Я сгреб в охапку свое сокровище, оно угомонилось, притихло, и мы уплыли по волнам сна.
Глава 5
Суббота, 5 ноября. Утро
Псков – Дахла – Эль-Аюн
На утро вылета небо провисло серыми, клубистыми тучами, а под ногами хрупал снежок. Морозов особых не чувствовалось, но ветруган по-над «Крестами» задувал студеный – пока дошагал до рампы, лицо онемело. Десантники расселись в гулкой самолетной утробе, навьюченные рюкзаками, парашютами, оружием, сухпаями, и «семьдесят шестой» взлетел.
Ребята, возбужденные дальней дорогой, перешучивались да пересмеивались, пока не утомились. Где-то над морем залегли дрыхнуть, а Жека Зенков, пользуясь лычками сержанта, устроился у маленького иллюминатора. Высмотрел он немного, но синий гофр Атлантики и красноватые наметы Сахары запечатлел на всю оставшуюся.
В новенькой форме пустынной расцветки было зябко, однако, стоило «Илу» сесть в Дахле, как грузовую кабину заволок зной. Плюс тридцать!
– Пацаны! – заорал «Квадрат», поводя широченными плечами. – Готовим мыльно-рыльные! Сегодня банный день!
Десантура захохотала, а Женька, улыбаясь заранее, как бы авансом всем тропическим кудесам, сбежал на горячий бетон впереди своего отделения. Красота!
Налево двинешь – к океану выйдешь. Волны блестят, как пряжка дембельского ремня. Направо пойдешь – в бухту Дахла упрешься. За нею истинная пустыня виднеется, а на ее фоне сереют корпуса БПК – узнавались силуэты "Упорного" и "Стройного".
– Ну, ва-аще! – выразился рядовой Кузин, азартно крутя головой.
– Африка, мон шер «Кузя»… – сощурился Зенков. – Отделение! Очки надеть! Тут солнце злое…
Достав темные очки, нацепил их – глазам полегчало.
Хотя все эти телодвижения совершались Женькой почти бессознательно, на рефлексе, вбитом учебой и тренировками. А вот в голове полный кавардак – и чисто детский восторг.
В армию он пошел по призыву души, еще в классе пятом решив для себя, кем быть. Родину защищать – вот его профессия. А тут…
Кто ж знал, что еще и мечты о дальних странах сбудутся!
Африка же! Самая настоящая! С гориллами, крокодилами и Бармалеями…
Валкой трусцой подбежал офицер, и бойцы выстроились, не дожидаясь команды. Капитан Марьин был свой – одолеть его в спарринге не мог никто, даже «Квадрат», КМС по дзю-до. И кроссы Марьин пробегал первым, и… Да что там говорить – воин. Лапа у него железная, но уставными строгостями командир не увлекался. «Мне без разницы, – говорит, – как вы тянете носок. Торжественным маршем войну не выигрывают».
– Все здесь? – осмотрелся капитан, щуря глаза.
– Так точно! – отозвался лейтенант Бергман.
Вот взводный был помешан на «орднунг унд дисциплинен». Правда, не пасовал – ни в жаркие бакинские денечки, ни в душные ферганские. «Нациков» гонял, как все. За что «Бормана» и терпели…
– Поесть, оправиться – на всё у вас два часа, – Марьин выпростал запястье из рукава, краем глаза ухватывая «Командирские». – Ждем еще три борта – и готовимся к десантированию. Место высадки – город Эль-Аюн, столица Сахарской Арабской Демократической Республики, оккупированная марокканцами. Оттуда до границы с королевством – семьдесят километров, до морского порта – тридцать. Мои два взвода выбрасываются на северную окраину Эль-Аюна, и перекрывают дорогу на север. Никого не впустим и никого не выпустим. Уличные бои – этим местные займутся. У сахарцев там техники нет вообще, так что не ошибемся: едет танк – подбиваем к такой-то матери. Парочку АСУ-57 гарантирую. Взвод товарища Бергмана захватывает аэропорт на западной окраине, две БМД вам в помощь.
– Есть! – вытянулся лейтенант.
– И держим связь с мариманами – в океане наш ракетный "Севастополь", и авианесущий крейсер «Киев». Если что, вызываем «Яки», путь долбят по скоплениям техники… – смолкнув, капитан приставил ко лбу ладонь козырьком, и глянул в бледно-голубое небо, словно выцветшее на жаре. – Летят, орёлики…
Две расплывчатые черточки в блеклой лазури оформились в «семьдесят шестые».
– Вольно! Разойдись!
* * *
Ниже безымянной высоты скучились розоватые здания Эль-Аюна. Оттуда наплывали звуки стрельбы, то близкой, то отдаленной. Тарахтели «калаши», долбили пулеметы. Война…
Обернувшись, Зенков оглядел не слишком сахарский пейзаж – среди песков протекала хилая речушка Сегиет-эль-Хамра, питая зелень по берегам.
Зачуханные овцы щипали травку на фоне песчаных дюн… Отстреленные парашюты полоскали белым шелком, цепляясь за финиковые пальмы…
А товарищ капитан еще переживал насчет «неправильной» окраски самоходок! Куда, мол, в пустыню на зеленой АСУ? А в масть! «Пятьдесят седьмая» дерзко задирала орудие на месте развороченного блок-поста – мешки с песком и марокканцев из Королевской гвардии расшвыряло прямым попаданием.
– Товарищ сержант! – гаркнул «Квадрат». – Разведка!
– Вижу.
БМД неслась с севера, вынырнув из-за холмов. Затормозила, подняв тучу охристой пыли. Наводчик-оператор, высунувшись из люка, отчитался перед капитаном, и боевая машина живо развернулась, откатываясь под защиту невысокой насыпи – одна башенка выглядывает.
– Так, мужики, – Марьин вернулся бегом, серьезный, но спокойный, – колонна идет. Танковая. Авиацию я вызвал, только начинать все равно нам.
– Начнем, товарищ капитан! Пуркуа бы и нет? На ля гер, как на ля гер…
Зенков махом обошел позиции. БМД, как в полукапонире. Одну самоходку прикрыли мешки с песком, другая затаилась за грядою щербатых останцев. Гранатометчики засели вдоль узкого шоссе. «Ждем-с», – как Миха Гарин говорит…
– Танки! – разнеслось над позициями.
На подъеме, куда восходило шоссе, заклубилась пыль, и показался легкий танк АМХ с уродливой, будто обглоданной башней. За ним катились М60, куда более основательные.
Марьин медленно поднес к губам тангету.
– Первый, огонь!
Шипенье гранаты, выпущенной из РПГ-16, совершенно затерялось в рокоте и лязге, но вот танк в середине колонны замер, будто споткнулся на ровном месте, и в тот же миг его башня приподнялась на клубах огня. Сухой воздух раскололся взрывом.
– Пятый и шестой, огонь!
Дуплетом рявкнули АСУ, хороня легкий танк в авангарде, и колонна остановилась. М60 разворачивались, съезжая на обочину, выстрелила парочка орудий, но без толку, лишь вздыбились лежалые пески вдалеке.
– Четвертый, огонь!
Оставляя копотный след, вынеслась граната и впилась в борт танку, над которым хвастливо реял красный флаг с зеленой звездой. Долю секунды спустя сдетонировала боеукладка, и пламя рвануло изо всех люков.
– Кузя, хватай двоих, приветишь БТР!
– Есть!
По обочине запылил гусеничный бронетранспортер «Брэдли», рассыпая пулеметные очереди. Спрыгнувшие с брони пехотинцы открыли огонь, короткими очередями пропалывая кусты тамариска.
Едва Зенков открыл рот, чтобы дать команду автоматчикам, как рявкнула пушка БДМ, а соло «Калашниковых» слились в нестройный хор.
– Отсекай! – орал «Кузя». – Отсекай! Ма-акс!
Снаряд, предназначавшийся рубке АСУ-57, угодил ниже – в насыпь, швыряя песок и каменное крошево. Самоходка пальнула прямо через клубящийся дым разрыва, и тут на перемежавшийся грохот боя наложился новый звук – далекий свистящий гул. Он близился, переходя в надсадный вой турбин, и лишь тогда Женька поднял голову выше поросли верблюжьей колючки.
С моря налетали звенья «Як-38». Их хищные силуэты стремительно скользили в голубой вышине, а ракеты, управляемые или не очень, уже вытягивали дымные шлейфы и прыскали огнем движков.
– Наши! – завопили от блок-поста. Зенков узнал голос «Квадрата».
Ракеты «воздух-поверхность» впивались в танки, как гвозди в трухлявую доску – одним ударом по шляпку, и курочили броню всею силой своих БЧ. Отдельное звено палубных штурмовиков прошлось над танковой колонной, сбрасывая кассетные бомбы с кумулятивными боевыми элементами. Они рвались часто и ярко, язвя М60 – ослепительные клубочки яростного огня вспыхивали десятками, вызывая в ответ грохот детонаций или чадный огонь расколоченных дизелей.
