Один из маминых ударов приходится мне по голени. Я закусываю от боли губу, раскровив ее. Ваня спешит на помощь, но я упускаю маму, которая шмякается об асфальт как мешок с картошкой. Брань ее слышна теперь и на другом конце улицы. Ей больно. И мне тоже. Так, это бесполезно. Потирая одной рукой ушибленное место, я смотрю на часы.

Все. Больше времени у меня нет. Если я задержусь еще на минуту, то Ваня останется без завтрака, а я опоздаю на работу. Боже, ну почему все именно так? И денег на такси, как назло, нет. Усиленно думая, я морщу лоб.

Из бесконечной вереницы машин выделяет одна и останавливается около нас. Я на всякий случай хватаю Ваню за руку и становлюсь за маму. Ее точно не тронут, а у нас будет время сбежать. Дверь открывается, и из машины, улыбаясь, выходит Александр Сергеевич.

М-да-а-а.

А я думала, что это утро хуже быть не может.

Чувствую, как мои щеки пылают.

Мама, лежа на боку, мычит что-то невнятное, устав горланить на всю улицу, и пытается подняться, но у нее не выходит.

– Анна, доброе утро, – здоровается Александр Сергеевич и ступает на тротуар. Он замечает маму, удивленно поднимает бровь и, переводя взгляд на меня, спрашивает: – все хорошо? – Я молча киваю, не в силах сейчас что-то объяснять. Он видит Ваню и, протягивая ему руку, представляется: – я – директор твоей сестры, Александр Сергеевич. А как тебя зовут, богатырь? – Ваня прячется за мою спину и украдкой поглядывает на мужчину в костюме и галстуке. Не часто такие люди протягивали ему руку. Да и вообще ему раньше никто ничего не протягивал, разве, что оплеуху отвесить.

– Александр Сергеевич, простите, – я выхожу из оцепенения, когда директор озадаченно опускает руку, – его зовут Ваня. Он плохо слышит. – Мама, которую я на секунду выпускаю из вида, доползает до моей лодыжки и крепко в нее впивается ногтями. Я ахаю и, качнувшись, заваливаюсь назад, но не падаю, потому что Александр Сергеевич вовремя удерживает меня. Мама переворачивается на спину, распластавшись между нами, и наконец замечает, что мы не одни. Едко щурится, разглядывая моего начальника, расплывается в улыбке и мурлычет, облизав пересохшие губы:

– Вы уж простите, что я в таком непотребном виде. – Александр Сергеевич озадаченно смотрит на маму. – И я бы не хотела потревожить Вас, но мне очень нужны деньги, – и она поспешно добавляет, как само собой разумеющееся, – я все верну. – Я озадаченно мотаю головой, не ожидая от мамы такой наглости.

– Мама, успокойся, пожалуйста, я дам тебе денег. – И наклоняюсь. – Вставай. – Александр Сергеевич обходит меня, помогает маме подняться и, открыв заднюю дверь, предлагает отвезти нас домой. Я пробую его отговорить (кожаные сидения его новенького автомобиля не предназначены для перевозки настоль «ценных грузов»), но он настаивает. Только зачем?

Вместе мы усадили маму на заднее сидение, что оказалось не самой легкой задачей. Хотя она и всячески старалась облегчить наши старания. Рядом с ней сели и мы с Ваней. Я назвала Александру Сергеевичу адрес и молилась, чтобы дома не оказалось ни одного из маминых ухажеров. Остановившись у подъезда, я оставила их одних, забежав за бутылкой, и через мгновение мы под руки вели маму домой.

Дома было пусто.

Оставив ей бутылку (иначе она снова бы пошла гулять по городу), я закрыла дверь на ключ. Но зная маму, все запреты и засовы только в нашей голове. А жили мы на первом этаже.

Вернувшись к машине, я поблагодарила начальника и, взяв Ваню за руку, собралась идти в другую сторону.

– Анна, – остановил меня Александр Сергеевич, – Вы куда? – Я кивнула на осмелевшего Ваню, который уже не прятался за моей спиной.

– Мне нужно отвести его в сад.

– Так садитесь, я отвезу. – Мне хотелось провалиться сквозь землю. Моя тайна на работе никому не была известна, а теперь получается, что узнают все. Неужели придется увольняться? Я выдохнула и покачала головой:

– Спасибо, здесь недалеко. Вы, итак, много для нас сегодня сделали. – Александр Сергеевич, обойдя машину, открыл заднюю дверь. Ваня, отпустив мою руку, стремглав бросился внутрь. Так-так. Кажется, кого-то сегодня ждет большая беседа. Я понуро опустила голову, чтобы скрыть смущение, и подошла к машине. Ведь Александр Сергеевич прав. Иногда тот груз, что сваливается на наши плечи становится невыносимо тяжелым. И хорошо, когда рядом есть кто-то, кто может пускай и не делом, но поддержать. Плохо, когда ты один.

И Ваня тоже прав. Он устал от выходок мамы, от эффекта неожиданности, после которого хорошего ничего не жди. И с каждым разом все становилось только хуже и хуже. Я сажусь рядом с братом и обнимаю его. Как бы я хотела ему другого прошлого.

Машина быстро доставила нас до ворот детского сада, и Ваня в припрыжку рванул открывать калитку. Я еле поспевала за ним. Надо же. Давно не помнила его таким прытким с утра.

Оставив брата, я вышла на улицу. Хотела свернуть как обычно в проулок, где находилась автобусная остановка, но заметила, что машина Александра Сергеевича так и стоит у ворот. Я подошла ближе, он, отвлекшись от телефона, улыбнулся и открыл переднюю дверь. Я, сомневаясь, стоит ли вообще садиться, раскраснелась. Что если на работе кто-нибудь увидит? Пойдут слухи. Хотя полчаса назад я вообще собиралась увольняться. Что ж. Значит, так тому и быть.

Я залезла на переднее сидение, и машина тронулась. Глядя, как Александр Сергеевич управляет автомобилем, я невольно залюбовалась его четкими, размеренными и уверенными движениями. Спокойствие и правильность всего происходящего теплом растекались по душе. Неужели еще остались такие мужчины, за которыми как за каменной стеной?

Так! Я стерла с лица наивную улыбку. Он просто помог. Увидел на дороге и помог. Ничего более. Он – начальник, я – младший и незначительный сотрудник. И нечего придумывать себе розовые замки. Моя реальность – это пьющая мать и маленький брат.

В сумке завибрировал телефон. Маша Афанасьева, программист, с которой мы часто обедали, прислала сообщение: «Прикинь, мне оклад подняли на 3т.р. Как думаешь, это Глебушка постарался?»

Я отложила телефон и озадаченно потерла лоб. Что-то слишком быстро меняются декорации, к чему бы это?

Проезжая знакомый перекресток, Алина заметила, что в задумчивости довольно сильно намотала на палец прядь волос, и он посинел. Разматывая волосы, она поняла, что страшно нервничает. Соловьев был человеком старых правил, а, зная его, она прекрасно понимала, что просто так он не оставит вчерашнюю ситуацию. Для него принципы дороже сотрудника. Ему ничего не стоит уволить Глеба. Сейчас, когда ее счастье осязаемо и так близко, что можно коснуться рукой. Нет, она не могла позволить такому случиться.

Алина закинула ногу на ногу и поправила юбку, глядя на Глеба. Его невозмутимость и несокрушимость всегда вдохновляли ее. Он всегда знал курс и никогда от него не отклонялся. Как танк, неся свое знамя и притягивая последователей. Именно этим он и притянул ее. Борясь с плохим предчувствием, Алина отвернулась к окну.

Въездные ворота на подземную парковку оказались закрыты. Глеб подъехал к ним вплотную и остановился. Раздавшийся сигнал распугал всех голубей в округе, стайкой взвившихся в небо, и заставил Алину отвлечься от мыслей. Позади них остановилась еще одна машина, окончательно перегородив и без того узкую улочку. Глеб еще раз посигналил, только на этот раз протяжнее. Ворота со скрипом распахнулись, и, не дожидаясь пока они полностью откроют проезд, Глеб отпустил тормоз. Машина позади заехала следом.