Литмир - Электронная Библиотека

А Масем-хан повсюду разослал весть о большой свадьбе. Вернулся Хаубан в его яйляу и видит — бии, аксакалы, их сыновья, мурзы, гарцующие на аргамаках, на рысаках резвых, скакунов под уздцы прогуливающие, всю яйляу хана заполнили, большой майдан образовали. От соседних баев и тарханов33 собралось много народу. На одном краю майдана стояли бедняки-батыры, не имеющие ни коня, ни шубы, на другом — женщины, девушки, старухи и дети. А в центре майдана стояли жены Масем-хан а, три его дочери и зятья. Бии и аксакалы толпились вокруг хана, ожидая начала праздника.

Борцы, ловко накрутив кушаки на руку, ходили взад-вперед, волнуясь. Певцы, пробуя голоса, пили сырые яйца. Кураисты, не давая кураям засохнуть, — брызгали на них водою. Всадники-глашатаи, соблюдая ряды, водили скакунов вокруг майдана.

Подошел Хаубан к кругу и осмотрел всех по порядку. Айхылу возле хана не было почему-то. Вдруг притих народ — это в окружении множества девушек появилась Айхылу. Все юноши подтянулись, приосанились, не спускают глаз с ее прекрасного лица.

Масем-хан вышел на средину майдана и сказал так:

Собрал майдан я во славу страны:
Радостью полон я ныне большой —
Дивом похищенная дочь моя
Милостью божьей вернулась домой.
Как в кадыр-тюн34 ликованием я
Всею душой непомерно объят.
Дал я аллаху обет: в честь того,
Что дочь моя возвратилась назад,
Тому, кто престол мой впредь защитит,
Кто Шульгену за все отомстит,
Кто голову дива, убив, принесет,
Тому свою дочь в жены отдам.

Услышав это, батыры пригорюнились, не смея произнести ни слова.

Лишь один Акбулат-бий вышел вперед и, глядя на Айхылу, проговорил:

Айхылу моя, расскажи
Нам обо всем,
Что случилось с тобой,
Пусть батыры,
Что здесь собрались,
Узнают,
Как ты осталась жива.

И Айхылу так рассказала:

Я у хана младшая дочь,
Баловницею я здесь была,
Дни напролет смеясь и резвясь,
Жизнь беспечную я вела.
Однажды поехала я на прогулку
На, караковом рысаке,
Все подруга мои со мной
Поехали вместе налегке.
Мы резвились, как могли,
Смеялись и пели от души
На лужайке у озера Шульген,
В огнецвете пахучих трав,
Собирали мы там цветы.
Вдруг рядом с собой я увидела что-то
Медведем назвать —
На нем шерсть гребнем,
Волком назвать —
Он волка крупнее.
Лапой крепко меня обхватил,
И от страха,
Что меня обуял,
Я лишилась последних сил.
Помертвело тело мое,
Потеряла сознанье я,
А глаза вновь открыла я —
Стоят девушки возле меня.
Все от страха бледны, как снег,
Замер где-то их звонкий смех,
Пожелтели лица,
Как медь;
Все похищены,
Как и я,
Все напуганы,
Как и я,
Оторваны от родной земли.
С ними познакомилась я,
Расспросила,
Откуда кто…
Потом старуха к нам подошла,
Вся морщинами изошла.
Позабывши про горе свое,
Собрались мы возле нее.
Каждую расспросила она,
Кто похищен с какой страны.
Про свой род и про племена
Мы рассказали ей все сполна.
Стала рассказывать о себе:
— Мой муж на Урале знаменит,
Был прославленный егет.
По одному имени его
Знать должны вы про него.
(А про гибель его не скажу —
Будет трудно одной из вас).
Не уступавший дорогу ханам,
Звался он в мире Сура-батыр.
Если из лука стрелял,
Никому в меткости не уступал.
Но однажды тяжелым сном
Он в одиночестве уснул;
Враг, что жаждал его крови,
В поле спящим его застав,
Прямо в сердце вонзил стрелу.
А чтобы о том я вовек молчала,
Тайну народу не открывала,
Заставили клятву дать,
И потом
Утопили в озере этом глухом.
Зверь какой-то меня проглотил,
Захлебнуться тем самым не дав,
Пасть была его велика…
Я пришла в себя — и меня
Изрыгнул он наружу,
Сказав:
— Вылезай поскорей назад,
Куда нужно, туда пришла,
Нет других у тебя дорог,
Когда жив был твой муж,
В меня
Он стрелял,
Он бы кожу мою содрал —
Из ножен даже вынул нож.
Я молил его:
— Пощади!
Видя, что я слезами кровавыми
Истекаю,
Меня пожалел:
«Видно, с детства ты в рабстве рос,
Лишенный матери и отца,
Позабыл про свой род и дом,
Тварь ничтожная» —
Он сказал.
Хоть зовусь я с тех пор Кахкахой,
Хоть Шульгена я первый батыр,
Хоть во всем я послушен царю,
Хоть брожу по Уралу я,
Кого бы ни проглатывал я,
Несчастный пищей не будет мне,
Хоть гореть мне в голодном огне.
Ты пришла теперь в этот мир,
Надолго останешься в этой стране.
Озеро Шульген — оно таково:
Из кровавых потоков слез,
Что скопились в месте одном,
Неумолимо росло и росло,
Пока озером не стало оно.
Тот, кому принадлежит престол,
С рожденья от матери бием был:
Из заживо вырезанных костей
Им воздвигнуты эти дворцы;
Окружающие сады Живой кровью орошены», —
Так сказал мне тот зверь тогда.
И про весь тот страшный рассказ
Нам поведала старушка та.
Тот, кто похитил ее с земли,
Как узнала потом уже,
И меня утащил на дно.
А потом к нам пришел егет,
«Я с Урала», — он нам сказал,
Осмотрел подводный дворец
И потом меня повстречал.
С глазами, полными грусти и слез,
Помню, из дворца он ушел.
Затем немного погодя
Сон на меня тяжелый напал.
А проснулась и счастью не верю —
Оказалось, лежу я
Посреди поля —
На травах земных,
На цветах душистых.
И вижу вдали —
Родной Урал
Гористою цепью.
Сквозь камышей ресницы
Озеро Шульген коварным глазом
На меня молча смотрит…
Весь луг вокруг разукрашен
Ярчайшими цветами.
Лес зеленый полон
Птичьими голосами.
Проворно веющий ветер
Волосы развевал мне…
При виде этого радость
В сердце раздула пламя.
На ноги я вскочила,
Увидала егета —
С бьющимся сердцем
К нему подбежала,
В лицо его я вгляделась,
А вглядевшись — узнала…
Рядом с егетом —
Тулпар весь белый —
Седло в серебре,
В золотых блестках,
С булгарской подпругой,
С чепраком, украшенным жемчугом,
С пряжками из оленьей кожи,
Стремена серебром сияют,
Лука седла золотом светит,
Рукоятка у длинной
Вьющейся плетки
Искусно отделана сердоликом,
Хурджун35 разукрашен сафьяном,
Сбоку к седлу приторочен;
На груди коня —
Красивый нагрудник,
На крупе — крепкий
Витой подхвостник,
Из шелковой цепочки недоуздок,
Уздечка на нем
С двойными удилами
И крепкий повод
К луке привязан…
У коня грива,
Как волна, крутая,
Шерсть у коня —
Как мягкая щетка,
Спина гладкая,
Как у щуки,
Бока узкие, а ноги
Длинные, как у зайца,
Копыта крутые,
Узкие щеки.
Уши острые,
Как камышинки.
Ноздри широкие, большие,
Глаза медью отливают,
Грудь, как у сокола, изогнулась,
Со лба свисают двойные вихры,
Подбородок острый,
А губы сжаты —
И зовут коня Акбузатом.
Вот какой это конь по виду —
Он сам дает советы егету
И, как человек, говорить может…
…Этот егет
Спас меня из неволи.
Не говорил,
Что возьмет в жены,
На честь мою не покушался…
Он мне домой указал дорогу…
Хоть звала с собой —
Он отказался.
вернуться

33

Тархан (монгольское) — человек, освобожденный от подати, пользующийся в обществе социальными привилегиями среди своих соплеменников. Тарханекие грамоты впервые в Башкирии раздавались татаро-монгольскими ханами. Тарханские грамоты раздавались башкирам также и русскими царями за особые заслуги после присоединения Башкирии к Русскому государству.

вернуться

34

Кадыр-тюн — ночь, когда раскрывается «купол неба и появляется свет». По исламской мифологии, Кадыр-тюн бывает один раз в году; все желания человека, в эту ночь задуманные им, должны быть исполнены.

вернуться

35

Хурджун — переметная сума.

8
{"b":"767628","o":1}