— Сколько их там? — спросил он. — Миллиграмм наберётся?

— Навряд ли, — с сожалением ответил Хольгер. — Возможно, полмиллиграмма кейзия, а констия — ещё меньше. Хватит, чтобы сделать притравку для сольвента и положить под стекло. Насчёт опытов — сомневаюсь.

— Я только проверю, как они блокируют излучение, — пообещал Гедимин, разглядывая белесую взвесь. Кейзий, находясь в ирренциевых кристаллах, от соседства с кислородом и ионизирующего излучения окислился, но констий, судя по золотистому блеску осадка, остался химически стойким. «Интересные вещества,» — думал Гедимин. «Возможно, удастся задействовать их в реакторе.»

Над центральным постом охраны разносились попеременно рождественские песнопения и гимн Атлантиса. Флагов на флагштоках уже не осталось — один из них перевесили на градирню, второй Гедимин обнаружил в мусорном баке робота-уборщика. «Выкинь!» — скривился Линкен, увидев «трофей», принесённый в лабораторию. «Ты в себе? Это флаг Ураниума,» — потыкал пальцем в полотнище Гедимин. Теперь оно, перевешенное на самодельный флагшток, трепыхалось на ветру над водосборными цистернами. Охрана пока не заметила пропажу.

В мусорных контейнерах лежали бутылки из-под виски — для маскировки их завернули в упаковки от сухих пайков и остатки ёмкостей для Би-плазмы, но запах спирта был заметен любому сармату, идущему мимо. Встреченный утром Кенен, ухмыляясь, потирал руки и рассказывал о росте спроса на жжёнку и о перегонных аппаратах, работающих без перерыва. Гедимин отобрал у него литр глинтвейна «Маккензи» и попросил сделать ещё. Учётчик обиженно фыркнул и сказал, что ему некогда.

Ни на одном из постов не осталось людей-охранников — на въезде на станцию их временно заменили сарматские патрули, по территории вообще никто не ходил. Из градирни, отмеченной флагом Атлантиса, периодически доносились вопли, плеск и человеческие ругательства. Щит, предупреждающий о запрете купания в охладительных башнях, куда-то исчез вместе с подпоркой.

— Интересно, где Фюльбер, — пробормотал Гедимин, в очередной раз выбравшись из «ангара» и услышав звуки со стороны градирен. Иджес, вышедший «подышать воздухом» вместе с ним, весело хмыкнул.

— Дома, празднует. До второго не вернётся. Атомщик, хватит работать! Пойдём в градирню!

— Ближе к вечеру, — пообещал Гедимин. — На полчаса.

Он бы вообще не отлучался из лаборатории — Хольгер работал с новыми металлами, обещал вскоре показать готовые образцы, и пропустить это сармат не хотел. Но время подошло к обеду, и, если верить расчётам Герберта, в Ураниум должны были доставить его посылку. Прихватив в лаборатории миниглайд, сармат пошёл за ней.

Обстановка в форте ничем не отличалась от обстановки на центральном посту охраны АЭС — разве что гимн звучал громче, а людей — в экзоскелетах и без них — собралось больше, и им было тесно. Гедимин, не встретив на пути ни одного часового, заглянул в здание. Охранник, отвечающий за выдачу посылок, вздрогнул и поспешно толкнул в его сторону распакованный контейнер.

— Забирай и проваливай!

Гедимин насмешливо сощурился — сквозь прозрачную упаковку было отлично видно, что все присланные кексы на месте, но один надкушен.

— Кто это съел? Ты? — беззлобно спросил он, привычно отметив разболтанные, слабо скоординированные движения охранника; бутылок виски и контейнеров жжёнки на виду не было, но в человеке явно содержалось много этилового спирта.

Экзоскелетчика передёрнуло так, что лязгнули пластины брони, и он ткнул рукой в сторону выхода.

— Вали в туман со своим крысиным ядом!

Гедимин осторожно завернул посылку в ветошь и вышел на площадь. Ухмылка не сходила с его лица всю дорогу до «Полярной Звезды», — очередная «макака» попалась в традиционную ловушку, и можно было слегка развеселить Герберта в новом письме.

… - Глинвейн и кексы — всё как положено, — удовлетворённо вздохнул Хольгер, откидываясь на спинку стула и кладя локоть на край пустого стола. Большая часть оборудования была убрана ящики, на видном месте под защитным куполом блестели запаянные в стекло кусочки металлической фольги. Гедимин, увидев их, подобрался и заинтересованно хмыкнул, ненадолго забыв и о кексах, и о глинтвейне.

— Металлы готовы?

— Да, я закончил, пока ты летал за посылкой, — кивнул Хольгер. — Куда?! Руки вытри!

Он протянул сармату проспиртованную ветошь и достал из кармана тонкий пинцет.

— Смотри осторожно, Гедимин. Пальцами не трогай.

Пинцет для работы с миниатюрными образцами тонул в руке сармата, и Айрон, наблюдавший за Гедимином, даже протянул руку, чтобы помочь, но сармат отмахнулся и аккуратно взял образец со стола. Это был тонкий, почти прозрачный листок чистого кейзия; Гедимин впервые увидел его очищенным, — светло-серый металл с серебристым блеском.

— Можно взять его для опытов? — спросил сармат. Хольгер кивнул.

— Если такой тонкий слой даст какие-то результаты, то… Это будут многообещающие опыты.

Гедимин положил кейзий на раскрытую ладонь и подобрал второй, микроскопический кусочек фольги, — образец констия. На вид металл был неотличим от золота, а вес крошечного образца невозможно было оценить на глаз. «Два самых тяжёлых стабильных металла из существующих,» — думал Гедимин, рассматривая кусочки фольги. «И на них наткнулись только сейчас.»

Он взял у Хольгера пучковый облучатель и пошёл в пустой угол лаборатории, под защитное поле, не обращая внимания на недовольное хмыканье Константина. Простейший экспериментальный прибор был изготовлен быстро, — излучатель, миниатюрный зажим, экран сивертсенова поля по ту сторону закреплённого образца. Зелёный омикрон-луч — узкий пучок квантов — скользнул по экрану, оставив яркую полосу, и уткнулся в серебристую фольгу. Гедимин долго смотрел на защитное поле, щурясь от напряжения, но видел только едва заметные размытые разводы зеленоватого цвета. «Поглощает,» — сармат недоверчиво хмыкнул, покачал излучателем, — пятна ярче не стали. «Даже такой тонкий слой… Если взять хотя бы миллиметр — что будет?»

Место кейзия в зажиме занял констий. В этот раз сармат точно настраивал излучатель — промахнуться было проще простого — но всё получилось, и через минуту он, нелепо ухмыляясь, глядел на зелёный луч, упирающийся в тонкую, но непреодолимую преграду. На защитном поле не появилось ни отблеска — жёлтый металл взял всё на себя.

— Интересное вещество, верно? — Хольгер заглянул в отгороженное «помещение». — Я определил температуру его плавления. Кейзий — довольно легкоплавкий металл, сходный со свинцом, а вот констий гораздо интереснее. Похоже, это сравнимо с температурой плавления вольфрама — и даже превосходит её. Моих измерений хватило на шесть тысяч по Фаренгейту, дальше отказал датчик, но мне кажется — это не предел.

Гедимин заинтересованно хмыкнул.

— Значит, констий не так уж похож на золото? Интересно… А другие физические характеристики?

— С таким крошечным образцом тяжело работать, — недовольно сощурился Хольгер. — Но… Похоже, это крайне прочный металл. Даже такой тонкий слой проявляет необычную крепкость на пробой и на разрыв. А вот кейзий мягок и пластичен. Я думаю, его могли бы плавить и ковать даже первобытные люди — их технологий на это хватило бы.

Гедимин вспомнил отрывки из познавательных фильмов о человеческой истории, странных мартышкоподобных существ в чужих шкурах и цацках из органических материалов, их орудия из камня и костей, потом представил, как они выделяют из ирренциевого порошка кейзий для отливок… Получившаяся картина была настолько странной, что у сармата слегка закружилась голова, и он решил подумать о чём-нибудь более привычном.

…Образцы вернулись под защитный купол, и Константин тут же забрал их на свой стол и сердито фыркнул на Гедимина за предложение оставить их под облучателем до праздника смены дат и посмотреть, что получится. Эксперимент пришлось отложить, и сармат, пожав плечами, вернулся к верстаку. Нужно было немного отдохнуть и дать мозгу остыть; он включил смарт и проверил почту.