— Прошу прощения, — проговорил человек, шумно сглотнув; его взгляд скользнул по верстаку, разложенным деталям, неподвижной камере — и упёрся в грудь Гедимина. Сармат озадаченно мигнул.

— Моя камера… Она сломалась.

— Забирай, — Гедимин положил серебристый шар на край верстака. Человек не обратил на устройство внимания — он в упор разглядывал сармата.

— Да, она точно сломалась, — кивнул он сам себе. — Я потерял управление. Можно её отремонтировать?

— Иди к ремонтникам, — отозвался Гедимин. — Ангар на Грузовом аэродроме.

Человек странно усмехнулся, но не двинулся с места. Взяв камеру в руки и немного подержав, он снова опустил её на верстак.

— Почини её, пожалуйста. Я могу заплатить. Я знаю, что вы, сарматы, любите.

Он сунул руку в серебристый кофр, свисающий с шеи, и Гедимин изумлённо мигнул, — человек принёс небольшой тюбик с горчицей. Сармат перевёл взгляд с тюбика на камеру и хмыкнул.

— Обычно я беру серебряную проволоку, — проворчал он, забирая камеру со стола и закрепляя на выдвижном стержне ремонтной перчатки насадку-«звёздочку». Человек кивнул.

— Да, серебряная проволока… Я обсуждал все эти ваши дела. Готовился. Могу найти и проволоку… Вот ещё. Мне сказали, ты часто за этим ходишь.

Рядом с горчицей появился тюбик васаби. Гедимин слегка сощурился, стараясь не мигать слишком часто, — он был крайне удивлён и озадачен. Человек закрыл кофр, посмотрел на респиратор — он всё ещё держал маску в руке, и она ему мешала — и бросил его на верстак.

— Надень, — буркнул Гедимин, осторожно вычищая миниатюрную вентиляционную решётку. Винты должны были гнать пыль наружу, от фильтров, но сармат не видел ещё ни одного летающего дрона, который не нуждался бы в чистке.

— А… — человек подобрал респиратор и покачал головой. — Нет необходимости. Один миниглайд пылит сильнее, чем все ваши станки. Состав воздуха мы проверяем в первую очередь.

Он успел подойти к сармату почти вплотную, — оторвав взгляд от полуразобранного дрона, Гедимин увидел, что пришелец стоит рядом и таращится на его руки. Сармат проследил за его взглядом, не нашёл ничего, кроме ремонтной перчатки, собственных ладоней и практически исправного, но далеко не совершенного дрона.

— Чего тебе? — Гедимин недовольно сощурился. — Скоро будет готово. Так у тебя есть серебряная проволока?

— Проволока, да, — рассеянно кивнул проверяющий, похлопав по бронежилету. — Проволока, блестяшки, микросхемы… Что захочешь. Если дашь мне кое-что сделать.

Гедимин мигнул.

— Что?

— Делай, что делаешь, — человек снова шумно сглотнул. — Ничего плохого не будет. Просто не мешай. Я хочу потрогать тебя. У тебя красивые мышцы. Никогда не трогал сармата. Просто сиди и не мешай, я всё сделаю.

«Hasu…» — Гедимин от изумления не смог даже мигнуть и практически забыл про дрон и мелкие неисправности, которые он собирался устранить. «Потрогать… меня?»

Пришелец сдёрнул перчатку и, оттянув застёжку комбинезона на груди сармата, приложил ладонь к его коже. Рука у него была прохладная, но при этом мокрая от испарины, даже липкая. Он медленно провёл ладонью по груди сармата, тщательно ощупывая мышцы.

— Хорош. Очень хорош. Я таких не видел, — протянул он, выглядывая из-под руки Гедимина. Сармат доделывал работу, стараясь не обращать внимания на липкие прикосновения. Ему было не по себе от действий чужака, но ещё меньше ему нравился его затуманенный взгляд.

— Да, это что-то, — человек провёл пальцами по животу сармата и неохотно убрал руку. — Сплошные мышцы. Как каменная статуя, только горячая. Наверное, ты можешь убить одним пальцем. Ты убивал людей? Много?

Сармат привинтил обшивку дрона на место и отодвинул шар на край верстака. Освободив руки, он рывком застегнул комбинезон. Ему хотелось в душ.

— Да, проволока, — человек похлопал себя по бронежилету, попытался просунуть ладонь под него, но быстро понял, что ничего не выйдет, и досадливо поморщился. — Всё в карманах. Не дотянуться… Помоги мне вылезти из этой жестянки!

Он взялся за наплечники и потянул их вверх, но броня плотно сидела на нём. Гедимин недобро сощурился и щёлкнул ногтем по обшивке дрона.

— Забирай и уходи. Иди проверять оборудование.

Чужак негромко хихикнул. Он по-прежнему не смотрел на дрон — его взгляд намертво прилип к сармату.

— Кому нужен этот металлолом?! Я пришёл к тебе. Я хочу тебя, сармат. Прямо здесь, на верстаке! Или нет… ты пойдёшь со мной. В закрытую комнату, на чистое бельё… Там настоящие белые простыни, теск. Ты когда-нибудь спал на белых простынях? Выбирай. Я на всё готов. Я бы разложил тебя прямо на урановых стержнях!

Гедимин ошалело мигнул и выпрямился во весь рост. Человек макушкой едва доставал ему до груди; он должен был отшатнуться, но остался на месте, только взгляд окончательно затуманился, и углы рта обмякли.

— Очень хорош, — пробормотал он, шумно сглатывая. — Лучший из всех. Узнаешь такое! Ты не чувствовал ничего похожего, теск. Я узнавал. Будешь корчиться и выть, свернёшься в пружину… У тебя все мышцы такие же мощные, верно? Ч-чёрт… Чего молчишь?!

Сармат озадаченно смотрел на него. Бессвязное бормотание чужака всё-таки имело смысл, — что-то похожее Гедимину попадалось в одном из фильмов, которые Кенен называл «познавательными». «Вот это что. Ему не самки нужны. Вот макака…»

— Ты хочешь со мной спариться? — уточнил он.

Чужак переменился в лице, что-то хотел сказать, но осёкся и несколько раз кивнул.

— Я не спариваюсь с макаками, — сказал Гедимин, подбирая со стола предметы, оставленные человеком. — Забирай это и уходи. Поищи среди своего биологического вида.

Серебристый кофр оказался довольно вместительным — туда влезло всё, и даже камера-дрон. Гедимин взял человека за плечи и вытолкнул на лестницу. Двери лязгнули за ним — сармат дёрнул их на себя слишком резко.

«Вот макака…» — Гедимин отключил аварийную защиту, и выход на смотровую площадку открылся. Инженер вышел, огляделся по сторонам, — оба проверяющих стояли на отведённом для них участке и сосредоточенно следили за полётом камер на мониторах. Самец стоял немного в стороне, его респиратор был пристёгнут криво, и сам он выглядел помятым. Гедимин посмотрел на свои руки, и его передёрнуло. «В душ бы…» — он прикинул, сколько времени осталось до конца смены, и, махнув рукой на недоделанную цацку и отложенный чертёж, пошёл в диспетчерскую.

— Ты чего? Авария? Неисправность? — встревожился Хольгер, увидев его на пороге. Сармат молча отмахнулся и подошёл к баку с водой. Он оттирался мокрой ветошью, пока на груди не выступили розовые полосы; потом бросил тряпки в мусорный контейнер и, застегнув комбинезон, сел к щиту управления.

— Всё тихо?

— Здесь — да, — Хольгер смотрел на него с тревогой. — Чего макака от тебя хотела? Что-то не так?

Сармат качнул головой и, дотянувшись до системы громкой связи, отключил её.

— Самец макаки решил, что я — его самка. У них точно не бывает эа-мутации?

Хольгер смерил его долгим задумчивым взглядом, потом погладил по плечу и оглянулся на площадку, где стояли проверяющие. Никто из них не смотрел в сторону диспетчерской, но Гедимин заметил — или, возможно, смущение и игра света ввели его в заблуждение — странный красноватый налёт на щеках самца.

— Кого только сюда ни пришлют… — пробормотал Хольгер. — Он тебе ничего не сделал?

— Он не в себе, и только, — буркнул Гедимин. — Надеюсь, в октябре приедет другой. Не нравится мне это…

Сигнал побудки прогудел в десять; Гедимин, успевший проспать три часа и прерванный на самом интересном моменте сна о попытке вставить реактор в охладительную башню, нехотя открыл глаза. Контейнеры с едой уже лежали у порога; кроме воды и Би-плазмы, сарматам привезли сто миллилитров жжёнки. В этот раз Кенен не изощрялся с рецептами — ни полыни, ни еловых веток, ни апельсиновых корок в продукт возгонки добавлено не было.