Рука залезла в кошелек и небрежно протянул деньги молодому негру, стоявшему за прилавком. Тот посмотрел на бумажку, потом на меня. Его лицо неожиданно изменилось, он как-то сьежился, испугался и даже чуть-чуть побелел, как показалось. Я недоуменно уставился на него. Он поспешил разрешить мои догадки и спросил на немецком, указывая на то, что ему протягивали.

- Что это? - коверкая могучий немецкий язык, он умудрился воспроизвести неподдельный ужас.

Я тоже посмотрел на это, и меня разобрал хохот. Вместо марок ему подал советскую двадцатипятирублевку. Не знаю от чего, но ситуация меня здорово развеселила. Действительно сложно представить, что в наше время на такие деньги можно купить столько товару, тем более в Германии. Извинившись, дал ему двадцать марок. Он облегченно улыбнулся и поспешил выяснить, что это за деньги ему пытались всучить. Я ему пояснил. Человека заинтересовало, сколько это в марках. Мне пришло в голову постоять за честь Родины. С невузмутимым видом сказал, что сто марок, но разменивать купюру не хочу, ибо она мне дорога как память.

Мы с Катей выпили кофе ради согрева и удовольствия, Маша уничтожила колу, съели по бутерброду. В животе потеплело, настроение улучшилось еще больше и душа стала искать выход, просила новых приключений. Вскоре пришел Юра, получивший свою порцию. Он выглядел очень гордым за себя, явно считал происшедшее исключительно своей заслугой, и мне выпала доля порадоваться по этому поводу, что я и сделал.

Через некоторое время моему коллеге пришла в голову идея стрельнуть себе сигарету, и я согласился его сопровождать, на всякий случай. На улице в сплошном беспорядке толпится и томится кучками народ, но ни курящих, ни продающих сигареты не видно. Вдруг из ниоткуда к нам, образно говоря, на голову свалился маленький мужичок, в котором сложно не узнать грузина. Его говор страшно утяжелен кавказским акцентом, столь приевшимся частым посетителям колхозных рынков. Без предварительного вступления, он спросил у нас по-русски, кто мы.

- Охрана лагеря, подразделение "Сибирские пантеры", - ответил я не моргнув.

Он принял это за чистую монету и поинтересовался: - А давно так вы тут?

- Да уже с утра.

- Откуда ви прыэхалы? - продолжал он пытать.

- Я из Москвы, а коллега из Рижского Сейма по спецзаданию, - я показал на Юру.

- А-а, - он неопределенно промычал.

Мужичек, видимо, не знал, что такое Сейм, или что такое "рижский". Но это обстоятельство его не огорчило и он поведал нам быль о своих похождениях. Для этого, наверное, и завел весь разговор, чтобы с кем-то поделиться. Вся история была рассказана в чисто грузинской манере и являет собой бесспорный шедевр, способный украсить любой сборник современного грузинского эпоса.

- А я, понымаишь, прыэхаль на этот Гэрманый! Ми тут с другом хотэлы, понымаишь, машыну купыть! Прывэзли дэньги, понымаешь! Ходыли в этот Франкфурт! Встрэтилы там чэловэка, хороший чэловэк, тоже грузын, понымаишь, такой генацвале! Он тоже машину приехал купыть! Он нас в рысторан повел. Хороший такой, понымаишь, рысторан. Ми там хорошо сыдэли! Три нэмэц, понымаишь, тоже угостыли! Потом ми его, этого генацвале, понимаешь, тоже в рысторан повели! Тоже хорошо сыдэли. Потом он нас опать повел и угощал. Потом ми его угощалы! Корочэ чэрэз два дэнь ми вэсь ддэнги потратили, и нам было ужэ нэчем угощать. Друг сказал, надо сюда идти, на азул здаватса. Ми и прышлы.

- Ну и чтож теперь? Будешь паспорта немецкого просить? - сочувствующе мы посмотрели в его глаза. Они светились душевной простотой и не были подернуты дурнотой азюлянтской паспортомании.

- Нэт! Зачэм мнэ этот паспорт? У мэня дома ест всо. Тут друг говорыт вороват можно в магазин. Можно видэо. Можно камэру. Потом дэнги чут-чуть возмем и машину - назад поедэм.

Ну Бог с тобой, мужик! Мы его еще послушали и расстались. Главная мораль от истории - не ходи в рестораны, а то хуже будет! Главное впечатление - грузины нам не соперники!

Уже в четыре часа дня нас привезли в дом родной - Минбрюх. Катя потребовала немедленно приступить к осмотру вещей, чем я ей и предоставил спокойно заниматься, избавив от своего общества, а сам поплелся в 33-ий.

- Крабчиков телевизор покупает, - сообщил мне очередную сенсацию дня Леня. - Болгары продают за двадцать марок, а он покупает.

- А где ж он деньги-то взял? - недоверчиво пришлось ухмыльнутся мне, ибо Юра и деньги - вещи, мало совместимые.

- А он в крудит. Телик сегодня берет, а деньги после получки.

- Ну в крудит, так в крудит, - передразнил я Леню. - Я за него рад. Молодец, Юра Крабчиков: думает об обществе. Теперь мы телевизор смотреть будем, - можно же за человека порадоваться.

- И мы тоже телевизор берем, - продолжил Леня список, как оказалось неокончившихся новостей.

- Это как? Вы что, каждый себе по телевизору берете, а потом каждый по своему экрану одну и ту же программу смотреть будете?

- Да нет. Мы один телевизор на троих берем. Каждый по шесть марок дает.

- А-а! Ну тогда вы все - молодцы.

Крабчиков принес телевизор, мы решили его посмотреть, раз уж купили. Я пошел позвал Катю, Леня привел Филиппа. До этого телевизор был только у Филиппа в 51-ом, и все ходили смотреть к нему. Но здесь, естественно, лучше. Во-первых, он как бы свой, а не арабский, а во-вторых, никто не мешает смотреть. Лично мне капитализм в действии нравится: денег еще не платили, а телик - вот он стоит! По этому поводу, кто в долг, а кто и за наличные, взяли у Бори пива и медленно его попивали. А Боря, довольный вдвойне: не только телевизором, но и проданным пивом, на радостях позволил себе расслабиться, взял банку тоже и стал рассуждать.

- Вот вы все паспорт... паспорт... Оно, конечно, хорошее дело! Но с другой стороны, если выгонят? Вот ты, Леня, - он ткнул банкой в сторону того. - Ты все обновки напялил уже на себя и тут же вон штаны пивом облил!

Боря осуждающе, но и с сожалением уставился на большое пивное пятно на брючине того.

- Когда время прийдет убираться, с чем ты поедешь? Всю новую одежду в хлам превратишь, а покупать денег не будет!

Леня помолчал, показав своим видом, что ему все равно. Завтра - это слишком далеко, чтобы о нем думать сегодня.