На бульваре Гагарина дома расположены только на одной стороне – правой. Левый берег Ангары тоже достаточно хорошо обустроен. Есть там пристань для кораблика, который перевозит пассажиров через реку. От бульвара Гагарина перпендикулярно отходит улица Карла Маркса. И в начале этой улицы с одной стороны – краеведческий музей, с другой – библиотека Государственного университета (сейчас построили новое здание библиотеки, по современному проекту, на противоположном берегу Ангары). На бульваре Гагарина, там, где начинается улица Карла Маркса, – стоит памятник Александру III. Этому памятнику повезло: в советское время верхняя часть памятника была снесена, и вместо фигуры императора поставили бетонный столб. Но потом памятнику вернули прежний вид. В этом месте – влево от памятника, приблизительно до 1950 года был большой забор, длиною 500 метров и это место называлось садом имени «Парижской коммуны». Вход в сад был платный. Недалеко от памятника играл духовой оркестр, в саду был и шахматный павильон, кажется, одно время была и комната смеха. Восточнее бульвара, тоже на правой стороне, находилась областная клиническая больница, а дальше бульвар Гагарина был неблагоустроен. Сейчас уже начался процесс благоустройства.

Теперь о левом береге Ангары. Там расположен железнодорожный вокзал и продолжается путь далее на Восток. Там же, на берегу Ангары была маленькая деревушка – Титово. Помню, как зимой из этой деревни, через замерзшую реку, к нам домой приходила молочница тётя Клава, которая часто приносила и свежую рыбу. Рыба была всякая – от щуки до тайменя. Бабушка Феня покупала любую рыбу, кроме щуки (ей не нравился её запах). Зимой сообщение с левым берегом было только по замерзшей реке. Только в 1936 году, построили мост, который стоит и сейчас. А до постройки моста, летом, стоял деревянный понтонный мост, который исчезал на зиму (этот период я помню смутно).

Сейчас на левом берегу Ангары вырос Академгородок. На главной улице этого микрорайона – ул. Лермонтова расположен студенческий городок (Политехнический институт). Из центра города до студгородка ходят трамваи. На этой улице много деревьев.

Вернёмся опять на правую сторону Ангары. К центральной улице Карла Маркса. Эта улица очень хороша: на ней жилых домов мало, больше общественных объектов (институт микробиологии и эпидемиологии, областной драматический театр красивой постройки), редакция газеты «Восточно-Сибирская правда»; центральный гастроном; были такие кинотеатры: «Художественный», «Хроника» и «Пионер» (теперь этих кинотеатров нет). Много небольших магазинов. В конце улицы, на месте бывшего завода тяжелого машиностроения, который делал драги для золотодобывающей промышленности (есть токая отрасль в городе Бодайбо, на северо-востоке Иркутской области) теперь разместился большой торговый комплекс. За ним стоит действующая церковь, во дворе которой один Иркутский коммерсант поставил памятник Колчаку. Это почти напротив Ангары, там, где был расстрелян адмирал. А дальше на север идет Маратовское предместье, оно мало изменилось с того времени, когда я переехал из Черемхово в Иркутск. Из самых известных новостроек там образовался очень крупный онкологический центр. На выезде из Иркутска построен большой жилой район. Маратовском предместье – это северные ворота города, от которых начинается Якутский тракт (его еще называют Качугским). На этом тракте, примерно на 100 км от Иркутска, интенсивное автомобильное движение до центра Бурятского национального автономного округа Усть-Орды.

На восток от центра Иркутска, через несколько улиц от Правобережного района, идёт Нагорный район. Это дорога в аэропорт и на озеро Байкал, в поселок Лиственичное. Удивительно, но аэропорт в Иркутске оказался в черте города, в конце улицы Советской. Самолеты взлетают в восточном направлении, а садятся с запада. Иногда прямо над жилыми домами, практически через весь город через этот район по улице Байкальской идет красивый автомобильный тракт на Байкал. По этой дороге мы с женой ездили на дачу, которая располагается на берегу залива Ангары, на 28 м км шоссе. Это чуть меньше половины расстояния до Байкала.

На западе Иркутска построен микрорайон Ново Ленино, это большой жилой массив. В конце этого района начинается Московский тракт. В центре построена дорога в объезд Иркутска, идущая до города Шелехов – на восток.

И вот папа получил квартиру в Иркутске. По тем временам это была шикарная жилая площадь. Дом на улице Желябова 3 был ещё царской постройки – раньше в нём находился ломбард. Стены толщиною более двух метров, окна с двойными рамами. Эта квартира на первом этаже имела вход со двора. Вход был только в одну эту квартиру из пяти комнат. Нам выделили две комнаты и кухню. В кухне была русская печь, в ней бабушка готовила пищу. Этой печкой отапливалась кухня, а комнаты отапливались «голландкой». Стены дома были настолько толстыми, что даже в зимние морозы в квартире было тепло. Мы быстро перебрались в квартиру, началась наша жизнь в Иркутске. Я, кажется, заболел, хотя и не замечал этого. Болезнь моя, как мне потом рассказали, заключалась в непрерывном подергивании рук и ног. Меня наблюдали лучшие доктора города: доцент Фельдгун (впоследствии он заведовал кафедрой детских болезней в мед. институте) и Миль (брат будущего известного конструктора вертолётов, кажется, он был родственником дяди Лёли – мужа бабушкиной сестры Сары). Мне поставили диагноз: малая хорея. Это вариант ревматизма, который проходит сам по себе, без какого-либо лечения. И, действительно, скоро симптомы хореи прошли, и мы о ней забыли (хорея – это, в переводе на русский язык, «ноги». Хореография, в дословном переводе, – запись ногами).

Девочка Тамара, которая жила со своей мамой в одной из комнат квартиры, была почти моей ровесницей. Мы с ней играли в куклы, у нас были еще какие-то общие игрушки. В хорошие дни мы играли на улице, к нам присоединялся мальчик из соседнего подъезда – Юра Левандовский. В нашем дворе находился детский садик. Меня туда записали, но я долго не мог привыкнуть, страшно плакал, потом привык. В те годы были стычки на восточной границе СССР – на озере Хасан, Халкин-Голе. Помню, как мы играли в пограничника Карацупу, задержавшего шпиона. Помню, как я участвовал в костюме медвежонка на новогодней елке. Научился читать. Мама мне покупала «книжки-малышки», они были чуть больше спичечного коробка. Очень много было детских книжек, в том числе и переведенных на русский язык немецких стихов и сказок, например, «Плюх и Плих». Лето, как всегда, мы проводили в поселке Мальта.

Мои родители, кажется, решили, что я уже подрос и мне пора заняться чем-нибудь нужным и в будущем полезным. Они отдали меня учиться немецкому языку. Нашли старушек: немку и её сестру-пианистку. Я стал ходить сначала к музыкантше. Жили эти бабульки недалеко от нас (на улице Степана Разина). Немецкому языку я пока не стал обучаться – родители решили, что это будет большая нагрузка. Водили меня к учительнице (имени её я не помню) два раза в неделю, и она мучила меня, как могла. Я должен был играть гаммы и правильно ставить на клавишу соответствующий палец. Это был ужас! Когда учительница отворачивалась, я начинал играть гамму одним пальцем. Однажды она это увидела, схватила линейку и стала ею бить меня по руке, по пальцам. Я начинал плакать как Ванька Жуков из рассказа Чехова. Мои уроки музыки продолжались недолго, почему-то меня перестали к ней приводить.

С немецким языком было по-другому. Мои родители были убеждены, что тогда мне необходимо было овладеть немецким, и что его надо учить с детства. В середине 30-х годов Германия набирала сил. У Советского Союза складывалось мнение, что это государство будет одним из ведущих в мире и, надеялись, дружественном с СССР. (Но получилось всё не так… И сейчас английский язык признан международным языком общения.) В начале войны к нам домой приходила старушка немка, она была достаточно доброй, но дела шли медленно. Звали мою учительницу Фанни Александровна фон Рингенберг. Жила она недалеко от нашего дома (на улице Свердлова), в какой-то разваливающейся хибарке. Она приходила ко мне 2 раза в неделю. Сколько рублей за уроки в месяц она получала от отца, я не знаю, но обязательно в её зарплату входили обеды. Ей очень помогал директор хлебозавода, и он её рекомендовал моему отцу. Я помню, что она ознакомила меня с готическим шрифтом, научила читать и писать. Какие-то книжки были у нее, какие-то у меня. Занимались мы с ней около 2 лет – она была очень старенькая и слабенькая. Вдруг она перестала ходить – тихо скончалась в своей квартире, и через несколько дней её похоронили (кажется, соседи).