Можно отметить данные о влиянии мусульманской культуры на кочевников степей Северного Причерноморья. Арабский автор ал-Бакри (1014–1094) сообщает о принятии частью тюркских племен печенегов, кочевавших в то время на всем степном пространстве от Волги до Дуная, ислама под влиянием попавшего к ним в плен мусульманина. Это событие относится примерно к 1009/1010 гг.[73]В дальнейшем арабский автор повествует о развязавшейся усобице среди племен печенегов между сторонниками и противниками ислама. В настоящий для самого ал-Бакри момент (то есть вторая половина XI в.) говорится о существовании у печенегов богословов, законоведов и чтецов Корана[74]. О связях с мусульманами кыпчаков[75], сменивших в последней четверти XI в. печенегов в качестве доминирующей силы в степях, есть также сообщение древнерусских летописей, относящееся к 1184 г., когда в походе, организованном ханом Кончаком (ум. в 1187 г.), принимавшим участие в усобицах русских князей, были отмечены мусульмане – инженеры, обслуживающие огнеметные и стрелометные орудия. В летописи они названы «бесо-урмени»[76]– термином, употреблявшимся в то время, как правило, по отношению к хорезмийцам[77]. Последний факт имеет особую значимость по той причине, что в очередной раз отмечаются контакты населения Восточной Европы именно со среднеазиатским регионом. Принятие ислама восточной частью кыпчаков относится, по-видимому, еще к 1043 г. По крайней мере арабский историк Ибн ал-Асир (1160–1233) датирует этим годом принятие ислама «неверными тюрками» числом 10 тыс. кибиток, т. е. семей, которые проводили лето на рубежах Булгарии, а зимовали на границах Баласагуна (на территории совр. Кыргызстана), совершая набеги на эти области[78].

Особо следует отметить ситуацию с Крымом, прежде с историей ислама не пересекавшегося. Известно следующее событие, описанное только придворным хронистом конийских султанов Ибн Биби (ум. в 1272 г.). В торговом городе Судак, находившемся под протекторатом кыпчаков[79], произошло притеснение мусульманских купцов, спровоцировавшее вторжение войск Конийско-го султаната династии Сельджукидов (на территории совр. Турции). Последним удалось разбить объединенное войско кыпчаков и неких союзных им русских князей[80]. Это произошло, по-видимому, около 1226–1227 гг.[81]Следует напомнить, что перед этим, в 1223 г. объединенное войско кыпчакских и русских князей потерпело тяжелое поражение от монгольского корпуса во главе с Джэбэ и Субэдэем на р. Калке. Вполне вероятно, что именно ослабление вследствие этого события влияния кыпчаков в регионе развязало руки сельджукам для экспансиии в Крым. Примерно с этого периода наблюдается значительное влияние сельджукского стиля на архитектуру, искусство, ремесло местного населения[82].

Мысль о существовании здесь диаспоры выходцев из Анатолии видится обоснованной, хотя не ясно, начались ли переселения до или после событий 1226–1227 гг. Важно, что эти переселенцы приносили с собой исламскую традицию суфийского толка. Как отмечает М. Г. Крамаровский, существование сельджукских традиций в культуре продолжилось здесь в эпоху Золотой Орды. Среди прочего это влияние отразилось в последующем в близости архитектуры золотоордынских мечетей Крыма сельджукским мечетям Малой Азии[83].

Монгольские завоевания в первой половине XIII в. способствовали новому перераспределению политических сил во всей Евразии. Безусловно, в ходе масштабных войн громадный ущерб был нанесен и исламской цивилизации – исчезли такие государства, как султанат Хорезмшахов-Ануштегинидов (1220 г.), Волжская Булгария (1237 г.), а позже и Багдадский халифат (1258 г.), – однако, эти деструктивные явления являются неизбежным спутником всех войн. Чингисхан (1155–1227) терпимо относился к изъявлявшим ему покорность, независимо в том числе и от их религиозной принадлежности – это факт известный. Махмуд Йалавач (ум. 1254) – хорезмийский купец – охотно служил ему, выполняя в том числе и шпионские функции, в частности в отношении государства Хорезмшахов, а багдадский халиф ан-Насир (1180–1225), давно соперничавший с Хорезмшахом Ала ад-дином Мухаммадом (1200–1220), решая свои собственные политические задачи, по данным некоторых мусульманских историков, даже вел переписку с Чингисханом, подстрекая его, как прежде подстрекал султана Гуридов, другой мусульманской династии, правившей в Северной Индии (1148–1206), выступить против державы Хорезмшахов[84]. Возможным свидетельством союза багдадского халифа с монголами являются чеканенные в Бухаре монеты 627 г. х./1229–1230 гг. или 629 г. х./1230–1231 гг. (т. е. уже в период монгольского владычества), содержащие имя халифа ан-Насира[85].

Для нашей темы имеет значение тот факт, что с созданием империи Чингисхана впервые происходит объединение огромного поликультурного пространства, включавшее различные историко-культурные регионы к Евразии, в рамках единой политической системы. После смерти Чингисхана (1227 г.) и разделения всего ему подвластного пространства между сыновьями, потомкам его старшего сына Джучи (1182–1227) досталась огромная территория, включавшая Кыпчакскую степь (от верховьев Иртыша до Урала) и Хорезм с его мусульманским населением. В результате масштабного похода на запад в 1236–1242 гг., осуществленного общими силами Чингисидов во главе с сыном Джучи – Бату (1209–1255), владения Монгольской империи (в частности, та ее часть, что была подведомствена потомкам Джучи) расширились за счет покоренных территорий Урало-Поволжья, Кавказа, Северного Причерноморья, в том числе Крыма, а также русских княжеств, фактически заняв все пространство от оз. Зайсан и долины р. Обь на востоке до Новгорода и устья Дуная на западе, от Хорезма и Кавказских гор на юге до бассейна р. Енисея на севере (т. е. фактически это территории европейской части совр. России и Западной Сибири, Украины, Молдовы, Румынии, Казахстана, северо-западного Узбекистана).

Этот удел в составе всей Монгольской империи характеризовался, таким образом, пожалуй, наибольшей пестротой своего населения, в том числе с точки зрения религиозной принадлежности – кроме мусульманского населения Хорезма, Булгарии и Кавказа, здесь были кыпчаки, по большей части язычники, но частью – мусульмане и христиане, различные языческие финно-угорские и кавказские народы, а также исповедовавшие христианство жители русских, аланских княжеств и часть горцев Кавказа. Фактически, в общих чертах это образование, именуемое в историографии Улусом Джучи или Золотой Ордой, с самого начала имело многие общие черты с Хазарским каганатом[86]. Для истории России оно не менее важно, а для истории ислама – гораздо важнее.

В то время, как правители Улуса Джучи соблюдали верность кочевому образу жизни, имея основной резиденцией город Сарай ал-Махруса (Дворец Богохранимый) в степях Нижнего Поволжья[87], значительная часть населения была представлена оседло-земледельческим населением, сохранявшим и свои традиции и свою внутреннюю структуру, в том числе и правящие династии. В частности, наглядный пример представляют русские княжества, зависимость которых выражалась в невозможности вести самостоятельную внешнюю политику, обязанности делать выплаты в общую государственную казну и собирать войско по указанию из ханской ставки-орды. Уже сами князья, следуя личным интересам в борьбе друг с другом, для чего старались использовать близость к Орде, принимали участие в сложной политической борьбе при монгольском дворе за получение так называемых ярлыков, санкционировавших право на княжение. Первым совершил поездку в ставку Бату уже владимиро-суздальский князь Ярослав Всеволодович (отец Александра Невского) ок. 1243 г., его примеру следовали и другие[88]. В дальнейшем, в 1246 г., он представлял Бату на великом курултае по избранию великого кагана Монгольской империи непосредственно в Каракоруме, ее столице, где пал жертвой интриг между группировками монгольской знати, будучи отравлен.