— Завтра? — уточнил Илья, вспоминая, что же там должно быть завтра. По всему выходило, что обычный день, и вряд ли даже какая-то задница стрясется. Впрочем, до появления в его жизни красноплащых и голубокурточных видений, никаких задниц не случалось очень, очень давно, Илья даже и отвык.

— Завтра, брат, — кивнул Дэш. — А пока я пойду, дела еще. Слушай, а рублей двести нету бедному студенту, брат?

— Да я как бы тоже бедный студент, — с сомнением сказал Илья, но все таки пошел в коридор и вытащил из кармана куртки пару бумажек. Дэш, последовавший за ним, тут же радостно их выхватил и пересчитал три раза.

— Э, спасибо, брат, век помнить буду! А теперь открывай свой “сейф”, выпускай Коня на волю, э? Я, конечно, сам умею, но гостя надо того, уважать, да? Выпроваживать уважительно! Без пинка под зад!

Илья неодобрительно покачал головой, но дверь открыл, и пару секунд потом слушал жизнерадостный топот вниз по ступеням, игнорирующий существование лифта. Потом пошел в комнату сестры, из окон которой было видно подъезд, сел на подоконник, прислонившись к стеклу лбом, и задумался о Дэше, о ралли, о небывалом черном лесе. Все это было, с одной стороны, совершенно не знатно, потому что не очень понятно, и Илья, следуя логике, приписал бы такие штуки действию каких-нибудь особых наркотиков в сочетании с нейропрограммированием. Но, с другой стороны, зачем бы это все нужно, и кому? Дэш оставлял свои записки даже в их квартире, каким-то образом, значит, мог сюда пройти, и денег вынести запросто и прочей фигни, но не сделал этого. Не сделал же? Спохватившись, Илья понял, что просидел на подоконнике полчаса, но Дэш из подъезда так и не вышел.

Куда мог он мог задеваться? В гости к кому-то зашел?.. Илья нахмурился и пошел проводить ревизию по квартире, все ли отцовские тайники были в порядке.

Вопреки многочисленным анекдотам о том, что при разборке шкафа можно найти много полезного и пять раз кота, пушистая скотина снова куда-то задевалась, поэтому после обследования закромов родины Илья занялся поисками собственной зверюги и такого удачного тайника, в котором кота было не найти, однако, удача ему не способствовала.

Примерно за этим занятием, правда, уже менее полном энтузиазма и ближе к ночи, Илью застал звонок злой, расстроенной донельзя и обиженной жизнью сестры.

— Дома ты, обормот? Да? А я вот работаю. Сволочь ты, учеба, чащоба … Вот что, зайка с ушками, иди в мою комнату, со стола возьми коробку из-под ботинок, она там одна, не попутаешь. И отвези Айке. Адрес я тебе скину. Я просто ей обещала, что сегодня привезу, а сама вот так вот. Довезешь? Тебя уже можно без взрослых на улицу отпускать? Да ты что! Я и не заметила. Ладно. Бывай! Лови адрес.

И, собственно, это и было причиной, по которой Илья в итоге обнаружил себя в начале второго в ночь с воскресенья на понедельник посреди района Строгино, в печальных размышлениях о том, а как теперь отсюда выбираться.

Собственно, конечно, он был сам виноват. Слишком долго тянул с выходом из дома, потом примерно вечность протупил в попытках половчее добраться от метро Щукинская, на котором он зачем-то вышел, на злополучную улицу Маршала Катукова. Доехав, он еще некоторое время пытался найти нужный дом наугад среди примерно одинаковых построек, пока не сдался и не включил карты на телефоне.

Потом Айка, задушевная Светина подружайка, так бурно радовалась передачке, что даже утащила не очень радостного курьера пить чай с тортом, и ему стоило в итоге большого труда вырваться из цепких рук Айкиного папы-музыканта, которому приспичило “выпить по-мужски и спеть пару нормальных пацанских песен, а то эти женщины ничего не понимают”.

Так что, пенять было не на кого. Потрясая немного мутной от заморской текилы головой, Илья счел за благо немного пройтись, освежить мысли перед тем, как всерьез задуматься над решением своей дилеммы.

Поскольку дорогу он условно знал только до Щукинской, поэтому в ту сторону он и двинулся в компании постепенно гаснущих окон окружающих домов. Они медленно утекали мимо, пока Илья расслабленно шел вдоль трамвайных путей, выписывая временами пьяные кренделя туда или сюда.

Шаг, и еще, и еще, и вот уже и мост, пустой, обманчиво тихий, только фонари горели ровным, спокойным оранжевым светом, и темная вода внизу причудливо отражает огни.

— Красиво, а, брат? — раздалось сзади, и Илья. надо сказать, даже не подпрыгнул. Может, слишком был “приняв”, или “привыкнув”, но он даже не обернулся.

— Что, дела уже закончились?

— Ну так, э, ты в ночи поперся и что делать? Делать-то что? Спасать надо было бежать, вот так вот, да? Вдруг бы Шторм тебя подкараулил, вот так вот?

— Ну и подкараулил бы, — Илья подошел к парапету и облокотился на него, глядя в темную воду. Сбоку раздалось шуршание, и Дэш приладился рядом, нахохленный, как воробей на жердочке. Его до того смешно поддернутые вверх спортивные штанцы были сейчас развернуты на полную длину, прикрывая лодыжки, в ярко голубая куртка застегнута до верха. Видимо, даже Коней и Поней пробирал прохладный ветер с реки.

— Э, брат, не справишься ты с ним пока. Да и я не поручусь, но я-то хоть знаю.

— А тебе вообще какой в этом цимес?

— Цимес?

— Вкусняшка твоя тут в чем?

— Так вдвоем, брат, “колыбельные”-то петь сподручнее. Я вот бьюсь-бьюсь, никак не пойму, что за Всадника этот Шторм нашел и окучивает.

— Чтоб я что понял, — пожаловался Илья. — Домой мне надо.

— Это точно, брат, надо. Ты того совсем.

— Не совсем. Но того. Такси, что ли, вызвать?

Дэш посмотрел на него, прищурился, сверкнул в оранжевой полутьме белозубой улыбкой и, уцепив Илью за рукав, потянул его обратно к середине моста, к рельсам.

— Сейчас что покажу, — пообещал он, наступил ногой на рельсу и тут же отступил. Илья даже рот открыть не успел, чтобы переспросить и выразить свое недоумение, как тихо звякнув, перед ними из ниоткуда затормозил трамвай: ярко освещенный, со вполне стандартной табличкой над затемненной кабиной. Правда, на табличке был написан не какой-то конкретный номер, а прочерк. Просто дефис, или тире, и выглядело это странно.

— Добро пожаловать, — широким жестом пригласил Дэш, и передняя дверь гармошкой сложилась, пропуская внутрь.

— Это что за нафиг? — вежливо уточнил Илья, чувствуя холодок блеклого ужаса, взбирающийся по хребту. Не то, чтобы трамвай выглядел так пугающе, но во всей ситуации было что-то радикально неправильное, ненастоящее. Или, наоборот слишком настоящее для тревожного сна.

Может, это я с Айкиным батей перепил, — предположил про себя Илья. И вовсе я не тут, на мосту, а там, возле диванчика на кухне, и заботливая сестрина подруга мне подушечку подложила под шею, чтобы завтра не ломило.

Но сон или нет, а Дэш профессиональным движением подтолкнул его в бок, и Илья почти кубарем влетел в салон. Дверь тут же закрылась за ними, но трамвай все еще стоял.

— Чего встал, брат, давай, садись, в ногах правды нет! То есть, ее и в других частях тела не очень, но в заднице явно больше, так что задницу сажай!

Подталкиваемый своим спутником, Илья прошел глубже и плюхнулся на одиночное сиденье, оглядываясь. Турникетов не было, да и привычных валидаторов: вместо них было три винтажных, ржавых компостера, к одному из которых Дэш вальяжно подошел и приложил пальцы.

Из компостера тут же высунулся длинный и тонкий не то зуб, не то хобот и впился в ладонь Дэша, жадно присасываясь. Несколько капель под невозмутимым взглядом парня упали на пол, пока Илья покрывался холодным потом от ужаса и протирал глаза, а потом компостер, видимо, наелся, и хобот втянулся обратно. Компостер дернулся, словно сыто рыгая, и неожиданно сообщил:

— Трамвай следует по маршруту “15д” до конечной остановки “Станция метро “Университет” без промежуточных остановок. Уважаемые пассажиры, будьте внимательны друг к другу, уступайте места инвалидам демонических войн, представителям древних времен и исчезающих рас, пассажирам с отпрысками, а также женщинам и лицам сильнее и быстрее вас. Желаем приятного полета.