— Я буду скучать по Майами, — призналась, вздыхая, Криссет. Внизу на пристани из парусных яхт и моторных лодок высаживались загорелые пассажиры в ярких костюмах. — Многие не любят этот приморский шик, латиноамериканцев, зной, туристический бум, сумасшедший образ жизни, но я родилась здесь, милая, и чувствую себя, как рыба в воде. — Она сделала большой глоток текилы. — Откровенно говоря, мне кажется, это лучшее место в мире. Мне не хотелось бы уезжать отсюда даже на короткое время.

На их глазах к пристани подошел гладкий моторный катер марки «Сигаретт», ведомый привлекательным обнаженным по пояс парнем во французских джинсах. Роскошный катер, красивый молодой человек навел обеих девушек на одни и те же мысли.

— Даже не верится, — сказала Криссет, глядя, как владелец «Сигаретт» спрыгнул с кокпита, чтобы вовремя закрепить трос на причале, — что во всем виновата сестрица Санта-Марина. Значит, она устроила жертвоприношение вуду в твоем доме той ночью и напугала нас до полусмерти. Ты вообще узнавала, все ли у нее в порядке с мозгами? Разве ее не засадили за решетку?

— О, нет, она по-прежнему на свободе. — Габи выбрала верный нейтральный тон. — Думаю, людей не сажают за занятие сантерией.

В действительности Габи знала, что Пилар Санта-Марин не просто находилась на свободе. На прошлой неделе в рубрике светской хроники «Таймс джорнэл» сообщалось, что молодая представительница высшего общества Коралловых Фронтонов недавно вернулась с парижского семинара по искусству и с нетерпением дожидается момента, когда займет место координатора выставок арт-галери Луиса Гутмана в Бэл-Харбор. Не очень-то похоже, чтобы сестра Джеймса Санта-Марина продолжала увлекаться вуду.

На страницах светской хроники также мелькнула фотография Джеймса Санта-Марина в великолепном смокинге от Армани, сопровождающего сестру и прелестную дочь французского консула на концерте камерной музыки. В подписи под снимком говорилось, что неофициальный «принц Коралловых атоллов» недавно выиграл ежегодные морские гонки на своей модернизированной моторной яхте «Альтавида».

Габи помнила эту яхту. Она видела личную каюту Джеймса, увешанную узкими лентами красного шелка, атрибутами Чанго, божества сантерии, и об этом внутреннем помещении знали лишь немногие. По крайней мере, в таком его качестве.

— Эй, — мягко окликнула ее Криссет, — выше нос, милая. Не так уж все плохо.

Габи с трудом улыбнулась.

— Самое странное, что вплоть до последнего момента никто даже не подозревал об истинном виновнике сантерии. Жрица, Иби Гобуо, что-то твердила о сумасшедшей девушке, своего рода дилетантке в колдовстве, но и она не могла сказать точно. — Габи подождала, пока не отошел официант, принесший на стол салаты. — Люди сантерии не воспринимали ее всерьез. И все же что-то было, Криссет, хотя я и не могу в точности описать. Дэвид почувствовал это. Меня преследовали ужасные ночные кошмары. И был еще какой-то запах. Он обычно распространялся по дому поздно ночью, когда наступала тишина. Это постоянно напоминало мне о зеленых островах посреди моря, цветах и благовонных курениях. И еще о пряной экзотической пище. — На ее лице вновь появилась натянутая улыбка. — Единственным, кому не нравился этот запах, был Додд.

Криссет задумчиво посмотрела на подругу.

— Вы ведь еще не условились о дате свадьбы? Ты счастлива, Габриэль?

Холодный порыв штормового ветра пронесся по веранде ресторана, облака внезапно потемнели. Посетители поспешили перебраться во внутренние помещения.

Счастлива ли она? Вопрос поставил Габи в тупик. Сама тема была мучительной для нее.

— Уже то хорошо, что все закончилось благополучно, — пробормотала она. — В конце концов, никто особенно не пострадал. Колумбийцы избили Дэвида, но зато, когда ты увидела его в таком состоянии, то поняла, как много он для тебя значит, помнишь?

Криссет отложила в сторону вилку.

— Детка, ты шутишь? Какая-то девка с большим зубом против всех американцев преследовала тебя на большом черном лимузине, потом наколдовала на тебя сантерию…

— Но зато моя мама все-таки попала в госпиталь. — Габи уже много думала об этом. — Если бы не несчастный случай, Жаннет, наверное, никогда бы не решилась начать лечение от алкоголизма. Мне кажется, после всех обрушившихся напастей я впервые почувствовала прелесть жизни. Я даже полюбила свою работу!

— Милая, ты пытаешься обосновать все свои несчастья?

— А если б меня не похитили, — продолжала Габи, — полиция не поймала бы Дэвида, и он не был бы выслан из страны. И ты, вероятно, не собиралась бы в Тринидад, чтобы выйти за него замуж.

Криссет с удивлением уставилась на нее.

— Габриэль, а как же твой несчастный убитый пес? Может, забыла, что тебя насиловал колумбийский наркоделец и тебе пришлось состряпать яичницу из интимной части его тела? Это, по-твоему, как?

— Джек Карти считает лучшей хохмой года, — призналась она, — мою попытку сделать из Томаса Очоа сопрано, и меня не особенно бы озаботило, если бы мои старания увенчались успехом. — Она осеклась, с грустью вспоминая преданного стража семейства. — А что касается Юпитера, Додд был прав. Он становился таким дряхлым, что нам, вероятно, уже этой осенью пришлось бы его усыпить. Я даже рада, что мне не пришлось столкнуться с этой необходимостью.

— Похоже, у тебя на все есть ответ, — сказала Криссет с некоторой иронией. — Наверное, так и нужно поступать. Но Габриэль, ты собираешься выйти замуж за старину Доддсона Брикела Третьего, — она подчеркнуто растягивала слова, — или все же уладишь дела с парнем, которого действительно любишь?

Габи потупилась.

— Не понимаю, о чем это ты.

Криссет насмешливо присвистнула.

— Послушай, детка, когда ты наконец научишься добиваться желаемого? Может, хватит топтаться на месте и дожидаться у моря погоды?

— Боже праведный, с чего ты взяла, что я топчусь на месте? — Она запнулась, не в силах встретиться взглядом с подругой. — К тому же, у меня ничего не получится. Я… я едва его знаю. Мы — полные противоположности.

Габи упорно не поднимала глаз от своей тарелки. Она неделями раздумывала об ее отношениях с Джеймсом Санта-Марином и абсолютно уверилась в том, что их обоюдное влечение не имело под собой ничего, кроме голой физиологии. Она вновь и вновь повторяла себе, что между ними нет ничего общего: слишком привлекательный, темпераментный плейбой, которому, точно Богу, поклонялась большая часть населения Маленькой Гаваны, со сложными латиноамериканскими корнями; и она, Габриэль Кольер, не особенно напористая, отягощенная финансовыми проблемами наследница некогда видного семейства Старого Майами, которой пришлось лезть из кожи, чтобы выдержать груз самой незначительной работы в газете. Пожалуй, подумала она, вздыхая, Джеймс слишком горд. А у нее гордости — ни на грош.

Как бы ей хотелось избавиться от странной мучительной тоски по нему. Это просто нелепо. Каждый раз, оказываясь вместе, они даже не имели возможности поговорить по-человечески. Лишь занимались любовью. И постоянно вздорили.

Их ничего не объединяло, в сотый раз повторяла себе Габи. Они абсолютно несовместимы. Остается лишь перестать терзаться сомнениями и забыть о нем.

— Ты когда-нибудь старалась понять его, Габриэль? — спросила Криссет. — Или в подсознании ты предпочитала оставить все, как есть: яркий латиноамериканец, вносящий разнообразие в твою жизнь, простое приключение, случайное переживание, ничего особенного для тебя не значащее?

Габи не слушала. Теперь она только часто моргала глазами.

— Криссет, ты знаешь?

— О чем? Что это парень, который пытался спустить Дэвида с лестницы на Калле Охо, так как решил, что он втягивает тебя в какие-то таинственные неприятности? Что добрая половина всех женщин от Майами до Джэксонвилла жизнь бы отдали, лишь бы только прокатиться в его «Ламборджини»? Что он богат и чертовски красив? Дай-ка угадаю, похож на Лоренцо Ламаса и Роба Лоуи, вместе взятых — этакий секс-символ?

— Перестань. — Габи заткнула уши. — Совсем не смешно.