Кучи дерьма, валяющиеся по улицам, обычно убирают. Её… её же пытались убрать. Столько раз, столько лет подряд. Пытались… А она не дала. Она такое мерзкое дерьмо, что даже не даёт себя убрать. Сама убирает всех тех, кто хочет убрать её. Дерьмо… Дерьмо, которое так отчаянно борется за свою вонь.

Лучшее дерьмо на свете. Прекраснейшее. Великолепное.

Такая дерьмовость восхищает.

- Дерьмо дерьмо дерьмо… Я такое дерьмо. Я пачкаю всё, чего касаюсь. Даже Мукуро. Даже Хаято... Хаято такой нежный и невинный. Он… Да зачем он мне нужен. Затем, чтобы я, дерьмо, почувствовала свою власть ещё сильнее, почувствовала его обожание, пила, пожирала его восхищение и его самого. Пожирала… Дерьмо. Дерьмо я. Я пачкаю всё, чего касаюсь. Пачкаю, оскверняю, превращаю в дерьмо, а затем пожираю. И сама становлюсь ещё обширнее, ещё вонючее… Ещё дерьмовее. Я дерьмо… Да как я до этого дошла. Да как я к этому пришла… Да я всегда такой была. Почему, почему я не убила это в себе, когда оно ещё не было так велико. Так… огромно. Так дерьмово. Почему…

Всё дерьмо рано или поздно вылезает наружу. Оно как прыщ. Сначала зреет, подготавливается где-то внутри, под толстой шкурой, а потом показывается. И долго, долго отравляет жизнь и делает противно всем окружающим. И даже если постараться от него избавиться, всё равно не получится это сделать до конца. А еще останется мерзкий уродливый след, тоже делающий противно всем окружающим. И не только им.

Дерьмо.

Есть люди, которые изначально живут так, чтобы никаких прыщей у них не появлялось.

А есть… а есть дерьмо.

Вот.

Дерьмо… Грязь на белой лилии… Тупая грязная зарвавшаяся малолетка, не видящая вокруг ничего, кроме собственной жажды власти, наширявшаяся этой самой властью и отравленная ею до мозга костей.

И неважно, кто это говорит. Бьякуран… Мукуро… Хаято… Сэри… Такеши… Кёя… Шоичи… мама... Какая разница.

- Я дерьмо. Я потребляю чужие желания, чувства, эмоции. Я беру их, превращаю в дерьмо и вбираю в себя. Дерьмо…

Девушка сквозь всхлипы услышала шорохи и замерла. Внизу кто-то ходил и гремел посудой. Мама встала готовить завтрак? Она глянула на часы, три семнадцать, рановато ещё. Скорее всего, Реборн вернулся. Тогда он, наверное, зайдёт к ней, хотя бы глянет… надо, чтобы она спала.

Девушка легла обратно. Полежала, смотря в потолок и выравнивая дыхание. Стараясь не заплакать снова.

Не думать, не думать, не плакать, не думать, не думать, не плакать, не думать, не думать. Не реветь… не думать.

Вот, даже сейчас она ищет все мыслимые и немыслимые поводы для того, чтобы не думать о дерьме и о себе! Даже сейчас она хочет забыть все свои выводы и жить дальше спокойно, будучи дерьмом и не вспоминая, что она дерьмо. Даже сейчас, даже сейчас она дерьмо! Дерьмо… такое дерьмо.

Девушка снова всхлипнула как можно тише и снова замерла, прислушиваясь к Реборну. Он как раз поднялся на второй этаж.

Приоткрыл дверь, заглянул. Зашёл. Тсуна молчала и дышала как можно ровнее.

- Тсунаёши. – Тихо позвал киллер. – Ты же не спишь.

Тсуна не ответила.

- Это видно. – Повторил Реборн. – У тебя сбито дыхание. И я слышал внизу, как ты что-то шептала.

Главное, чтобы он не понял, что она плакала.

- Тсунаёши. Ты серьёзно думаешь, что сможешь обмануть меня? Я различаю малейшие неточности в дыхании на раз. К тому же, если бы ты действительно спала, ты бы давно уже неосознанно отвернулась и спрятала бы уши под одеялом, чтобы внешний раздражитель не нарушал твой сон.

Тсуна всё равно не подала не звука.

Поскорее бы это мерзкое лицо высохло и вернуло нормальный цвет.

- Тсунаёши. Я хочу с тобой поговорить.

- А я не хочу. – Решила девушка всё же подать голос.

Тут же поняла, что снова ведёт себя как дерьмо… но было уже поздно, она уже встала на этот путь.

Вот, она снова делает всё, чтобы продолжать быть дерьмом! Она всегда делает всё, чтобы продолжать быть дерьмом.

Реборна такой ответ, кажется, немного удивил. Он несколько секунд помолчал, разглядывая что-то, видимое во тьме только ему одному. Потом сказал:

- Извини, я… немного не привык к тому, что меня не боятся, и забыл… Что у людей есть собственные желания, мнения и свободы. Ещё раз очень извиняюсь за свою навязчивость. Простите.

И Реборн ушёл, даже прикрыв за собой дверь.

Тсуна ещё раз подумала, что она дерьмо.

Подождала пока Реборн уйдёт…

- Почему… Почему… Как такое дерьмо вообще может вынести мир?...

====== Часть 46 ======

Не спала Тсуна до утра. Рыдала, ругалась, сжимала кулаки до боли. Всё очень тихо, чтобы ни Реборн, ни мама не услышали. Примерно после рассвета у неё возникла мысль спуститься на кухню, выпить успокоительного и чаю, но она побоялась. Неизвестно, спят ли Реборн и мама. И решила опять же, что она опять пытается забыть, что она дерьмо.

Ну дерьмо же.

Утром она, впрочем, встала и привела себя в такой порядок, чтобы ни следа ночных терзаний не проглядывало через плотную маску. Ну, насколько смогла. Но надеялась, что этого действительно не видно.

Только дерьмо будет показывать окружающим, как оно страдает из-за того, что оно дерьмо.

На кухне её уже ожидали мама, Реборн и злой красноглазый Рю. Интересно, помнил ли он, сколько времени прошло? Если помнил, то понятно, с чего такая рожа кислая. Бедный парень… И за что она, дерьмо такое, так жестоко с ним обошлась? И с Нагарэ, и с Черепом, и с его безымянным иллюзионистом… могла же выпустить почти сразу, так нет… игралась в свои куколки. Дерьмо.

Успокоительное она всё же выпила, чтобы укрепить свою маску спокойствия. Осторожно, так, чтобы никто не заметил. И чай себе заварила с мелиссой, перечной мятой, обыкновенной мятой и лавандой. Откуда маме или Реборну знать их свойства?

Правда, и вкуса чая она тоже почти не почувствовала. Удивилась даже – почему он как обыкновенная горячая вода?

Никто ничего и не заметил. Реборн всё время смотрел на неё с очень задумчивым видом, но он больше думал, чем смотрел. Тсуне не хотелось просчитывать, что он думал. Самое дерьмовое занятие из всех. Это, конечно, как раз для неё… Но она уже от этого устала. Слишком от этого устала.

После завтрака Тсунаёши ушла, даже не попрощавшись вслух, а лишь слабо помахав маме рукой.

Не хотелось ничего. Ни в кафе идти, никуда. Может, вообще в школу сходить? Нет, она там повесится. Повеситься…

Нет, умереть – тоже не выход. Возникнут новые Аркобалено. Весело будет. За что ей это?.. Да за всё дерьмо. Что она, дурёха, не знает, что ей за что? Как она ещё смеет спрашивать у себя что-то подобное? Она не должна даже думать о том, что для неё возможно право страдать. Вендиче тогда заберут Мукуро… Мукуро… Мукуро.

В носу снова противно защипало, Тсунаёши опустила голову. Не выдержала и опустилась на корточки, будто подломилась. Ей самой пришло в голову это сравнение, но она отогнала его, решив, что она опять размышляет, как последнее дерьмо. Она же это заслужила. Она не может ломаться, она может только разваливаться, как излишне высокая башенка из дерьма, которую какому-то психу пришло в голову построить. Ей ещё очень захотелось упасть на колени, а то и вообще сесть на землю. А то и вообще провалиться под землю, лишь бы быть ниже… как можно ниже.

Потом она подумала, что это не должен никто видеть. После этого всё же упала.

Потом она подумала, что и сама не хочет себя видеть.

Потом она, конечно, снова вспомнила, что такие мысли могут принадлежать только полному дерьму…

====== Часть 47 ======

- Ты совсем с ума сошла?! – Возник рядом смутно знакомый голос.

Девушка не ответила – она пыталась вспомнить, кому он принадлежит.

- Тсуна, Тсунаёши! Очнись! Как ты до этого дошла?! – Запаниковал другой голос, казавшийся чуть знакомее… или, наоборот, другой голос был ближе?

Какие глупые, банальные слова. Как это бессмысленно… Какая это чушь.

- Она очнулась. – Сообщил первый голос. – Только либо не хочет ответить, либо не может. Может, с ней что-то не так?