В эту квартиру, где проживала Соня с сыном, Ариадна Адамовна совсем не заглядывала. Хотя поначалу, как только Максим стал хозяином, она пыталась стать полноценной хозяйкой и наутро, как только солнце взошло, заявилась. Сразу, заглянув в спальню, она сказала сыну, чтобы он выставил из их квартиры «эту шлюху». Она была уверена, что сможет выгнать Соню с маленьким Матвеем. Но Максим тогда заявил:
– Это мой дом, и я буду распоряжаться, кто здесь будет жить!
Но Ариадна Адамовна, казалось, его даже не услышала, потому что в тот же вечер устроила новоселье: пригласила трех своих подруг, принесла с собой еду, пять бутылок шампанского и собиралась отметить это мероприятие без ведома людей, которые там проживали. Женщины заявились все после обеда, Ариадна Адамовна открыла дверь своим ключом, и все уселись на диване в гостиной отмечать новоселье.
Соня была ошарашена визитом, но ничего ей не сказала, зашла с Матвеем в детскую и не выходила.
Женщины чуть пошумели, но театр без зрителей – скучное мероприятие, и Ариадна Адамовна стала провоцировать Соню на скандал. То крикнет, чтобы она ей бокалы принесла, то вдруг ее от шампанского мутит, и она требует белого вина купить. Причем срочно! Соня терпела до позднего вечера все выступления несостоявшейся свекрови, но когда та обозвала Матвея выродком и пообещала подружкам, что она его и его мать, указывая на Соню кривым пальцем, выбросит из этой квартиры, то девушка не выдержала и за шкирку вытолкала на площадку главную героиню представления. Ее подружки покинули сцену сами.
Так как спектакль был прерван, финал пришлось доигрывать чуть позже, правда, с другими зрителями: был инсценирован грандиозный скандал, за которым последовало недельное пребывание в больнице в предынфарктном состоянии и, как итог, мировая договоренность между мамой и сыном. Они сошлись на решении, что Ариадна Адамовна больше никогда не придет в квартиру Максима, но тогда тот переписывает эту жилплощадь на ее имя.
От воспоминаний об Ариадне Адамовне Соня скривилась, всунула ноги в тапочки и поплелась на кухню.
Она решила собрать всего один чемодан, все равно больше унести не сможет, одна рука в гипсе, только другая свободная. Возьмет необходимые вещи и несколько пар обуви. А вот что делать с картинами? С красками? С мольбертом? Как все это перевезти?
Соня была прописана в квартире матери, куда и собиралась переехать и уже представляла себе, как мать начнет кричать, обзывать ее… и Милана ей в этом поможет, она не сомневалась.
Семья у Сони тоже была странной.
Отца она никогда не видела. Милана – ее родная сестра, старше ее на два года. Один ли был у них отец? И кем он был? Мать не любила, когда ей задавали такие вопросы, и никогда на них не отвечала.
Соня допила чай, осмотрела родную кухню, мысленно попрощалась с ней, сполоснула посуду, которая лежала в раковине, и поплелась собирать чемодан.
Через час она стояла на пороге. Покидать эту квартиру было больно: она сама лично занималась ремонтом, обставляла ее мебелью. Пусть по документам она была не ее, но Соня любила эти восемьдесят квадратных метров уюта и тепла. И уходить ей было тяжело.
Ничего! Сейчас отнесу вещи в дом матери и вернусь за картинами, – подумала Соня. Ей до конца недели надо было закончить два портрета, так что все равно сюда она еще вернется.
Главное – договориться с родственниками. Она имеет право проживать там, где прописана!
Соня вызвала такси и уже через пятнадцать минут была у родного подъезда.
Но разговор не задался с самого начала. На пороге ее встретила Милана, и, когда увидала чемодан, сразу догадалась, что сестра собирается поселиться у них:
– В смысле, ушла от Макса? А мы тут при чем? Где ты собираешься жить?
– Я тут прописана. И одна комната, это как минимум, принадлежит мне!
– Какая комната? – закричала Милана. – В одной живу я, в другой Варя, в третьей мама. Где ты собираешься жить?
Варя – дочь Миланы, ей недавно исполнилось двадцать. Милана родила ее в десятом классе от какого-то парня, которого никто никогда не видел, но сестра гордо называла его мужем, хотя они никогда не были расписаны, и Варя носит фамилию Миланы – Яблонева. Мужа звали Витей, он трагически погиб как только Милана забеременела и после этого девушка всем рассказывала, как безумно он ее любил, как они мечтали прожить вместе до конца дней и что она единственная в их семье, которая не одиночка, от которой отказались их мужчины, а вдова. Она считала себя лучше и выше Сони, ведь Максим даже разговоров про брак не вел, да и мать тоже упрекала, что та наверняка не помнит даже имени их с сестрой отцов.
Девушке с трудом удалось запихнуть чемодан в коридор и закрыть за собой дверь.
– Перевози свою Варю к себе в комнату.
– Возвращайся к своему придурку Максиму, пока не поздно! Я тебе серьезно говорю, ничего у тебя не выйдет! Он богатый Буратино, пусть купит тебе отдельную квартиру, если вам не живется вместе.
– Я буду жить там, где имею право, поняла? – Соня, не разуваясь, зашла в комнату Вари и оставила свой чемодан у шкафа. – Вернусь через полчаса! Прошу освободить мне мою спальню.
Пока Соня не переехала в квартиру, которую купил для них Макс, эта комната действительно была ее. Но сейчас, конечно, вернуть ее будет очень сложно. Соня понимала это. Сестра слыла ужасной скандалисткой, и переспорить ее было практически невозможно. Но у Сони не было другого выхода… Поэтому ей придется бороться!
Милана не останавливаясь кричала и грозилась позвонить матери.
– Звони, кто тебе не дает? – согласилась Соня и вышла в подъезд.
Пока она шла к метро, ей в голову пришла идея – перевезти все свои рабочие инструменты к деду Грише. Он не будет против, если она какое-то время поработает у него. А в квартиру матери она будет приходить, только чтобы переночевать.
Соня так и сделала: забрала все необходимое и на такси поехала к деду Грише.
Дед был рад ее видеть, а когда она ему рассказала, что ушла от Макса, долго молчал и наконец предложил:
– У меня останешься. Твои тебя заклюют, не дадут нормальной жизни. Я помню, какая ты была дерганая, когда с ними жила, да к своему Максиму бегала.
– Григорий Саныч, да вы что! Нет, все будет хорошо! Я только ночевать туда буду ходить.
– Я кому сказал? Быстро перевози свои вещи ко мне. Ты мне как родная. – Он махнул рукой: – Не как, а родная. Так что поезжай, и чтобы через полчаса была тут с вещами.
Тяжелый день выдался! Соня готовилась к нему, но, когда поднялась на третий этаж и увидела у двери родной квартиры свой чемодан, не поверила, что сестра могла так поступить. Соня уверенно достала ключи из кармана и попыталась открыть замок, но с другой стороны был всунут ключ, и ее не входил.
– Зря пытаешься! – услышала за дверью голос Миланы. – Возвращайся к своему миллионеру. Мать сказала, что не желает тебя видеть.
Ну что ж… злость только нарастала, и Соня решительно набрала номер матери.
– Чего звонишь? – ответила родительница. – Милаша все тебе разъяснила! Возвращайся к своему миллионеру. А нас, несчастных и нищих, оставь в покое!
Больше всего на свете Николь Демьяновна любила пожаловаться на свою судьбу.
С самого детства Соня слушала рассказы, как той не везет, про судьбу-злодейку, злой рок и завистников.
А сейчас она ей заявила:
– Уходи по-хорошему! Это моя квартира! И комнату Вари не смей трогать!
Когда у Миланы появилась дочь Варя, мать изменилась. Кажется, внучка была единственным человеком, которого ее мать полюбила и заботилась она о ней так, что «залюбила»: девочка выросла наглой, вечно огрызалась и с матерью и с бабушкой, делала только то, что хотела, и никого не слушала.
До того дня, как родилась Варя, Николь Демьяновна работала на двух работах: на почте и сторожем на складе. Дома появлялась в шесть вечера, варила макароны или картофель в мундирах, открывала рыбные консервы – это и был их ужин. Иногда из тех же консервов варила суп, который девочки никогда не ели, а она их обзывала, говорила, что они перебирают харчами, и сама неделю питалась этими помоями. Когда Соня начала зарабатывать на картинах и карикатурах, под покровительством Григория Саныча, то стала покупать свежее мясо или рыбу, сама готовила, вечерами пекла пироги и ватрушки.