– Уже без пятнадцати девять! – отчаянно воскликнул Никита. – Мне в школу пора. А тебе – на работу. Почему ты лежишь?

Мама зашевелилась под одеялом, выглянула наружу, проговорила сонным голосом:

– Ой, Никитушка, что-то я сегодня плохо себя чувствую. Заболела, видимо.

И она громко и старательно закашляла. Совсем не по-настоящему.

Никита растерялся.

– А как же работа? – спросил мальчик.

Мама надула губы, но через секунду хитро сощурилась.

– Ты мне записочку напишешь, что у меня нога болела, и я ходить не могла, – ответила она.

– Какая нога? – опешил Никита.

– Вот эта! – мама выставила из-под одеяла правую ногу. – Палец большой болит. Ой-ой-ой! – громко застонала она и жалобно протянула, – видишь, какой красный!

Никита уставился на мамин палец.

Вовсе он не красный. Обычный, розовый.

– Ой-ой-ой! – опять застонала мама. – Как мне плохо!

А часы уже ровно девять показывали. На первый урок Никита точно опоздал. На второй бы успеть!

– Да что ты пристал со своей школой? – рассердилась мама. – Подумаешь, пропустишь денек. Ерунда!

– Как это – ерунда? – не согласился Никита. – А что я завтра Анне Юрьевне скажу?

– Придумаешь что-нибудь, – мама нехотя села. – Ну-у, что у нас трубу прорвало, все вещи из квартиры смыло, и мы их целый день по этажам ловили.

У Никиты глаза изумленно округлились.

– Чепуха какая! – проговорил мальчик.

– Тогда сам придумывай, – обиделась мама. – А я есть хочу. Чего там у нас на завтрак? – она вопросительно посмотрела на сына.

Обычно на завтрак у них были бутерброды или каша. Что мама приготовит. Никита так и сказал. Но сегодня мама готовить ничего не хотела, а бутерброды и каша, она заявила, ей уже надоели.

Мама проковыляла на кухню, демонстративно припадая то на правую, то на левую ногу, распахнула холодильник.

– О-о-о, Никитка. Да у нас со вчерашнего дня шоколадный торт остался. Им и позавтракаем.

Никита обрадовался. Шоколадный торт вместо каши – здорово!

Мама выбралась из-за стола первая, Никиту ждать не стала. Оставила на столе грязную посуду, прошлепала в комнату, включила телевизор.

– Ура! Мое любимое кино показывают! – воскликнула мама радостно. – Никитушка, ты там со стола убери, а я потом вымою. Вечером. Или завтра.

Никита нехотя составил тарелки в мойку и тоже прошел в комнату. Пробовал смотреть мамино кино, но оно совсем неинтересным оказалось. Герои в нем только и делали, что плакали да целовались.

Тогда Никита поплелся в свою комнату, вывалил из коробки солдатиков, но только расставил их для сражения, появилась мама.

– Пошли гулять. Нечего дома сидеть, – сказала она.

– У тебя же нога болит, – напомнил Никита.

– Какая нога? – удивилась мама, но сразу спохватилась, – Так она прошла. Я ее, наверное, просто отлежала.

На улице было неуютно. Небо низкое и серое. И ветер, так и не высохший, так и не согревшийся после ночного дождя, влажный и студеный. Он сразу забрался под куртку и прогнал по Никиткиной спине отряды колких мурашек. А маме – хоть бы что! Выскочила со двора на улицу.

– Смотри, Никита, какая огромная лужища! У-у-у! Глубокая, наверное, – сказала мама.

Мальчик не успел ничего ответить, а мама уже прошлепала до середины лужи. Прямо в своих красивых туфельках. Стоит, ногами притоптывает, любуется на разлетающиеся брызги. А потом прыгать стала. Руками начала размахивать. Еще и песню запела:

– На асфальте ме-е-лом ты рисуешь ле-е-то. Ласковое мо-о-ре трогаешь ладонью.

Никита смотрел на нее с открытым ртом и не знал, что ему делать.

– Тополиный пух, жара, июль… – на всю улицу восторженно завопила мама, да как подпрыгнула, да как потом приземлилась… Точнее – приводнилась. Брызги полетели выше Никитиной головы, засверкали серебром. А мимо, как назло, дяденька проходил. Толстый, лысый и недовольный.

– Женщина! Вы в своем уме? – сердито прикрикнул он на маму.

Она ойкнула и спряталась за Никиту. Даже немного вперед сына подтолкнула, прямо под суровый дяденькин взгляд.

Увидев Никиту, толстяк нахмурился еще сильнее.

– Ты, мальчик, плохо за своей мамой присматриваешь. Ай-ай-ай! – укорил его прохожий.

Потом развернулся и пошел своей дорогой. А мама ему вслед язык показала.

Тут Никита заметил, что дрожит. От холода. Или от страха. Или от стыда. А, может, от всего сразу. Схватил он маму за руку и повел домой. Простудится же с мокрыми ногами!

Дома пообедать решили. Мама приподняла крышку кастрюли.

– Фу-у! Суп! Не хочу! – заявила она.

Мама полезла в морозилку, вытащила большой, покрытый инеем пластиковый контейнер, от одного вида которого Никите стало еще холоднее.

– Мороженое! Класс! Вот пообедаем! – сказала мама.

Никита нехотя ковырял ложкой твердую ледяную горку. Он так замерз на прогулке, что горячий суп съел бы с большим удовольствием. Никита даже представил, как кусочки мороженого лежат в его замерзшем животе и не тают, и задрожал еще сильнее. Согрелся он, только завернувшись в одеяло. А мама сидела довольная, уплетала мороженое за обе щеки и поговаривала:

– Каждый бы день так обедать!

Потом они на компьютере играли. До тех пор, пока у Никиты перед глазами не зарябило.

– Не могу больше, – жалобно простонал мальчик. – В голове шумит.

Поужинали конфетами и мармеладом. Никита из-за стола еле встал. Живот у него разболелся, а во рту было так сладко, что просто противно. Никите казалось, что и сам он стал сладким и липким. Мальчик шел из кухни и боялся к чему-нибудь приклеиться. И спать он отправился без лишних напоминаний. Так устал, что едва до кровати добрался. Но заснуть долго не мог. Из-за боли в животе. А еще оттого, что в голове без конца палили компьютерные танки, а пучеглазые компьютерные свинки испуганно визжали: «Что завтра будет?»

Утром разбудил мальчика мамин голос:

– Никитка, вставай!

– Сейчас, – пробормотал Никита и хотел натянуть на голову одеяло, но почему-то передумал.

– Беги скорей завтракать! – добавила мама.

Никита в один момент слетел с кровати.

– Мама! А на завтрак у нас что? – спросил он.

– Каша. Овсяная.

– Каша! – радостно повторил Никита и уточнил, на всякий случай: – А торта нет?

Мама замерла в изумлении.

– Ты даешь, сын! Торт ему с утра подавай! – сказала она.

– Нет! – поспешно замотал головой мальчик. – Не надо торта. Я лучше кашу.

Вот такая история случилась с Никитой. Не скажу, что после нее мальчик превратился в идеального ребенка, послушного-препослушного. Но мороженого вместо супа он уже не требовал, а спать ложился, если и не по первому маминому требованию, то по третьему – точно.

Э. Смелик

– Частенько, ребята, люди, став взрослыми, солидными и заслуженными, вспоминая самого дорогого человека – свою маму, испытывают угрызения совести. Потому что не ценили ее, не говорили о своей любви, – сказала Мария Ивановна.

– Цените и любите своих близких, ребята. Даже если что-то в них кажется вам не таким, как вам хотелось бы. В мире все очень мудро устроено. То, что кажется нам сейчас каким-то не таким или не важным, впоследствии становится едва ли не самым необходимым! – заметил профессор Семейкин. – А сейчас послушайте рассказ.

Детство у меня было таким замечательным, что почти все, что произошло потом, смотрится как жалкая пародия на него. В детстве не было денег, не было жены и работы. Зато были отец и мать.

В нашей семье царил отец со своим непререкаемым авторитетом. В мальчишеских играх не было места матери. Конечно, без ее завтраков, обедов и ужинов я не мог бы жить – но это было так обыденно, что и незаметно… Как можно запомнить завтрак? Каша, яблоко, бутерброд. Обед уже занимает больше места: борщ, вареники и компот. Ужин – жареная картошка. Вот тут бы и сказать:

– Мама, как вкусно!

Но нежности были не приняты в нашей семье. Мы не целовали маму перед сном и не говорили в порыве чувств: