В детстве папа передал мне инициацию в спорт. В неё входил велосипед, коньки и лыжи. И шведская стенка посреди комнаты. Где я крутилась на кольцах и карабкалась под потолок. Если в соседней комнате звуковую гармонию нарушали мои капризы и разборки с женским населением дома, папа молча появлялся в двери. Подходил, подхватывал меня за ноги. И без единого слова выносил из комнаты вверх тормашками. Этого хватало, чтобы прийти в себя и тут же увлечься чем-то более мирным.

В 18 лет я посмотрела фильм «Бумер 2». И решила поехать в Гоа. Не «на». «Ведь это штат, а не остров,» – пояснял мой закадровый голос в телерепортаже, снятым на карманную камеру. Папа? Если бы не он, мама так бы и стояла в дверях с табличкою «стоп». Думаю, любая мама так бы стояла. До сих пор не знаю, что папа тогда ей сказал. Но Гоа был моей первой возможностью выглянуть за рамки привычного окружения. В новой среде, где я ничего и никого не знаю, кто я? Что может во мне проявиться? Думаю, экзистенциальный проныр, как и страсть к путешествиям – папино наследие. Пару лет спустя после «моей первой Индии» папа пошёл в трекинг на гору в Непал.

Ещё было много театра и юмора. Родители собирали в доме гостей, и каждая семья разыгрывала сценку, декламируя текст персонажей под шёпот суфлёра. Мне досталась роль Чиполлино, вызволявшего отца из тюрьмы.

Папа всегда выручал меня из передряг. А их было примерно столько же, сколько и первооткрытий. В железной телефонной будке на окраине Потоси (высокогорной столицы Боливии) сквозь позывы горняшки я прижимала к уху приятно охлаждающую трубу телефона. Звонила папе на городской. «Привет. Я не знаю, что делать. Ехать дальше одной в Перу или вернуться с ребятами назад в аргентинскую деревушку». Папа никогда не учил и не навязывал взглядов. Но озвучивал мудрый взгляд с высот своего полёта, под которым попытки себе соврать бросались, как правило, в рассыпную. Выйдя с переговоров, я просияла в лицо аргентинским друзьям – музыкальной банде. «Ясно. Поедешь с нами домой».

Папа вызывал меня на концерты в Дом Музыки, слушать симфонический оркестр, а ещё – американского гитариста Эл Ди Меолу, у которого я брала для папы автограф. Как-то в самолёте по дороге в командировку папа сидел рядом с музыкантом Валерием Сюткиным. И на обёртке для шоколадки взял для меня автограф, пояснив: «Я тоже Валера. А это – для моей дочки».

Объекты спутниковой оснастки папа монтировал от Байконура до Космодрома Восточный. От Сирии до Ирана. А когда-то в моём детстве чертил микросхемы на бумажных простынях миллиметровки.

Папой никогда не завладевали эмоции. Не знаю, как это ему удалось. Ведь у меня и у мамы всегда хватало американских горок от минус до плюс бесконечность. Возможно, папа умеет находить во всём этом неповторимый вкус.

В свободный час он едет в лес кататься с друзьями на велосипедах или на лыжах, а потом идёт с мамой в музыкальный салон.

На следующий день после родов, я прислала родителям фотку нашего космонавта и маленький видеоролик – 20 минут от рождения. Они тут же перезвонили. Впервые я слышала, чтобы папа был растроган до слёз.

Годам к пяти я уже поняла: лучшее, что может случится – отважное путешествие. Садимся на дальний поезд. В купе занавески в цветочек и сладкий чай в стеклянном стакане. Гремящий подстаканник так и хочется забрать на память с собой, но мама не разрешает. Поезд отправляется, и кажется, что это поехал перрон, а мы остались на месте. Вид за окном начинает медленно плыть – вот и раскрыта игра восприятий!

Ночью все спят на полках-кроватях под стук колёс. А на рассвете оказываются в другой точке света. Рюкзаки, котелки, палатки, надувной плот участники путешествия несут в большую газель и едут к озеру. В команде у нас трое пап, трое мам, две дочки и один сын. Все – большие друзья. Папы накачивают огромный резиновый круг машинным насосом. Когда плот готов, его спускают на воду. Мамы и дети передают с берега коврики, котелки, спасательные жилеты и вёсла. Папы затаскивают тяжёлые рюкзаки. Все садятся на круглый плот, берутся за руки и кричат девиз нашей команды: «Полный вперёд!» Плот скользит по водной глади, отражающей облака.

В Карелии растут карликовые берёзки и настоящий голубой мох – ягель. Можно найти красную лужайку, покрытую ягодами брусники. Днём купаешься в озере и загораешь, а вечером надеваешь шляпу с москитной сеткой – в диких местах так много мошки. Она ещё меньше, чем комары, но кусает даже больнее.

Самое вкусное блюдо в походе – каша! Мамы подкладывают в кашу чернику, голубику, брусники или морошку! В обеденный суп насыпаем ароматные маленькие сухарики, которые папа насушил перед походом. Хлеб поджариваем на костре, нанизав ломтики на тонкие ветки. Папа учит, как правильно разжигать костёр – сложить сухие палочки домиком или колодцем.

Карабкаемся с подругой на дерево повыше, наблюдаем за жизнью в лагере и проводим шишечные обстрелы. Самый весёлый день в походе – праздник индейцев! Дети и взрослые наряжаются в костюмы из папоротника, кувшинок и пушистых мохнатых веток. Придумываем каждому имя: соколиный глаз, танцующий огонь, поющий мох, аппетит крокодила. Вождь племени наносит раскраску остывшим углём. Спортивные состязания на ловкость, стрельба из лука, заплыв на скорость, а вечером – песни и танцы вокруг костра. Ночью из палатки слышно крик птицы, шелест волны, поступь дикого зверя. Страшно, но интересно!

За время похода наша компания превращается в племя. Под конец совсем не хочется расставаться. Когда вдруг просыпаешься в домашней пижаме и по привычке бежишь чистить зубы на пляж, натыкаешься на умывальник. Садишься за стол, а в кашу не положили черники. Хочешь разжечь костёр хоть на балконе, но родители спрятали спички, заподозрив неладное. Жить вдали от природы так грустно. Вечером, ложась спать, чувствуешь в ушах писк мошки. Оказывается, и к ней привыкаешь! А через пару недель все собираются на Гусятник – традиционную встречу походников – рассказывать смешные истории, шутить, смеяться и вспоминать наши дружные приключения.

Лето в деревне – пора беспричинного счастья. Свобода. Быть всюду. Покорять неизвестность. Бегать босиком по траве. Построить в лесу шалаш. Умчаться на велосипеде с подружкой на пруд. Через запретный лес. Исколоть ноги веточкой сена, запрыгнув в стог. Знойный аромат полевых колючек, в которые можно залечь посреди поля. Сминаем клетчатым пледом траву выше нашего роста, расстилаем одеяла, жмём плей на кассетнике. Пикник. Газировка, карты, великие планы. Небо бескрайне. Свобода не омрачена страхом. 11 лет. Первый осознанный возраст «возможно всё». Задумываем свой бизнес. На участках друзей набираем ягод. На всех столбах развешиваем рекламный плакат. «В назначенный день и час приходите на главную улицу у колодца!»

В полную мощь надрывается старый магнитофон. Наш фирменный магазин открывает двери прохожим! На столе стаканчики с ягодами. Сок. И визитная карточка – коктейль «хрю-хрю». По рецепту моей бабушки. Свежая клубника, мятая с сахаром и молоком. 7 лет спустя я увидела похожую лавку в Индии. Называлась она «Juice Center» и была бешено популярна среди туристов. Через 2 часа после открытия у нас покупают последний стакан смородины. Коктейли расходятся в первую очередь. Выручка? Превышает все ожидания! Что теперь? Странный вопрос. Праздновать! Организуем пикник для всех друзей. Чипсы, конфеты, мороженое, yupi и zuko – напитки из порошка – конец 90-х. Солнце в глаза, и мурашки по коже. Прохлада закатного пикника, так не хочется расходиться. Скоро хор бабушек встретится на дороге, выкрикивая имена: «Даша! Лера! Ира! Максим! Ужи-и-и-и-н! Домой!» Банда рассыпается, но ненадолго. Нас ждёт новое утро и ещё более грандиозные планы.

– В чём смысл жизни, бабушка?

– Да что ты, милая, жить интересно! – в её глазах загорались огоньки воспоминаний.