Габи вздохнула. Он был похож на спящего бога. Непостижимый мужчина, которого она любила.

Она должна поцеловать его, заключить в свои объятия, ибо он — всего лишь сон, которому никогда не стать реальностью, и, понимая это, она испытывала невыразимую грусть.

Габи наклонилась еще ниже, ракушки и жемчужины в ее волосах тихо звякнули.

Будто разряд молнии, что-то сверкнуло в поле ее зрения и жестко сомкнулось вокруг горла. В следующую секунду она уже встретила взгляд холодных черных глаз.

— Не двигайся, — прошептал он, — или я сверну тебе шею.

Габи и без этой угрозы не могла ни пошевелиться, ни даже издать звука. Джеймс сел на месте, по-прежнему удерживая ее за горло обнаженной рукой, мускулы которой вились и собирались в пучки. Он облокотился на кровать, дернув пленницу к себе, чтобы разглядеть ее лицо.

Она заметила, как его глаза недоверчиво расширились при виде украшенных лентами волос, золотых цепочек и нитей бисера вокруг ее шеи, обнаженных вздымавшихся грудей под прозрачным газовым материалом.

— Габриэль? — ошеломленно воскликнул Джеймс, и по его растерянному виду Габи поняла, что он готов был считать ее привидением.

Джеймс отпустил ее и привстал на кровати, запутавшись в колеблющихся красных шелковых лентах. Выругавшись, он сдернул с себя разлетающиеся лоскутки.

— Боже! Что за дрянь? Что, черт возьми, происходит?

Габи осторожно потерла горло.

— Я здесь, потому что нужна тебе. — Она помолчала, стараясь припомнить слова ялохи. Однако ее одолевала икота. — Предполагается, что я Ошун.

— Что-о?! — Его рев разнесся по окрашенной в красные тона темной каюте.

— А ты Чанго. — Она нежно улыбнулась ему.

Не отрывая от Габи глаз, он стащил упавшую шелковую ленту со своего плеча и отбросил в сторону.

— Бог мой.

— Богиня, — поправила она. — Я…

— Вот дерьмо! — Он попытался спустить ноги с кровати, но девушка преграждала ему путь. — Габ-риэла, скажи, с тобой кто-нибудь есть?

Она на некоторое время задумалась, параллельно сдерживая новый приступ икоты.

— Нет, кажется, они ушли.

Он позволил ей вновь уложить себя на подушки. Как обнаружила Габи, от его волос и кожи исходил нежный мускусный аромат.

Джеймс все еще хмурился.

— Ты уверена?

— Да. — Габи прижалась ртом к его губам, потерлась о них и вожделенно провела языком теплую влажную линию. Она почувствовала дрожь, пробежавшую по его мощному телу. — Я Ошун, — повторила она, радуясь звучанию этого слова.

Его ноздри гневно затрепетали.

— Габриэла, ты соображаешь, что делаешь? — Он вновь попытался сесть. — Боже, от тебя разит, как из бочки! Ты что, купалась в спиртном?

Она мягко рассмеялась, припоминая, как ялоха распыляла в ночном воздухе изрядное количество рома, а ветер относил его назад.

— Можно сказать, что я побывала под душем.

Кончиками грудей, тугими налившимися точками своих сосков она потерлась об его торс и волнообразным движением скользнула между его ног, так что ее тело пришло в самое тесное соприкосновение с его. Она услышала, как Джеймс тяжело задышал, и улыбнулась своей власти над ним, чувствуя, как растет и твердеет его мужская плоть.

Джеймс обвил ее руками. Устремленные на нее черные глаза загорелись ярким пламенем.

— Послушай, Габриэль, я хочу, чтобы ты вернулась к началу и объяснила, как…

— Ум-м-м-м, — прервала его Габи и начала свой дерзкий штурм. Она прильнула к его губам теплым влажным ртом, приступая к изощренным ласкам языком.

Он отпрянул, слегка удерживая ее на расстоянии.

— Выслушаешь ты меня? Я только что вернулся из чертовски трудного полета. Я измотан. Мне не нужно…

У него вырвался сдавленный стон при новой смелой ласке Габи. Ее руки, ставшие такими восхитительно бесстыдными, скользили вдоль его могучего тела, касаясь везде, куда только могли дотянуться.

Благодаря выпитому рому или заклинаниям жрицы, реальность обрела для Габи иные формы, по крайней мере, на время. Она была свободна творить то, о чем прежде даже не мечтала. Никогда, ни для одного мужчины она не осмелилась бы на такое. Это было изумительно.

— Ты сама возненавидишь себя, когда протрезвеешь. — Джеймс поймал ее за руки, силясь оторвать ее от себя, но она неудержимо льнула к его бедрам. — Габриэла, прекратишь ты, наконец? — Крупные капли пота выступили на его верхней губе. — Черт, не время заниматься этим. Ты же нагрузилась… и вообще, я устал от твоих игр. Сначала бросаешься мне на шею, когда я пытаюсь поговорить с тобой, потом объявляешь, что с кем-то помолвлена, а теперь вот лезешь ко мне в постель. Что, черт возьми, происходит?

В ответ на раздавшийся слабый смешок он встряхнул Габи так, что застучали нити бисера в ее волосах.

— Ты ведь ничего не принимаешь всерьез? Что ж, флирт — это обычная забава для американских девушек, не правда ли? А знаешь, что это значит для… — Джеймс неожиданно запнулся. — Твое чертово платье просвечивает, — хрипло произнес он, поймав ее руку. — Кто тебя так вырядил?

Габи не слушала. Его кожа была горяча под ее прикосновениями, мускулы упругого живота твердели и напрягались. Кончиком пальца она с нежностью нащупала круглое отверстие его пупка. Он неистово дернулся под ее прикосновением.

— Боже! — Он тяжело задышал. — Думаешь, я буду просто… лежать здесь, пока ты вытворяешь такое?

Габи обратила внимание на тонкую дорожку из шелковистых черных волосков, протянувшуюся от его пупка до паха. Она наклонилась и, точно кошка, осторожно лизнула это место языком, затем переместилась ниже.

Ладони Джеймса судорожно сжались, тело сотряслось, когда ее нетерпеливые пальцы сомкнулись вокруг его восставшей плоти. Габи вся обратилась в слух, внимая ответному неровному дыханию, последовавшему за ее провокационной лаской.

Они не могли любить друг друга прежде, Габи была уверена, что весь мир противился этому. Теперь же они обрели друг друга. Она сделала короткое движение, чтобы пошире раздвинуть ему ноги.

— Подожди, — прошептал он, — я раздену тебя.

Габи подняла руки над головой, и Джеймс легко стащил с нее прозрачное одеяние, отбросив его на пол. Затем, удержав ее на расстоянии вытянутой руки, он еще некоторое время упивался видом обнаженного тела, прикрытого лишь нитями ракушек и янтаря, тонкой талией, округлыми бедрами, высокой упругой грудью.

— О Господи, ты обворожительна. — Он дрожащими ладонями с утонченной нежностью накрыл ее груди, лаская большими пальцами заострившиеся соски. — Что же ты со мной делаешь, Габриэла? — шепотом произнес он, услышав ее стон. — Почему я нашел тебя именно теперь, когда ничего не могу с этим поделать? Отчего, когда ты со мной, мир обретает для меня какой-то смысл?

— Я люблю тебя, — прошептала Габи. От нее не укрылось промелькнувшее в его взгляде недоверие, но сейчас ей не хотелось думать об этом. Она хотела любить, дарить счастье и наслаждение.

Всем телом она прижалась к Джеймсу, однако он неожиданно перевернулся и лег поверх Габи, заставив ее вскрикнуть от удивления. Затем грубо овладел ее устами, прильнув в долгом жадном поцелуе, приведшем ее в нервное возбуждение.

— Я поклялся себе, что никогда не сделаю этого. — Он сладострастно лобзал теплые влажные впадины ее шеи, плеча. — Думал, что никогда вновь не обниму тебя. Габриэла, я не знаю, что все это значит — проснуться и обнаружить тебя в своей кровати. Не знаю и не хочу знать.

Стремясь взглянуть ему в глаза, она притянула к себе его голову. Габи не могла знать, что в этот момент происходит в его душе, какую жесточайшую битву ведет сам с собой этот человек. Ее глазам явилась лишь болезненная гримаса, и она решила, что разгневала его.

— Я правда хочу любить тебя, — искренне призналась она.

— Тогда докажи мне. — Он задрожал от напряжения, мягко раздвинул ее бедра, памятуя о трудностях, которые она испытывала с ним в первый раз. — Люби же меня, Габриэла. Мне так нужна твоя любовь. — Он зарылся лицом в ее благоухающие волосы. — О, дорогая, единственная моя!