В то время как Лотта фотографировала, я всунул ногу между раскрытыми створками и рванул, чтобы вытащить так же быстро, как сделал бы это человек, случайно ступивший на нее; вернее, я хотел вытащить. Раковина закрылась и не пускала ногу. Чем больше я дергал, тем теснее смыкались створки. Животное вряд ли имело дурные намерения: просто чужеродное тело раздражало его, и оно все плотнее смыкало створки. Я подождал, пока не почувствовал, что раковина сжимает ногу с меньшей силой. Но тридакна снова была проворней меня. Через тридцать пять минут мы сдались, при помощи троса подняли ее и вытащили на мелководье. Я сунул между створками нож, укрепленный на палке, и перерезал большую запирающую мышцу. Только тогда нога освободилась, и мы увидели, как ее "обработала" тридакна: края створок с двух сторон врезались в гипс.
В самом деле, рассказы о раковине-убийце выглядят правдоподобно. Если собиратель морских огурцов ступит во время отлива между створками раковиныубийцы в том месте, где вода достигает ему по грудь, то вполне возможно, что она удержит его до тех пор, пока он не захлебнется в прибывающей воде. Несомненно, может погибнуть и ныряльщик, сунувший руку или ногу между ее створками.
Прошла неделя. Мы находились на острове Герои, в южной части Барьерного рифа, на расстоянии тысячи километров от Кэрнса. Нам сказали, что сезон дождей начинается здесь позже и что нам, может быть, повезет. Теперь мы были здесь, но, увы, шел дождь!
Ночью мы с Лоттой обошли кругом острова по круто поднимающемуся песчаному пляжу, освещая путь карманным фонарем. Из чащи в глубине острова доносились жалобные крики, похожие на плач маленьких детей. Здесь высиживало яйца более миллиона птиц: остров Герои - заповедник. Кричали молодые буревестники, которые сидели в ямах на земле и подзывали родителей, летавших кругом в поисках пищи.
Была та пора года, когда на берег выползают большие морские черепахи, чтобы откладывать яйца. Раньше на острове Герои была фабрика по изготовлению консервированного черепашьего супа, но производство приостановили, а предприятие превратилось в хозяйство для обслуживания туристов. Мы были, вероятно, последними посетителями в этом году и надеялись понаблюдать за черепахами во время кладки яиц. Обойдя половину острова, мы увидели на песке широкий след, ведущий из воды.
Он был похож на след танка, а посередине проходила тонкая линия, образованная штрихами и точками. По ней мы узнали, что животное ползло вверх. Взбираясь на берег, черепаха напрягает все силы; она помогает себе даже маленьким хвостиком. Так возникают небольшие точки. Если же она ползет по склону вниз, назад к морю, тогда хвост оставляет непрерывный след.
Мы осторожно двинулись по следу. Петляя, он вел в кусты, а потом снова вниз к морю. Либо животное уже отложило яйца, либо не нашло подходящего места. Немного дальше мы увидели второй след, который привел нас к черепахе. Это было чудовище весом более ста килограммов; оно вырыло углубление и сейчас при помощи задних конечностей копало под собой ямку глубиной около сорока сантиметров. Лапы ковшеобразно выгибались при этом и работали попеременно. Они вынимали одну кучу песка за другой, складывали его на краю ямы и отбрасывали в сторону. Ей мешал какой-то корешок и немного песка все время падало назад в яму, но черепаха педантично выгребала его снова и снова. Наше присутствие ни в малейшей мере не стесняло ее. Наконец, чтобы помочь ей, мы вырвали мешавший ей корешок. Как только яма была очищена, она принялась за кладку, и одно яйцо за другим стали падать на дно. Мы насчитали восемьдесят девять штук. Затем черепаха засыпала яму и заровняла это место, минут десять ползала, чтобы как следует замаскировать его, и, удовлетворенная, двинулась назад к морю.
Яйца лежат в, нагретом песке примерно десять недель, после чего из них вылупляются маленькие черепахи. Они ждут в песке, пока не стемнеет, так как инстинкт подсказывает грозящую опасность. Тем не менее из десяти черепашьих "бэби" до моря в лучшем случае благополучно добирается одно. Большие крабы подстерегают по пути добычу и утаскивают ее, птицы бросаются и уносят в клювах. Особый трагизм в том, что как крабы, так и птицы лакомятся только глазами маленьких черепах.
Ученые заинтересовались таинственным инстинктом, позволяющим животным угадывать направление к морю. Ведь они избирают правильный путь, даже если между местом кладки и берегом находятся песчаные дюны.
Нам посчастливилось найти также и несколько только что вылупившихся черепах - живых, разумеется, так как мертвые с выеденными глазами были повсюду. На следующее утро мы экспериментировали с ними в большой лагуне, где глубина достигала двух-трех метров.
Хотя дно было совершенно гладкое на протяжении ста метров, маленькие черепашки узнавали даже в воде направление к открытому морю. Мы неоднократно поворачивали их, но они все равно не сбивались, не колеблясь описывали дугу и брали прямой курс на край рифа, расположенный в четырехстах или пятистах метрах.
Несмотря на плохую погоду, мы ныряли у прибрежных рифов. На глубине более пяти метров большинство кораллов оказывалось мертвыми или занесенными песком, наверху же, у края рифа, напротив, жизнь бурлила ключом. Здесь снова подтверждался закон, по которому в более прохладном климате количество видов уменьшается, но зато сильно увеличивается число особей. В противоположность множеству других образований у Кэрнса полиповые колонии состояли из незначительного количества видов, но зато простирались на большие расстояния.
С грустью прощались мы с Большим Барьерным рифом. Вернувшись в Сидней, я по приглашению Королевского зоологического общества сделал доклад о наших опытах. Спустя два дня мы были уже за три тысячи морских миль от Сиднея, на острове Кантон.
Еще во время перелета из Америки в Австралию нам бросились в глаза его параллельные рифовые каналы.
Нас встретило безоблачное небо. Несколько приветливых полинезийцев наблюдало, пока мы грузили все наше снаряжение на автомобиль, предоставленный авиакомпанией в наше распоряжение.
Мы проехали немного по покрытому лишь низким кустарником атоллу и попытались в нескольких местах пробраться вброд через мелководье внешнего рифового плато к обрыву. Замеченные с самолета каналы начинались в зоне прибоя, и глубина их достигала одного-полутора метров. Они, очевидно, были промыты водой, возвращающейся в море, и по ним можно было скорее всего попасть в глубину под яростными волнами. Нужно было только найти конец такого канала и нырнуть в него: море само скоро втягивало пловца под бушующие волны.
Внешний край рифа спадал сначала наклонно, затем круто; он напоминал внешнюю сторону рифа Гик. Здесь было много черноперых акул с черно-белым спинным плавником. Мы одновременно видели до десяти штук. Они оказались звукочувствительными, их можно было прогонять криками. При третьем спуске нас сопровождал Джим Бейдекер, голландец, служащий авиалинии, который до сих пор нырял только в мелкой воде внутренней лагуны. Он писал мне позже что полностью преодолел страх перед акулами, и посылал подводные снимки, сделанные им самим у внешнего склона. Мы остались на три дня, затем провели еще три дня на Гавайских островах и, наконец, полетели домой.
МЫ ОХОТИМСЯ НА КАШАЛОТА
Спустя полгода настал момент, которого мы так долго ждали. Наша гордая "Ксарифа" под всеми парусами вышла из Гамбурга в море. Путешествие должно было продолжаться восемь месяцев; мы рассчитывали побывать в Карибском море и на островах Галапагос. Тысячи людей провожали нас. Сейчас ведь мало парусных яхт такой величины. Возможно, люди, приветствовавшие нас с берегов Эльбы до самого Куксхафена, видели в "Ксарифе" символ прошедших времен.
Наша главная мачта имела тридцать три метра в высоту, площадь парусов равнялась пятистам пятидесяти квадратным метрам. С помощью двигателя мы развивали скорость до восьми-девяти узлов, под парусами - двенадцать узлов. Топлива и воды мы могли захватить по двадцать тонн. Это количество топлива обеспечивало нам радиус действия в четыре тысячи морских миль (примерно расстояние Гамбург - Антильские острова), а воды могло хватить на пять месяцев, если считать шесть литров в день на человека. Но по пути мы должны были входить в многочисленные порты, поэтому воду можно было не экономить.
