– Что там у них происходит? – недоумевал он.
– Не знаю, – отозвался стоящий рядом с ним легат Железного легиона. – Но мне это тоже не нравится… Прокуратор, думаю, обстановка в городе слишком накалилась, и об этом нужно поставить в известность проконсула.
– Советуешь послать гонца в Антиохию? – покосился на него Сабин.
– Решать тебе, прокуратор, – мрачно отозвался легат. – Но учти. Худо нам придется, если вся эта громада двинется на нас. Долго сдерживать напор у нас просто сил не хватит…
Тем временем, принеся в жертву годовалого ягненка, Иегуда вместе с ближайшими соратниками по приставным лестницам, принесенным левитами, взобрался на крышу западной галереи, с которой открывался обзор на Верхний город, где находился дворец Ирода, занятый римским легионом.
– Отсюда город виден как на ладони, – восхищенно заметил Афронг, в прошлом ветеран Ирода, высокий и крепкий человек, у которого было четверо братьев, весьма похожих на него ростом и телосложением.
– Они пришли по Приморской дороге, – задумчиво проговорил Иегуда. – Стало быть, ждать подкрепления будут именно оттуда. Мы должны перекрыть им путь к морю. Афронг, не мешкая, выдвигайся в сторону Эммауса, займи высоту, господствующую над местностью, и стереги проход, – так, чтобы мимо тебя и мышь не проскользнула. При подходе неприятеля действуй наверняка, зря не рискуй. Береги людей.
– Будет исполнено, государь, – Афронг тотчас, взяв конный отряд, выдвинулся в сторону долины Аялон, которая спускалась к морю.
– Ирод выстроил великолепную крепость, – нехотя признал Иегуда, разглядывая мощные укрепления, сложенные из огромных каменных глыб. – Приступом ее не взять, лишь напрасно погубим кучу народа. Возьмем измором! Впрочем, время работает против нас. Шимон, – обратился он к царедворцу. – Видишь, тот холм, ближайший к башням, занятым римлянами? Бери лучников и разбей там стан. Чтоб он поперек горла стал им…
Шимон усмехнулся:
– Мудро, государь. Ты хочешь выманить их из укрытия?
– Правильно рассудил ты, – кивнул Иегуда. – Держи под прицелом ворота на Иоппию. И сразу подготовь пути к отступлению. В прямое столкновение не ввязывайся. Когда запахнет жареным, тотчас отступай к Храму. Они потянутся за тобою следом. Здесь мы их встретим, как подобает…
Отдав все необходимые распоряжения, Иегуда почувствовал, как усталость растеклась по его телу, отягощенному летами, но, не желая огорчать людей, которые собрались на площади в ожидании слов Мессии, он с кровли галереи обратился к народу с краткой, но, как всегда, пламенной речью. А затем спустился вниз и, оглушаемый все теми же возгласами, отправился, как обещал, в гости к начальнику гарнизона, которого звали Биньямин, – прошел по висячим мостам, перекинутым через пропасть к скале, на которой была воздвигнута крепость Антония, и исчез за ее стеной.
Священный город погружался во тьму. В лучах заходящего солнца пылала золоченая кровля Иродова дворца. Храмовая гора быстро опустела. Вскоре здесь остались только несколько сотен человек, пришедших с Иегудой. С наступлением сумерек они помогали служителям затворять тяжелые ворота. В благодарность те поделились с ними древесиной из складов внутреннего двора Храма.
Земля быстро остывала. Чтобы согреться, воины разожгли костры и уселись вокруг них, делясь впечатлениями минувшего дня. Все были в воодушевлении и возлагали самые смелые надежды на грядущее царство Божие.
– Когда победим римлян, обратим идолопоклонников в рабство, и они станут работать на нас,– ожесточенно, сжимая кулаки, говорил один.
– Добудем себе свободу и понесем нашу веру дальше. В Мицраим (Египет), в Сирию… – мечтательно сказал другой.
– Дойдем до самого Рима! – подхватил третий. – А что? Римляне трепещут перед парфянами…
– А зачем нам парфяне? – послышались возмущенные голоса. – Машиах приведет нас к победе. С нами Бог и Его помазанник! Кто нам помешает?
Никто не стал спорить с этим утверждением. На некоторое время вокруг костра воцарилась тишина. Было слышно, как потрескивает древесина, от которой по всей округе растекался благовонный дым. Двое молодых мужчин, вдыхая пряный аромат, решили продолжить прерванную беседу.
– А ты что будешь делать, Ицхак? – спросил один другого.
– Я женюсь.
– Так у тебя же есть жена!
– Еще одну возьму. А что, разве Тора запрещает?
– Так не прокормишь же сразу двух жен, – послышался дружный смех.
– После наступления Царства Божия у нас всего будет вдоволь: плодородной пахотной земли, пастбищ, овец. Огромные стада… У меня будет две жены, нет, три. И много-много сыновей…
Наутро римляне с башен крепости Иродова дворца с удивлением и страхом заметили неприятельский стан, который вырос на противоположной стороне ущелья – на холме в Новом городе Ерушалаима. Враг занял высоту, с которой мог легко обстреливать наиболее удобные подступы к городу.
– Мы в осаде! – мрачно заметил трибун Лонгин, оглядев округу и наблюдая за передвижениями на Храмовой горе. – Нам надо выбираться отсюда, пока всех нас тут не перебили…
Он направился к легату и изложил ему свое видение обстановки. Тот снисходительно выслушал подчиненного и неохотно процедил сквозь зубы:
– Они только того и ждут, чтобы мы вышли за стены. Не пори горячку, Гай. Ступай.
– Но, командир, – запальчиво возразил Лонгин. – У нас провиант на исходе. Когда припасы закончатся, что мы будем делать?
Легат гневно осадил его:
– Лонгин, знай свое место! Или ты считаешь себя умнее меня?
– Нет, командир, – смиренно отозвался Лонгин.
– Может, ты метишь на мое место? – продолжал легат, исподлобья глядя на него.
– Нет, командир, – ровным голосом отвечал Лонгин. – Я через два года выхожу в отставку. Зачем мне это? Извините меня, я, кажется, погорячился. Просто я обеспокоен…
– А вот это очень плохо, – привычно начал свое нравоучение легат. – Трибун когорты, а, тем более, первой когорты легиона всегда должен сохранять хладнокровие и здравый смысл! Дабы не запятнать воинскую честь и оправдать возложенное на него высочайшее доверие Кесаря, сената и римского народа.
Лонгин спокойно выслушал тираду своего начальника и обещал соответствовать стандарту римского офицера, а напоследок, уже выходя из зала дворца, спросил:
– А все-таки, командир, что будем делать, когда закончатся припасы?
– Какой ты неугомонный, Лонгин, – вспылил легат. – Тебе же сказано – нас не оставят в беде! Помощь уже на подходе. И не смей панику сеять среди моих солдат. Ступай уже.
Лонгин, салютуя, выбросил руку от груди и вышел в крытую галерею, где к нему подступил кентурион Луций:
– Командир, что, наши дела совсем плохи?
– Легат обнадежил меня – говорит, что скоро подойдет подмога, – отвечал Лонгин, смотря по сторонам и всюду натыкаясь на озабоченные лица солдат.
– А вы как думаете, командир?
– Да какая разница, что я думаю? – вспылил вдруг Лонгин. – Приказы не обсуждаются.
Тем временем, гонец Сабина достиг Антиохии. Квинтилий Вар был так пьян, что не смог подняться с ложа, и велел позвать «гостя из Иудеи» в обеденный зал. Лежа выслушав донесение, он распорядился накормить гонца и только на другой день с ужасом понял, что его карьера висит на волоске. Пробуждение было весьма тревожным и необычным. «Кесарь мне не простит гибели легиона!» – воскликнул проконсул, хватаясь за голову, которая у него чрезвычайно болела, и вдруг в пустом зале раздался чей-то исполненный отчаяния вопль:
– Квинтилий Вар, верни мои легионы!
В тот же миг исчезли колонны коринфского ордера, золотые барельефы растворились в зелени могучих дубов, хлынул ливень, который залил мозаичный пол, и явилась утопающая в грязи дорога. Пахнуло болотом. Повеяло кровью. К неприятным запахам добавился гул, в котором смешалось множество резких звуков. Скрип телег. Душераздирающие женские крики. Хрип трибуна, который рухнул в грязь, пронзенный копьем. Шлепающие сапоги солдат, которые разбегаются в разные стороны. Свист стрел, которые летят им вдогонку… Предсмертные стоны… Варварское: «Ура!» И… конец.
