать», – в памяти Эрики всплыли слова отца, сказанные накануне, когда она смотрела, как Макс прижимает руку к боку.
– Это я, – пробормотала она, а потом подошла, опустилась рядом на колени и легонько обняла его, опасаясь причинить больше боли.
Кажется, Макс собирался что-то сказать. Он открыл было рот, но из горла вырвался только надрывный всхлип.
– Поплачь, Макс. Станет легче. Мама всегда говорит, что нужно плакать, если хочется, что со слезами из нас выходят наши обиды.
– М-мальчики н-н-е долж-жны плакать, – еле смог прошептать Макс.
– Не правда! Папа иногда плачет на кухне после работы. А мама его утешает. И он всегда потом говорит, что ему стало легче.
