– Мы настаиваем, что нужно дождаться моего доверителя, – изрек он. – Мистер Минский желает вскрыть ящик.

– Но зачем?! – удивился Жолие.

– Чтобы воочию убедиться, что в Амстердам отправляется именно та картина, которая якобы принадлежит музею «Де Грут», хотя на самом деле она должна быть возвращена мистеру Минскому.

– Я лично упаковывал это полотно, – обиженно сообщил один из экспертов от Института искусств.

– Вы подвергаете сомнению честное имя института? – надменно спросил Жолие. – Возмутительно!

– Мы никого не хотим обидеть и никого ни в чем не подозреваем, – сказал Вестон. – Однако ставки в этой игре колоссальны. У мистера Минского есть все права инспектировать свою собственность, а в данном случае, если эта картина действительно представляет собой его собственность, у него есть все права не допустить ее вывоза из страны.

– Послушайте, вся идея как раз в том и состоит, чтобы отправить картину на проверку, – сказал Хенсон. – Ее изучат лучшие эксперты по Ван Гогу в мире!

Вестон взглянул на него поверх очков.

– При всем моем уважении, ее уже «изучал» один из так называемых лучших экспертов по Ван Гогу в мире. Этот эксперт, некий доктор Турн, допустил, по мнению мистера Минского, вопиющую ошибку. Мистер Минский настаивает, чтобы данная картина не покидала судебной юрисдикции Соединенных Штатов вплоть до того момента, пока он не осмотрит ее сам. И вполне вероятно, после этого тоже.

– Это… это сумасшествие! – взорвался Жолие. – У вашего Минского было двое суток, чтобы прилететь в Чикаго и увидеть полотно, прежде чем его упаковали. Как вообще мы можем установить подлинность, если картина не будет отправлена? Это идиотизм!

– И потеря времени, – вставил Хенсон.

Вандерхук шагнул к Вестону.

– Сэр, голландское правительство искренне желает, чтобы картина нашла своего законного владельца, кем бы он ни был, а потому категорически настроено следовать намеченному плану.

– А поскольку голландское правительство убеждено, что именно оно является законным владельцем, – ответил Вестон, – нельзя исключить прямое давление на любую группу голландских экспертов.

– Но ведь не все эксперты голландцы, – возразил Жолие. – В комиссии есть также француз, англичанин и немец. Только два человека будут представлять Нидерланды.

– Турн?

– Да, – подтвердил Жолие. – И доктор Эрик Люц.

– Ни одного американца? – спросил Вестон.

– Это сумасшествие, – повторил Жолие. – Вы были поставлены в известность несколько дней назад! Минский сам согласился на экспертизу. Все претенденты согласились, все до единого!

– Да, – холодно сказал Вестон, – но сначала мы требуем открыть ящик, чтобы мистер Минский смог подтвердить наличие своей картины. И если это его картина, то тогда мы будем решать, допустимо ли отправлять ее за границу.

– Да ведь он даже не приехал! – воскликнул Хенсон.

– Просто задержали рейс, – ответил Вестон. – В аэропорту Ла Гуардиа стоял сильный туман.

– Это его личные проблемы, – уперся Жолие. – Картина должна вылететь точно по расписанию. Я уже согласовал все детали для работы комиссии. Господи, ведь картину будет сопровождать представитель Казначейства, как вы не понимаете!

– И вы полностью доверяете правительству? – спросил Вестон. Он кинул взгляд на Хенсона. – Я не вам в упрек, поймите меня правильно.

– Весьма глупое замечание для юриста, – не остался в долгу Хенсон. – Вы тоже поймите меня правильно.

– Нет никаких причин задерживать вылет картины, – сказал Вандерхук. – А если таковая задержка произойдет, мое правительство будет очень и очень раздосадовано.

– Вы забываете про постановление суда, – ответил Вестон.

– А? Какое такое постановление? – изумился Хенсон. – У вас что, есть постановление?!

Вестон открыл свой атташе-кейс и извлек оттуда конверт.

– У мистера Минского есть право инспектировать личную собственность вне зависимости от того, какие затруднения это может причинить остальным претендентам.

Хенсон выхватил из его руки документ и принялся изучать написанное.

– Да, но до сих пор не установлено, является ли она его собственностью! – возмутился Жолие.

– Если вы задержите отгрузку, – подхватил Хенсон, – то задержите и окончательное решение о законном владельце.

– Это оскорбительно, – сказал Вандерхук, наливаясь кровью. – Мое правительство выражает протест! В интересах решения проблемы власти Соединенных Штатов, Франции и Германии согласились с предложением моего правительства направить картину в Амстердам на экспертизу.

Вестон пожал плечами.

– Меня заверили, что мистер Минский вот-вот прибудет. Его самолет должен был сесть пять минут назад.

Эсфирь взглянула на часы. Все еще есть вероятность, что она успеет на рейс «Эль-Аль», который вылетает через час. Если, конечно, удастся договориться со службой безопасности перед посадкой на борт. Впрочем, кого она пытается обмануть? «Эль-Аль» не отменит проверок даже для премьер-министра Израиля…

– Надеюсь, мистер Минский не станет возражать против возмещения ущерба народу Нидерландов? Мы уже оплатили перевозку! – выкрикнул Вандерхук.

Вестон сложил руки на груди.

– С нашим удовольствием.

– На распаковку уйдет время… – насупился Жолие.

– В таком случае предлагаю начать немедленно. – И с этими словами Вестон повернулся и отправился в другой конец ангара звонить по мобильному.

– А нельзя ли приоткрыть ящик, чтобы Минский действительно смог туда заглянуть? Только без полной распаковки? – спросил Хенсон Жолие.

Тот, в свою очередь, переглянулся с экспертом из Института искусства, который состроил кислую мину и пожал плечами.

– Мистер Вандерхук, – продолжил Хенсон, – как представитель голландского правительства, вы бы не возражали проследить за процессом?

– Глаз с нее не спущу! Даже и не сомневайтесь!

– У нас нет с собой печати института, – вмешался Жолие. – А без восстановления пломбы на повторно вскрытом ящике наша страховка потеряет силу.

– Законники! Адвокаты! Страховые компании! Вот оно, истинное правительство Америки! – фыркнул Вандерхук.

– Что делать, мы же не успеем все переоформить до вылета, – сказал Жолие.

– Срывайте пломбу, вскрывайте ящик, – решился Хенсон. – Я вам выпишу квитанцию. Институт все равно не отвечает за картину после погрузки на борт.

– А разве Казначейство может взять на себя такую ответственность? – спросил Вандерхук.

– Ну сколько же можно! – взмолилась Эсфирь. – Давайте, вскрывайте! Это же надо… И чего я не улетела в Тель-Авив?

Мужчины некоторое время на нее тупо смотрели.

– У вас есть ломик и молоток? – обратился наконец Жолие к начальнику охраны.

Пломба была успешно сорвана, а стальные бандажи, столь любовно затянутые вокруг ящика, заскрипели, затрещали и, наконец, свернулись кольцом, издавая гул на манер отпущенной двуручной пилы. Жолие только-только примерился ломиком, чтобы поддеть крышку, как в ангаре появился электрокар, управляемый одним из охранников. За его спиной сидело два человека. Один из них обладал розовыми щеками и белоснежным венчиком вокруг головы, а его сосед отличался седеющей вандейковской бородкой. Взвизгнув тормозами, карт остановился.

– Где мой адвокат?! – выкрикнул розовощекий, соскакивая на пол. – Где мой Ван Гог?!

Хенсон вышел вперед.

– Это вы – мистер Минский?

– Да! Кто же еще! А вам какое дело?

– Я от Казначейства. Нам поручено приглядывать за картиной, потому как сейчас мы несем за нее ответственность.

– У меня с собой профессор Альман из Нью-Йоркского университета! Где гарантия, что здесь моя картина?!

– Сэр, – сказал Жолие, – я вас заверяю, что картина, найденная на чердаке Сэмюеля Мейера, сейчас находится в этом ящике. Мы как раз собирались его открыть. Специально для вас.

– Жолие! – вдруг воскликнул доктор Альман и, чуть не сбив Минского с ног, бросился вперед. – Антуан Жолие! Как я рад! Я узнал вас по фотографии на суперобложке!