Смысла не осталось ни в чем.

«Долги только раздать…»

Пухлая, отблескивающая шапочка пены вздулась, намереваясь сбежать, и Котов снял джезву. Прислушавшись к позывам голодного организма, он отрицательно мотнул головой – обойдешься, дряхлая плоть… Потерпишь. Тут осталось-то…

Последние четыре дня Игорь Максимович не ел, пил только. Противную теплую воду. Родниковую, правда. Но сегодня можно и побаловать себя. И сахару три ложечки… Нет, лучше сгущенки!

Намешав, Котов отхлебнул, поразившись обычной мелочи – он опасливо касался губами краешка чашки, боясь обжечься!

Глупости говорят люди, считая, будто деды устают жить…

– Один дурак сказал, – глухо проворчал метагом, – а остальные повторяют…

Старым людям куда страшнее, нежели молодым – они чуют подступающий предел. Черный, осыпающийся край могилы – неглубокой, всего в рост человека – и бездонной… Вот и цепляются за жизнь, скулят… то в больницу бросаются, то в церковь. «А вдруг там что-то есть?.. А вдруг хоть душа моя бессмертна?»

– Скоро узнаешь! – проскрипел Игорь Максимович, кривясь в мефистофельской усмешке.

Смакуя, он выпил всю кружку. Посидел немного, словно наблюдая, как горячий кофе отдает тепло, и глянул за окно. Тьма.

Полнейшая… Беспросветная… До чего ж она затягивает своей чернотой, смыкая в себе начала и концы…

«Говорят, для истинного разума смерть не окончательна, – подумал Котов. – Интересно, кто это сказал? Мудрец? Глупец? Или хитрец? Как проверить сие надменное утверждение? Умерев? И что докажет уход в небытие – окончательность смерти или неистинность твоего скудного разума?»

– Скоро проверишь, – буркнул он вслух, поднимаясь из-за стола.

Пора. Избежать гибели не удастся, но лучше не дожидаться убийц в тупой коровьей кротости, а сыграть по своим правилам – явиться на «место преступления» лично.

Смешная гордость обреченного? Пускай…

Игорь Максимович не спеша оделся во все чистое, и обошел напоследок жилплощадь, трогая знакомые, годами служившие ему вещи. Вроде бы, всё сделано, все бумаги заполнены, скреплены подписями и печатями… Да не вроде, а точно. Всё.

«Пора отдавать долги…»

Помедлив еще минутку, Котов передернул плечами и вышел в прихожую. Обулся, стерев пыль с башмаков. Намотал шарф. Накинул тяжеловатую теплую куртку. Решительно шагнул за дверь, и прикрыл ее за собой.

«В последний раз…»

Мягко провернулся замок, щелчками задвигая сувальду.

«Запасной ключ у Миши, – кивнул себе Игорь Максимович, и хлопнул ладонью по куртке. – А паспорт я взял? Для опознанья, хе-хе… Ага, вот он. Ну, всё…»

Неторопливо спустившись по ступеням, слушая спящий подъезд, он вышел на тихую улицу.

«Перед смертью не надышишься…» – мелькнула мысль.

Тот же день, позже

Москва, Нескучный сад

Аллея кое-где была очищена до асфальта, и Котов ступал с белого на черное, словно продвигая пешку. Мороз не чувствовался, лишь пар клубился на выдохе.

Черные деревья стояли недвижимо, сторожа предрассветный сумрак. В сторонке забелела колоннами ротонда.

«Где-то здесь… – заоглядывался Игорь Максимович. – Да вот же».

Он свернул на заснеженную тропинку, уводившую в чащу. Впрочем, какие дебри в центре города? Вон, за стволами белеет река, глыбятся дома на том берегу. Зажглись первые окна…

Котов вышел на пересечение дорожек, и замер. Они были здесь, и ждали его.

Два азиата на флангах, филиппинец и тибетец, зябко кутались в смешные мохнатые шубы, вызывая в памяти ассоциации с «Джентльменами удачи», а третий, в наглухо застегнутом длинном пальто, попирал снег посередине, прямой и жесткий, словно сделанный из стали и сыромятной кожи. Его плоское индейское лицо с отсветом красной меди было бесстрастно, словно маска из камня.

– Твоя прийти сам, – выговорил он равнодушно, но в черных обсидиановых глазах сверкнули искорки.

– Как зовут тебя, палач мой? – устало спросил Котов.

– Моя звать Аидже.

«Убивай его, и пошли! – гулко отдалась мысль филиппинца. – Холодно!»

– А ты кто? – спросил его Игорь Максимович, и добавил мысленно: – «Ты и вправду мерзнешь? Или дрожишь от страха?»

Лицо «мерзляки» исказилось злобой.

– Его – Агпэоа, – разлепил губы индеец. – Зачем он? Моя убивать!

– А зачем тебе я? – усмехнулся Котов. – Не велика честь прикончить слабого старикашку!

– Твоя говорить ненужное.

– А-а… – затянул Игорь Максимович, как будто не слыша краснокожего. – Расчищаешь дорогу?

– Твоя понимать, – скупо улыбнулся Аидже.

Болтовня возымела действие – индеец подрасслабился, открываясь на единый миг. В этот самый момент можно было нанести удар, однако азиаты тотчас же прикроют главаря. Лучше уж так…

И Котов на краткое мгновенье заглянул в мозг Аидже, погружаясь в скопище мрачных тайн. Краснокожий содрогнулся от ярости.

Если бы случайный гуляка оказался вдруг поблизости, то стал бы свидетелем очень странной дуэли – четверо мужчин замерли в напряженных позах. Недвижимые, нахохленные, они молчали и даже не смотрели друг на друга.

Игорь Максимович и вовсе зажмурился, чтобы лучше видеть внутренним зрением. Губительный посыл Аидже ему не отразить, но давний опыт общения с алтайскими отшельниками, искателями Беловодья, даром не прошел. И Котов применил их тайный прием – энергетический выплеск индейца прянул рикошетом, бросая наземь Агпэоа.

– Твоя – ас! – наметил краснокожий улыбку. – Моя не хотеть убивать. Моя испытывать – мужчина или нет?

Игорь Максимович поднатужился, чтобы выплеснуть всю Силу разом. Удар! Индеец покачнулся, но устоял.

– Твоя – мужчина, – вытолкнул Аидже, и набычился.

Взрыв! Боль! Ад!

Тьма накатила ночным поездом. Котов поник, упал на колени, и мягко завалился набок. Его широко раскрытые глаза отразили проблески зари.

Тот же день, позже

Москва, улица Строителей

Проснулся я не по будильнику – вздрогнул от ледяного укола. Сладкое состояние дремы заглушило обычное мое бдение, и я, застонав в натуге, потянулся, с удовольствием напрягая конечности. Выдохнув, поморгал на темное окно.

«Восемь ночи!»

Рита – молодец, встает пораньше, чтобы всё успеть, оставляя хоть десять минут в запасе. А у меня сохраняется школьная привычка – покидать постель в самый последний момент. Лентяй, однако.

Сев, спустил ноги на мохнатый коврик, и похлопал по нетронутой Ритиной подушке. Надо же, скучаю уже…

Меня не только по девичьему телу томило, но и по радостной улыбке, по тому позитиву, которым возлюбленная буквально окутывала меня. Рита как бы неслышно восклицала на всю спальню, на весь мир: «С новым днем! И с целой жизнью! Ура!»

Вздохнув, я прислушался. Вроде, что-то прошуршало… Наташка пугливо крадется по коридору…

Мне не сразу удалось согнать с губ довольную улыбочку. После Ритиного отъезда, Ивернева еще тщательней, чем обычно, избегала неловких положений, на которые совместное проживание богато. Столкнуться нечаянно, пересечься глазами, оказаться рядом у окна – и вот она, та самая мучительная пауза, тянется и тянется, и чей взгляд, чьи руки, чьи губы прервут ее, не ясно…

Я мягко улыбнулся. Мне было достаточно знать, что в любой момент могу приблизиться к Наташе – и скинуть халатик, или торопливо расстегнуть пуговки с застежками. Но сама ни-ни. Даже глазками не стрельнёт…

Накинув футболку, я задумался – и устыдился хвастливых мыслишек.

«Тоже мне, Властелин Женщин выискался! – промелькнуло в голове. – Ведь девчонке реально трудно. Ее поддержать надо, а не надуваться глупой мальчишеской спесью!»

Решительно сбросив футболку, дабы не смущать «квартирантку» голоножеством, я натянул плавки и влез в штаны. Ладно, носки потом, а рубашку можно не застегивать – для полноты образа…

Наскоро заправив постель, я покинул спальню. С кухни приглушенно доносилось бряканье тарелок, и в моей улыбке прорезались спектральные линии умиления – Наташка и дверь прикрыла, чтобы «шефа» не будить!