– Ричард!

– Что, дорогая?

– Учти, что мама отшлепает.

И я согласился взять у Гретхен деньги за трубочки. Я ведь всего лишь муж под каблуком!

Мы подошли к плакату, на котором значилось:

Автобусная компания «Апокалипсис и Пришествие Царствия».

Минимальная загрузка – двенадцать (12) пассажиров. Чартерные поездки во всех направлениях по соглашению.

Следующий рейс на ГКЛ – не ранее полудня завтра, 3 июля.

Под плакатом, покачиваясь в кресле, с вязанием в руках, сидела пожилая леди. Гретхен обратилась к ней:

– Приветик, тетя Лилибет!

Леди отложила вязание, подняла глаза и просияла.

– О Гретхен, голубка! Как твоя мамуля, родная?

– Прекрасно. Толстеет день ото дня. Тетя Лилибет, я хочу познакомить вас с нашими друзьями – мистером сенатором Ричардом, миссис Гвен и мистером Биллом. Им нужно поехать в Конг. – Рада познакомиться, друзья. Буду счастлива доставить вас туда.

Рассчитываю выехать завтра в полдень, если вместо трех пассажиров наберется десять. Остальное возмещу перевозкой груза. Подходит?

Я уверил ее, что вполне и что мы прибудем к автобусу до полудня, одетые в скафандры и готовые к поездке. Затем она очень мило предложила места на теневой стороне автобуса, уже кем-то заказанные, но еще не оплаченные. И я заплатил – двенадцать сотен крон за троих.

После этого мы отправились в туннель «Спокойные сновидения». Не знаю, считалось ли это место отелем, но название «ночлежка» подошло бы ему гораздо больше. Это была пещера шириной чуть больше пяти метров, выбитая в скале и заканчивающаяся тупиком. Середину и левую сторону туннеля занимали каменные уступы, возвышавшиеся на полметра над уровнем пола. Справа шел проход. На уступах лежали топчаны с крупно написанными номерами. Больше половины их было уже занято спальными мешками или скатками. Наиболее близкое к входу место было обозначено номером 50.

В середине прохода на правой стене зеленым светом был указан вход в освежитель, а в конце прохода за столиком сидел с книгой китайский джентльмен, одетый по моде тех времен, когда Нэйл Армстронг еще не сделал «маленького шажка» по Луне. Очки китайца выглядели такими же старомодными, как и его одежда, а лет ему можно было дать на девяносто больше, чем Господу Богу, зато достоинства было вдвое больше.

Когда мы подошли, он отложил книгу и улыбнулся Гретхен.

– Я рад вас видеть, Гретхен! Как поживают ваши высокоуважаемые родители?

Она присела.

– Они в порядке, доктор Чан, и шлют вам привет. Могу ли я представить наших гостей, мистера сенатора Ричарда, миссис Гвен и мистера Билла?

Он поклонился, не вставая с места, и сложил вместе ладони, приветствуя нас.

– Гости дома Гендерсонов всегда желанные и в моем жилище.

Гвен присела, я поклонился, Билл тоже, правда, после легкого тычка в ребро. Доктор Чан принял наше приветствие соответствующим образом. Гретхен приступила к делу.

– Мы хотели бы найти у вас приют на сегодняшнюю ночь, доктор Чан, если не возражаете. И еще – нельзя ли четыре местечка рядышком?

– Конечно да. Тем более что ваша милая матушка уже мне об этом сказала. У ваших постелей номера четыре, три, два и один.

– О, чудесно! Спасибо, дедушка Чан!

Я уплатил – за троих, не за четверых – и не знаю, заплатила ли Гретхен, или получила счет, или что-нибудь еще, но денег, переходящих из рук в руки, я не увидел. Наши места стоили по пять крон, с умеренной доплатой за освежитель в две кроны, если мы пожелаем воспользоваться душем. Вода не лимитирована, мыло – еще полкроны.

Покончив с бизнесом, доктор Чан произнес:

– А бонсай-дереву воды не требуется?

Мы почти хором ответили, что требуется. Наш хозяин обследовал пленку, которой оно было покрыто, затем открыл ее и очень осторожно извлек деревце вместе с горшком. Ваза на его столике оказалась графином с водой, из которого он наполнил высокий стакан и, окуная кончики пальцев, стал опрыскивать растение. Пока он был занят этим, я покосился на его книгу: перед таким искушением я устоять не мог. Книга оказалась трактатом «Поход десяти тысяч»[20] на греческом языке.

Мы оставили дерево-сан у него, а заодно и чемоданчик Гвен.

Следующий наш привал состоялся в закусочной «Стэйки Джейка», хозяин которой, как и доктор Чан, был китайцем, но совершенно другого пошиба и поколения. Он приветствовал нас так:

– Привет, братва! Чего вам? Гамбургеры, яичницу? Кофе, пиво?

Гретхен поговорила с ним на гортанном языке, по-моему, кантонском наречии китайского. Джейк выразил досаду и несогласие. Обмен репликами продолжался. Наконец он неохотно согласился:

– Ладно. Через сорок минут, – и отошел.

Гретхен сказала:

– Пойдемте отсюда, пожалуйста. Нам теперь надо к Чарли Вонгу насчет скафандров. По дороге она тихонько заметила:

– Он хотел продемонстрировать свое кулинарное искусство, требующее большой возни. Единственным препятствием была цена. Он просил, чтобы я промолчала, когда он предъявит вам туристский счет, а я сказала, что раз так, то мой папа в следующий приезд отрежет Джейку уши и отдаст их ему в собственные руки. А он-то знает, что мой папочка вполне способен на такое!

Гретхен улыбнулась, смущенная и гордая.

– Моего папу в «Счастливом Драконе» очень, очень уважают. Когда я была еще маленькой, он утихомирил одного буяна, что приставал к певичке и чего-то от нее требовал, обещая заплатить после. Все здешние очень хорошо запомнили тот случай, а певички «Дракона» объявили маму и меня почетными членами их гильдии.

На вывеске было написано: «Вонг Чей Ли, одежда для леди и джентльменов. Починка скафандров».

Гретхен и тут представила нас и объяснила, в чем мы нуждаемся. Чарли Вонг кивнул:

– Автобус отправляется в полдень? Будьте здесь в десять тридцать. В Конге вы вернете скафандры моему кузену Джонни Вонгу, он работает в «Старине Монтгомери» в отделе скафандров. Я ему позвоню.

После этого мы вернулись к «Стэйкам Джейка», где нас ждали бифштексы, причем очень вкусные, сделанные по-настоящему, а не для рыночной шушеры.

Еда была восхитительной, и мы наелись до отвала.

Когда же мы дошли до туннеля «Спокойные сновидения», то оказалось, что почти все места уже заняты спящими. Верхние огни были пригашены, помещение освещалось лишь ночниками, которые, высвечивая проходы, не били в глаза лежащим. На столике доктора Чана тоже горела лампа, прикрытая экраном. Он, по-видимому, был занят подсчетами, так как в одной руке держал древние счеты, а другой работал с терминалом. Чан тихонько поздоровался с нами, мы шепотом пожелали ему спокойной ночи.

Гретхен руководила нашими приготовлениями ко сну. Раздевшись, следовало сложить одежду под головой в качестве подушки. Я так и сделал, добавив туда и протез. Я остался в трусах, Гвен и Гретхен тоже не сняли трусиков, а Биллу пришлось снова натянуть свое исподнее, когда он обнаружил, что мы разделись не до конца. И мы направились в освежитель.

Эта уступка стыдливости оказалась нелишней: мы должны были мыться все вместе. В освежителе кроме нас находилось еще трое мужчин, и все они были совершенно голыми. Мы последовали древнему правилу, гласившему, что если нагота и демонстрируется, то на нее не обязательно смотреть. Те трое мужчин уж точно придерживались этого правила – мы были там, но как бы невидимые. Впрочем, не понимаю, как мог нормальный мужчина не заметить присутствия Гвен и Гретхен…

Я лично не смог проигнорировать присутствие Гретхен, и даже не пытался. Голенькая, она выглядела старше и была восхитительно-соблазнительной. Она оказалась вся покрыта загаром (с поправкой на освещение!), к тому же я разглядел еще кое-какие ямочки, которых не было видно через одежду. Но не следует особенно вдаваться в детали. Ведь все девочки в переходном возрасте очаровательны, а Гретхен еще и чудесно сложена. К тому же наделена солнечным характером. Вот кого бы сделать искушением Святого Антония!